Как показал опыт тысячелетий, ценности не могут быть удержаны, если они не опираются на святыни. ХХ век с его потоками пролившейся крови выявил кризис автономной безрелигиозной морали. Это серьезный аргумент в пользу знакомства вступающих в жизнь поколений с мировыми религиями. Но весь вопрос в том, кто и как это делает. Мы слишком часто путаем духовность и клерикализм, веру наших отцов и вражду наших отцов друг к другу. В нашей многонациональной и поликонфессиональной стране опасно не ощущать разницы между глубокими религиозными поисками мыслящих, совестливых людей и модой на религиозность, принимающей порой дикие, одиозные формы. Вот лишь несколько примеров.
В Москве появились школы с этнонациональным компонентом: корейские, армянские, татарские и другие, в том числе еврейские. Случай привел меня в последнюю, и там на доске объявлений я прочел приказ, запрещающий педагогам начальной школы изучать с малышами сказку “Три поросенка”. В силу некошерности ее персонажей. Я не удержался и заметил коллеге-директору, что таким приказом он загоняет себя и детей в культурное гетто. “Вы — не настоящий еврей”, — прозвучал холодный ответ. На том и расстались. А ведь я знал этого человека раньше как вполне вменяемого педагога без фанатического блеска в глазах.
В другой раз ненастоящий еврей попал в православную гимназию на семинар православных физиков (!). Главная идея семинара заключалась в том, что каждый урок физики должен приводить к идее бытия Божьего (вероятно, чтобы детей стошнило — как раньше от марксизма–ленинизма, применимого ко всем наукам). Когда в ходе семинара я процитировал библейское изречение “Не поминай Господа всуе”, мне живо напомнили о том, кто я по национальности.
И последний пример.
Почувствовав, наконец, необходимость нравственного воспитания детей, государственные мужи приняли решение в порядке эксперимента ввести в программы четвероклассников основы православной, мусульманской, иудейской культуры по выбору родителей учеников. Желающим предоставляется право посещать занятия по светской этике. Внешне все выглядит пристойно, если, конечно, не задумываться о том, кто и что там конкретно будет преподавать. Так вот.
Привели родители в нашу школу девочку. Они недавно переехали в Москву из другого региона, где по приказу губернатора (!) уже пару лет внедряется подобный курс. Причем, по словам родителей, этот самый курс явился одной из причин перемены места жительства. Я выразил удивление, а они попросили меня поговорить с ребенком. Состоявшийся разговор мгновенно выявил причину родительской тревоги.
— Какое счастье, что мы православные!
— Наверное.
— Но если бы вы знали, как я ненавижу католиков!
— Чем же они тебе так насолили?
— Как вы не понимаете! Они же молятся Примадонне!
— Деточка, Примадонна — это Алла Борисовна Пугачева, а католики молятся Деве Марии, тогда как православные — Матери Божией. Дева Мария и Божия Матерь — это одна и та же женщина.
— Разве?
Кто–то уже успел отравить ее сознание ненавистью, причем к одной из христианских конфессий. Прикажете разъяснять десятилетнему ребенку теологические тонкости, отличающие молитвенную практику католиков и православных?
Впрочем, ничего нового мы не узнаем. В “Записных книжках” князя Петра Андреевича Вяземского читаем: “У многих любовь к Отечеству заключается в ненависти ко всему иноземному. У этих людей и набожность, и религиозность, и Православие заключаются в одной бессознательной и бесцельной ненависти к власти Папы”. Написано еще в позапрошлом веке.
Представляю себе отношение детей, прошедших такой курс “обучения”, к исламу, с учетом нашего преимущественно евроцентрического образования и эксцессов на Северном Кавказе...
Не скрою, меня больше порадовало недавнее высказывание одного юноши, увлеченного компьютерами, который глубокомысленно изрек: “Я догадался: Бог один — провайдеры разные!”
Почему нельзя продолжать любить свое и при этом не стремиться увидеть в другом ад? Школа — это место, где мы должны усиливать то, что объединяет, а не разделяет людей. Вот почему я против расселения детей по разным конфессиональным квартирам в одном школьном доме.
Почему же так трудно дается признание того, что все мировые религии содержат общие сердцевинные ценности? Потому что в основе обращения людей к религии лежат две причины: поиск идентичности и стремление обрести прочную нравственную опору в жизни. По большому счету две эти задачи не противоречат друг другу. Но у людей, не имеющих достаточной подготовки, на первый план выходит поиск идентичности. Религия превращается для них в средство опознания в примитивной схеме: свой — чужой. На первый план выдвигается известный вопрос: против кого дружим? Он и становится основой сплочения.
Прагматичные политики стремятся максимально использовать это испытанное средство объединения электората, не слишком задумываясь о последствиях и глубоких корнях, питающих подлинные религиозные чувства людей. В предельно откровенной форме свою идентичность не так давно обнажил суверенный Батька: “Я, конечно, атеист, но атеист православный”. Ну что тут скажешь?
Между тем, коль скоро мы всерьез, а не в конъюнктурных политических целях встаем на путь религиозного просвещения детей и юношества, нам самим предстоит научиться различать подлинную религиозность и ее искажение, имя которому — ненависть. Для этого необходимо иметь некий метод. Его предлагал своим слушателям православный священник Александр Мень:
“Альтернативой Иисусу Христу является антихрист. Это дух, дух, который действует в истории.
Христос — это свобода, антихрист есть порабощение. Христос — это любовь, антихрист есть ненависть. Христос — это вселенскость, антихрист замыкается в групповом, клановом, национальном и так далее. Христос есть ненасилие, антихрист — насилие. Христос — истина, антихрист — ложь. Пользуясь этим методом, мы всегда можем угадать дух антихриста и его носителей”.
Митрополит Киевский Платон (Городецкий) (1803—1891) остался в истории Русской православной церкви как выдающийся миссионер, много, в частности, сделавший для укрепления православия в Прибалтике. Это, однако, не помешало ему, человеку, всем сердцем любившему православие, сказать при встрече с инославными, что религиозные перегородки не доходят до небес. Да, как бы говорит он, перегородки есть, и мы их не можем не замечать. Но если наше духовное зрение будет более острым, то мы не сможем не увидеть, что Небеса над всеми одни — без перегородок. И что, осознавая свою ответственность перед вступающими в жизнь поколениями, можно противопоставить такому мировосприятию?
Русский философ В.Соловьев был убежден в том, что “мировая задача состоит не в создании солидарности между каждым и всеми — она уже и так существует по природе вещей, а в полном сознании и затем духовном усвоении этой солидарности со стороны всех и каждого”.
Пока до такого духовного усвоения очень далеко. Но с чего–то ведь надо начинать. С чего?
С раннего детства, пока ребенка не успели заразить племенной ненавистью и свирепой религиозностью.
