Академик Сахаров обладал уникальной интуицией и часто предвидел результат сквозь сложнейшие формулы.
Однажды Яков Зельдович рассказывал о своей новой работе по астрофизике, выкладывая многоступенчатые теоретические построения и громоздкие формулы. Аудитория напряженно слушала, пытаясь уследить за ходом мысли ученого. И тут неожиданно прозвучала реплика Сахарова: оказывается, он уже «увидел» ожидаемый результат.
Докладчик досадливо умолк и посетовал:
– Вы бы погуляли часок, Андрей Дмитриевич, а мы к тому времени, возможно, доберемся до вашего решения.
Еще будучи школьником, посещая математический кружок при МГУ, Андрей Сахаров задачам на доказательство теорем предпочитал комбинаторные задачи, в которых требовалось найти число каких-то объектов. Здесь он часто первым указывал правильный ответ. Но объяснить, как он получил результат, толком не мог. Другие школьники, да и сами преподаватели, его не всегда понимали.
«Я был очень углубленным в себя, в какой-то мере эгоцентричным, болезненно неконтактным мальчиком», – вспоминал Андрей Дмитриевич.
Несколько раз он пытался участвовать в олимпиадах, но всегда неудачно – Андрею Сахарову не удавалось сосредоточиться в условиях ограниченного времени. Дома потом он решал некоторые из олимпиадных задач, но тоже не все – длинные вычисления его отпугивали.
Одно время, прочитав книгу по палеонтологии, он собирал окаменелости. А потом, «заглотив» «Охотников за микробами» Поля де Крайфа, подумывал, а не стать ли ему микробиологом? Но в большей степени его влекла физика. Этому способствовал и отец – преподаватель физики.
Как отличник, Андрей Сахаров имел право поступить в вуз без экзаменов. Осенью 1938 года он стал студентом физического факультета МГУ. На первых трех курсах, как вспоминал Андрей Сахаров, он «жадно впитывал в себя физику и математику», пропуская скучные лекции, по 8–10 часов просиживал в читальном зале. Читал, впитывал не учебную литературу, а серьезные научные труды.
У студентов была забава – подкрасться вдвоем сзади к зазевавшемуся товарищу и перевернуть его в воздухе. Стоит ли говорить, что жертвой шутки становился и «не от мира сего» Андрей Сахаров. Как он сам признавался, в первые три университетских года у него так и не возникло глубоких дружеских связей.
Когда началась война, часть студентов курса, комсомольцев, послали рыть противотанковые рвы на предполагаемой линии обороны. Сахаров на «спецзадание» не попал, так как не был комсомольцем. Как он сам потом объяснил в книге воспоминаний, в ВЛКСМ он не вступил по причине своей пассивности, а не по идеологическим соображениям.
В июле 1941-го всех студентов-парней, имевших хорошую успеваемость, вызвали на медкомиссию. Отбирали в Военно-воздушную академию. Медицинский отбор был очень строгий, Андрей Сахаров его не прошел. Пошел работать в университетскую мастерскую, организованную профессором Пумпером для ремонта военной радиоаппаратуры. Потом, по предложению профессора Дехтяра, перешел в изобретательскую группу, где сделал опытный образец магнитного щупа для нахождения стальных осколков в телах раненых лошадей. Эта работа велась по заданию ветеринарного управления армии.
Тогда же он вступил в ряды ПВО при университете и при домоуправлении. Когда начались воздушные налеты на Москву, участвовал в тушении зажигалок и пожаров. Почти каждую ночь дежурил на крыше, наблюдая «тревожное московское небо с качающимися лучами прожекторов, трассирующими пулями, юнкерсами, пикирующими через дымовые кольца».
Студенты выходили на субботники, разгружали эшелоны с промышленными и военными грузами. По воспоминаниям Андрея Сахарова, потом «на губах целыми днями был горький вкус от каких-то компонентов взрывчатых веществ».
В октябре 1941-го университет, по постановлению правительства, был эвакуирован в Туркмению, в Ашхабад. Студенты должны были окончить обучение на год раньше, чем предполагалось. Программа была сокращена. Как вспоминал потом Андрей Сахаров, это было одной из причин, почему в его образовании физика-теоретика остались на всю жизнь зияющие пробелы.
Будущий академик вспоминал, как весной он перебрался спать из душной комнаты на плоскую крышу общежития, расстелив там свои несложные постельные принадлежности. По ночам он наблюдал звездное южное небо, а на рассвете –освещенную первыми лучами солнца красноватые горы Копет-Дага.
В Ашхабаде у Андрея Сахарова установились близкие товарищеские отношения с однокурсником Петей Куниным. На улицах туркменской столицы росло много шелковицы – тутового дерева. Студенты усиленно собирали сочные ягоды – это было серьезным подспорьем в их безвитаминном питании. Местные жители смотрели на приезжих с некоторым ужасом: они этих ягод не ели.
