— Вячеслав Семенович, вы каждый день наблюдаете кошачью жизнь во всех ее проявлениях. В ней есть какие-то тайны?
— Мы, наверное, никогда не разгадаем до конца кошачью натуру. Я уверен, что кошки видят какой-то недоступный нам параллельный мир. По вечерам мой кот Чудик начинает ходить и урчать в местах, в которых, на наш взгляд, ничего нет. А он ведет себя так, будто там начинается какое-то заселение. Кошки быстрее реагируют на разные чрезвычайные происшествия. Убегают, когда начинается землетрясение или пожар.
— Как режиссер не можете не заметить, что некоторые кошатники не только похожи на своих любимцев, но даже невольно перевоплощаются в них.
— Конечно! Мне очень понравился фильм “Гафт, который гуляет сам по себе”. Мало кто из актеров так психологически подходит на роль кошки, как Валентин Гафт, хотя фамилия у него по звучанию чисто собачья. А мой учитель Игорь Владимирович Ильинский, великий артист, был похож на всех животных сразу. Когда Эльдар Рязанов стал снимать картину “Человек ниоткуда”, ему потребовался актер на роль снежного человека. А снежный человек в нашем представлении — это странное существо, поросшее шерстью. А Игорь Владимирович был покрыт волосами, как зверь. Когда он снимал с себя на пляже одежду, просматривалось некое сходство с медвежонком коалой. Он безумно любил кошек и мне привил это чувство. Он разговаривал с ними, как с людьми. Когда я спрашивал: “Игорь Владимирович, о чем вы сейчас?” — он отвечал: “У нас свое”. Он был великий придумщик и импровизатор. Страстный теннисист, он и кота своего хотел научить играть в теннис. Как-то пожаловался: “Пока он не держит ракетку”. Видя мое изумление, добавил: “Слава, пойми, мы двуногие и держим ракетку в одной руке, а коту надо взяться за нее двумя лапами. Сейчас я его обучаю”. Я же считаю, что обучить кошек ничему нельзя.
— А как же Юрий Куклачев со своим Театром кошек?
— Юра сам похож на кота, причем не только внешне. Хвостатые артисты считают его своим папой. Когда он пришел ко мне в цирковое училище, где я был режиссером-постановщиком, то показал себя прекрасным жонглером и акробатом. Но уже тогда почувствовал, что все это не его. Юра мне сказал: “Вячеслав Семенович, я буду заниматься дрессурой кошек!” Я не поверил, мне казалось, что это несбыточная мечта, потому что кошки вообще не дрессируются. Собаку можно многому научить, даже заставить что-то сделать, потому что она хочет помочь человеку. А кошка не хочет. Она ощущает себя выше, умнее и красивее. По разумению кошки, люди могут только оттенять ее совершенство.
— Так вот в чем секрет кошачьего папы!
— Да, он не учит их ничему, он использует их желание. Кошки не работают, они получают удовольствие. Когда он впервые приехал на гастроли в Америку, его встретили настороженно, подозревая в жестоком обращении с кошками, а потом мэр Нью-Йорка подарил ему театр! Юра и меня потряс, как потрясает весь мир, этой невероятной кошачьей стойкой. Еще у него есть очень красивый, лиричный трюк, когда он бежит по сцене, а кошки прыгают ему на спину и встают. Это выглядит так легко и естественно. “Ничего себе легко!” — сказал мне Юра. Когда он снял клоунскую куртку, под ней оказалась телогрейка — вся в остатках когтей!
— Вячеслав Семенович, вашего кота зовут Чудо. Кличка соответствует?
— Он появился у нас, как все брошенные кошки: сидел у батареи в нашем подъезде. Я сразу взять не решился, потому что животное — это ответственность. Но мои сыновья сказали: “Надо брать!” Когда котенка увидела моя жена Леля, она умилилась: “Чудо!” Так и назвали.
Две недели назад мне дали звание народного артиста России. Первый, кто меня поздравил, был кот. Обычно он выходит навстречу, я говорю: “Здорово!”, и он идет со мной на кухню. А тут вылетел пулей и вскарабкался на меня. Его переполняло ощущение радости. Хотя близость с ним возможна до определенного предела. Чудик не терпит фривольности. Еще он не переносит курение и мат. У нас два дня работал электрик, при этом курил и сквернословил. Кот терпел-терпел, а на третий день прыгнул ему на спину, как барс. Электрик чуть не свалился со стремянки и заявил: “Или убирайте кота, или больше не приду!”
— Чудик, наверное, и на соплеменников наводит трепет?
— Когда в первый раз вывезли его на дачу, немножко побаивались, что местные коты устроят ему выволочку. Наш Чудик — городской человек. Он смотрит с нами телевизор, давно выучил наш язык. А дикие кошки ловят мышей. Они еще в каменном веке. Телевизор не смотрят, не моются по утрам и не расчесываются. Однажды наблюдаем картину: сидит Чудик, а вокруг него расселись солнцеобразно штук восемь кошек. Он им что-то рассказывает, они слушают его, как педагога. Мне кажется, они испугались его интеллекта. Потом он пригласил их позавтракать. С тех пор выносим для них еду.
— Он у вас избалованный?
— Когда Леля котенком брала его в постель, я сразу предупредил: “Это чревато!” Тогда Чудик лежал в ногах, но через год-два начал устраиваться посередине. Миграция его по постели такова, что мы ложимся туда, где его нет. Уже ничего не сделаешь. Если вытянешь ногу по диагонали, получишь ощутимый удар лапой с когтями. И только с моими внуками кот общается на равных, потому что они живут в его мироощущении, они все из одного века.
— Разве это имеет значение?
— Был век науки, пришло время чувственного потока, который открыл великий Станиславский. Я напал у него на потрясающую фразу: по линии действия должен покатиться паровоз чувств. Он вообще говорил, что нельзя играть чувство. Константин Сергеевич мог бы заниматься кошачьим театром. Кошки живут в чувственном потоке, у них нет анализа, но есть инстинкт, заставляющий реагировать на запахи и звуки. Мы должны научиться понимать животных и не переступать черту. Брошенные животные мстят человеку. Собаки и коты стали объединяться в стаи, в городе есть места, где не пройдешь. Вороны тоже стали объединяться. Я живу в зеленом районе и не раз наблюдал картину, как они окружали котенка и забивали его.
— Если бы мы всегда могли понимать животных!
— Чтобы понимать, надо их изучать. Говорят, что японцы уже сделали устройство для перевода животного языка на человеческий. Но, мне кажется, теряется романтика, уходит флер, который нас отделяет друг от друга. Вот Сергей Есенин понимал меньших братьев как никто. Его стихотворение “Дай, Джим, на счастье лапу мне” посвящено собаке Качалова. Но фишка в том, что это был огромный пес, который кусал даже хозяина. Джим устраивался под столом, и гости дрожали от страха, что пес схватит за ногу. И только пьяному Есенину, рязанскому мужику, Джим позволял все. Поэт залезал под стол, трепал собаку за холку, а она давала ему лапу. Космический был человек.