Курс Сахарова выпускался со специальностью «Оборонное металловедение». Профессор Власов предложил Андрею Дмитриевичу остаться в аспирантуре на кафедре теоретической физики. Но Сахаров отказался, шла война, он хотел принести хоть какую-то пользу фронту и стране. Получив диплом «с отличием», отправился сначала в Ковров, а потом на патронный завод в Ульяновск.
Андрей Дмитриевич совершенно не представлял себе патронного производства, никогда в глаза не видел штамповочных патронных станков… Главный механик, в чье распоряжение Сахаров был отправлен, едва взглянув на «зеленого» выпускника, отправил его от отдела на лесозаготовки.
В составе бригады Андрею Сахарову пришлось пилить лес недалеко от Мелекесса. Он вырос в интеллигентной семье, где его воспитанием занимался в основном дед – присяжный поверенный Московского окружного суда, и бабушка, которая происходила из дворян. Первые пять лет Андрей был на домашнем обучении. Книгами его детства были Евангелие и сочинения Льва Толстого. Поэтому тяжелая работа на лесозаготовках давалась ему не просто.
По вечерам они отправлялись в колхозное поле за картошкой, которая оставалась после копки в земле, откуда-то появлялась водка. Там, у вечернего костра, Андрей Сахаров впервые услышал прямое, открытое осуждение Сталина.
Вернувшись на завод, Андрей Дмитриевич работал в две смены с 11-часовым рабочим днем без выходных. Стахановские обеды состояли из нескольких ложек пшенной каши с американским яичным порошком. Тарелок не было, кашу раскладывали на листах бумаги и тут же ее съедали, запивая из жестяных кружек подобием чая.
Перейдя в Центральную заводскую лабораторию, Андрей Сахаров занялся разработкой прибора для усовершенствования технологического процесса производства стальных сердечников для пуль. Молодой инженер Сахаров изобрел прибор, который просвечивал снаряд и сам находил брак. Раньше эту работу делали вручную, выборочно разламывая патроны. Выделенный ему в помощь конструктор сделал чертежи «промышленного» варианта, который был очень похож на лабораторный, даже медная трубка, которую Сахаров нашел на свалке, была точно такой же.
Революционное изобретение тут же засекретили, а его автор получил премию в три тысячи рублей при тогдашней зарплате в 800 рублей.
Здесь же, в заводской лаборатории, Андрей Сахаров встретил свою будущую жену, Клавдию Вихиреву. Будущий академик вспоминал, что в октябре в бане у него украли ботинки, и ему пришлось по первому ледку возвращаться в общежитие в носочках. А потом ходить зимой в летних туфлях. Клава нашла для него обувку, которая осталась у ее родственницы от покойного мужа, чем спасла Андрея Сахарова от грозившего ему воспаления легких. Вскоре они поженились.
А в конце 1944-го Андрею Сахарову пришел вызов в Москву в Физический институт АН СССР имени Лебедева (ФИАН), к известному физику-теоретику Игорю Тамму, кому он послал несколько самостоятельно выполненных научных работ. Молодого инженера приглашали на экзамены в аспирантуру.
Андрей Сахаров вспоминал, что ему было жалко оставлять изобретательскую работу, но «тяга к науке была сильней, с огромным перевесом».
В Москве у него начался новый этап жизни. Будучи аспирантом, чтобы прокормить семью, он читал лекции в Энергетическом институте, преподавал в вечерней школе.
В ноябре 1947-го Андрей Сахаров защитил кандидатскую диссертацию, а через год был включен в научно-исследовательскую группу по разработке термоядерного оружия, которой руководил Игорь Тамм.
Академик Игорь Тамм слыл среди коллег образцом чести. Они даже ввели единицу порядочности в системе советских научных ценностей – «тамм», тогда как на Западе такой единицей считался «бор» (в честь Нильса Бора). При этом один тамм здесь был равен одному бору там.
Перед группой Тамма была поставлена задача провести теоретические и расчетные работы с целью выяснения возможности создания водородной бомбы. Конкретно – нужно было проверить и уточнить те расчеты, которые велись в Институте химической физики в группе Якова Зельдовича.
Ученым была выделена комната, ключ от которой хранился в секретном отделе. Все записи они должны были вести в специальных тетрадях с пронумерованными страницами, а после работы складывать в чемодан, запечатывать личной печатью, а потом сдавать в секретный отдел под расписку.
Как вспоминал Андрей Сахаров, вскоре он предложил «альтернативный проект термоядерного заряда, совершенно отличный от рассматривавшегося группой Зельдовича по происходящим при взрыве физическим процессам и даже по основному источнику энерговыделения». Его идеи дополнили исследования коллеги Виталия Гинзбурга.
В семье Сахаровых между тем родилась вторая дочь, и Игорь Курчатов поспособствовал, чтобы ученому выделили трехкомнатную квартиру на окраине Москвы. Яков Зельдович сострил, высказавшись, что это первое использование термоядерной энергии в мирных целях.
Однако когда Андрею Сахарову предложили вступить в партию, он отказался. Тем не менее в марте 1950-го он попал на «объект», в КБ-11 по разработке ядерного оружия, в Саров, «к Юлию Харитону, для успешной разработки темы».
Андрей Дмитриевич вспоминал о специфическом укладе, который сложился среди научных сотрудников: очень деловом, товарищеском, необычайно напряженном. Если было надо, ученые работали сутками напролет.
Строго засекреченный объект КБ-11, который в разные годы именовался «Приволжская контора», База № 112, Горький-130, Кремлев, Арзамас-75, Арзамас-16, Саров, представлял, по описаниям Андрея Дмитриевича, довольно странное порождение эпохи. «Крестьяне окрестных нищих деревень видели сплошную ограду из колючей проволоки, охватившую огромную территорию. Говорят, они нашли этому явлению весьма оригинальное объяснение – там устроили «пробный коммунизм». Этот «пробный коммунизм» – объект – представлял собой некий симбиоз из сверхсовременного научно-исследовательского института, опытных заводов, испытательных полигонов – и большого лагеря», – так описывал «объект» в своих воспоминаниях Сахаров, которому было отдано 18 лет жизни.
Андрей Дмитриевич с семьей жил рядом с лагерем заключенных, которые были заняты на различных строительных работах. Ежедневно по утрам мимо их окон проходили длинные серые колонны людей в ватниках, рядом шли овчарки. «Можно было утешаться тем, что они не умирают с голода, что в других местах – на лесоповале, на урановых рудниках – много хуже», – вспоминал Андрей Дмитриевич.
Но и над жизнью «вольных» царствовал «режим». Ни один человек не мог поехать в отпуск, навестить родных, даже умирающих, или на похороны, или в служебную командировку, без разрешения отдела режима.
В первые объектовские годы Андрей Сахаров и Игорь Тамм провели пионерские работы по управляемой термоядерной реакции. Ученые выдвинули и развили идею создания магнитного термоядерного реактора, которая легла в основу управляемого термоядерного синтеза.
При разработке водородной бомбы Андрей Сахаров предложил окружать первичный атомный заряд чередующимися слоями термоядерного горючего и делящегося материала. Этот проект получил название «сахаровская слойка».
Приближалась дата испытания первого термоядерного заряда РДС-6С. В июле 1953-го все работы по подготовке изделия были закончены. На полигон, расположенный в Казахстанской степи, недалеко от Семипалатинска, Андрей Сахаров отправился вместе с другими учеными в вагоне Юлия Харитона.
Испытание было намечено в наземном варианте. Изделие поместили на специальной башне, построенной в центре испытательного поля. 12 августа в 4 часа ночи всех, живущих в гостинице, разбудили тревожные звонки. Подойдя к окну, Андрей Сахаров увидел, как вдоль всей линии горизонта движутся грузовики с включенными фарами, развозящие по рабочим местам участников испытаний.
Через два с половиной часа ученые собрались на наблюдательный пункт в 35 километрах от точки взрыва.
Андрей Дмитриевич вспоминал, что не только они, но и начальники заметно нервничали. Малышев, обращаясь к Борису Львовичу Ванникову, попросил, стоя на первой ступеньке блиндажа:
– Борис Львович, экспресс-анекдот.
Тот тут же «выдал»:
– Почему ты такой грустный?
– Презервативы плохие.
– Что, рвутся?
– Нет, гнутся.
Присутствующие рассмеялись. Согласно инструкции, все легли на живот на землю, лицом к точке взрыва. Надели черные предохранительные очки. Потянулось томительное ожидание. Громкоговоритель рядом давал команды: «Осталось 10 минут, 5 минут, 40 секунд… 1. Над горизонтом что-то сверкнуло, затем появился стремительно расширяющийся белый шар – его отсвет охватил всю линию горизонта.
«Я сорвал очки и, хотя меня ослепила смена темноты на свет, успел увидеть расширяющееся огромное облако, под которым растекалась багровая пыль. Затем облако, ставшее серым, стало быстро отделяться от земли и подыматься вверх, клубясь и сверкая оранжевыми проблесками. Постепенно оно образовало как бы «шляпку гриба». С землей его соединяла «ножка гриба», неправдоподобно толстая по сравнению с тем, что мы привыкли видеть на фотографиях обычных атомных взрывов», – вспоминал Андрей Сахаров.
В этот момент до присутствующих дошла ударная волна – оглушительный удар по ушам и толчок по всему телу. Было ясно, что мощность взрыва приблизительно соответствует расчетной. Потом собственными глазами убедились – от башни остались только бетонные основания опор… Высокие чины поздравляли и обнимали ученых, говоря об огромном вкладе в дело мира.
В октябре того же 1953 года Андрея Сахарова, который претендовал на звание члена-корреспондента Академии наук, единогласно избрали сразу академиком. И это в возрасте 32 лет! Вместе с Игорем Таммом они были удостоены звания Героев Социалистического Труда, а также получили Сталинские премии в сумме 500 тысяч рублей, по тем временам это были колоссальные деньги.
Следующим этапом стало создание двухступенчатой водородной бомбы, в которой термоядерная реакция вызывалась ударной волной от подрыва атомного заряда.
Испытание РДС-37 было намечено на 20 ноября 1955 года на полигоне в Семипалатинске уже в авиационном варианте: термоядерное изделие сбрасывалось в виде авиабомбы. Во время испытаний погода внезапно испортилась, появилась облачность. Когда самолет-носитель с изделием в бомболюке был уже в воздухе, испытания решили отменить. В этих условиях Зельдович и Сахаров дали экстренное заключение о возможности безопасной посадки самолета с водородной бомбой на борту. Самолет благополучно приземлился.
Бомбу взорвали два дня спустя, 22 ноября. «Вышло! Вышло! Все получилось!» – кричал Зельдович, обнимая Сахарова. Испытание стало завершением многолетних усилий, триумфом, открывавшим пути к разработке целой гаммы изделий с разнообразными высокими характеристиками.
Потом была АН602 – «Царь-бомба» или «Кузькина мать»…
«Мы исходили из того, что эта работа – практически война за мир. Работали с большим напряжением, с огромной смелостью», – вспоминал Андрей Сахаров.
Он был полностью погружен в науку, казалось, что повседневная, бытовая жизнь его мало интересовала.
Его соседи по коттеджам в Сарове вспоминали, что Андрей Дмитриевич мог отправиться на работу в костюме, испачканном мелом, и… в разных носках. Соседские ребятишки сбегались посмотреть на выход чудаковатого ученого из дома.
Ученый-физик Юрий Смирнов, в свою очередь, вспоминал, что «коллеги нередко видели Андрея Дмитриевича в ботинках, принадлежащих к разным парам. Однажды на полигоне он многих удивил большим круглым вырезом сверху на одной из своих туфель. Объяснение оказалось неожиданным: ногу нестерпимо жало и Андрею Дмитриевичу пришлось воспользоваться ножницами… »
Но талантливому ученому, который на ходу обдумывал новые идеи, это было простительно.
В последующие годы при участии Андрея Сахарова был создан ряд водородных зарядов различной мощности для многих классов носителей – баллистических, крылатых и зенитных ракет, торпед…
В области разработки термоядерного оружия он работал до 1968 года. Потом в жизни Андрея Сахарова начался новый период. Его общественно-политические взгляды претерпели большую эволюцию. Почти все свои сбережения он передал на строительство онкологической больницы и в Красный Крест. Занялся правозащитной деятельностью, стал диссидентом. После заявлений, осуждающих ввод советских войск в Афганистан, был лишен звания трижды Героя Социалистического Труда, всех государственных наград и премий. И в 1980 году с женой Еленой Боннэр выслан из Москвы в Горький. (Первая жена Андрея Сахарова, Клавдия Алексеевна, умерла в 1969 году от рака). Академика могли выслать и из страны. Но все упиралось в «ядерные секреты» – он слишком много знал. Из ссылки в столицу в конце 1986-го его вернул генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев. В 1989 году Андрей Сахаров был избран народным депутатом СССР от Академии наук, участвовал в I Съезде народных депутатов СССР в Кремлевском дворце съездов.
Но это тема уже отдельного очерка. Нам важно было показать вклад ученого в атомную промышленность, в науку. А он поистине был огромен! Андрей Сахаров был автором выдающихся работ по физике элементарных частиц и космологии. Ему принадлежит основная идея осуществления термоядерного синтеза. Его мысль о нестабильности протона поначалу казалась нереальной, но через несколько лет мировая наука провозгласила поиски распада протона «экспериментом века». В равной мере оригинальные идеи он выдвинул и в космологии, дерзнув проникнуть в раннюю историю Вселенной.
Андрея Сахарова не стало 14 декабря 1989 года. Он умер на 69-м году жизни от внезапной остановки сердца.
Фото: Госкорпорация «Росатом»
Читайте также «Ефим Великий»
