«Чистая Арктика – Восток-77» – это самая большая континентальная арктическая экспедиция за последние сорок лет по количеству участников, исследований, протяженности маршрута. Цифра «77» в ее названии указывает на количество участков маршрута, на которых проведены исследования. В экспедиции приняли участие представители 21 института РАН – свыше 700 исследователей и научных волонтеров. Несмотря на то что годовой маршрут экспедиции, стартовавшей из Мурманска и финишировавшей в Петропавловске-Камчатском, уже завершен, многие участники еще находятся на отдаленных территориях и завершат свои исследования только к 15 декабря.
- Расскажите, пожалуйста, что являлось главной целью экспедиции?
Дмитрий Белов: За последние полвека существенно изменился инструментарий полевых исследований во многих научных сферах. Целью нашей комплексной экспедиции была отработка современных способов логистики и организации исследований, в которых принимают участие научные коллективы разных институтов. Кроме того, в экспедиции впервые в истории работал полноценный цифровой штаб, который организовал обработку результатов данных и оперативную связь научных групп с базовыми учреждениями для координации и консультаций.
Озеро Артура Чилингарова
– Слышала о географических открытиях во время экспедиции. Расскажите о самых интересных из них.
Д.Б.: На каждом участке маршрута первыми к работе приступали картографы из института географии РАН и СПбГУ. Полный отчет пока готовится, но уже сейчас можно говорить об обследовании озер, рек, водопадов, а также горных перевалах и горах. Какие-то из них были в свое время не точно нанесены на карты, многие уже попали в поле зрения туристов или промышленников, но не имеют зарегистрированных названий. Приведу два примера: нами обнаружена гора – самая высокая точка горного кряжа в Мурманской области, которая заслонена со всех сторон соседними вершинами и, поэтому, с древних времен не могла являться ориентиром для путников, а потому до сих пор остается безымянной. Кроме того, инструментальная съемка современным оборудованием показала, что вершина неточно нанесена на официальные карты. В реальности она находится намного южнее. А в Якутии мы обнаружили исчезновение одного ледникового озера и появление другого – расположенного ниже по склону горного массива.
По итогам экспедиции предстоит также большая работа по экспертизе и присвоению названий этим и многим другим объектам на языках коренного населения или русском языке. Эту работу будут делать уже не географы, а наши российские этнографы, социологи-антропологи и филологи.
Тем горам, перевалам, озерам, которые никогда не имели названий, по предложению академика РАН Артура Николаевича Чилингарова будут присваиваться названия ученых и организаций, внесших вклад в освоение Арктики. К сожалению, сам Артур Николаевич Чилингаров уже не с нами. Поэтому одним из первых имен, которое получит уникальное озеро в Мурманской области, возможно, станет именно его имя – «Артур». Такое предложение уже поступило от участников экспедиции.
- Расскажите, на чем вы передвигались по Арктике?
Д.В.: Основные перемещения производились на вертолетах, катерах и вездеходах.
В экспедиции применялось семь типов колесных вездеходов. Но в задачу входило не просто перемещение, а еще и испытание новых видов техники для Арктической зоны. Лучше всего себя зарекомендовали снегоболотоход-амфибия и вездеход для тундры и тайги. Без этих машин экспедиция не выполнила бы своих задач. Нужно сказать, что конструктивные изменения, которые производители машин внесли по итогам испытаний в нашей экспедиции, сделают арктические версии обеих машин действительно прорывными. Например, обе машины теперь гарантируют выживание людей в тундре и тайге в течение 48 часов при любой поломке и при температуре ниже минус сорока пяти градусов.
Заброшенные объекты
– Одной из главных задач экспедиции было составление «Карты хозяйственного наследия СССР в Арктике». Можете рассказать, что на нее будет нанесено?
Оксана Толстых: Это карта заброшенных объектов, которые могут представлять угрозу для природы – портовая инфраструктура, старые рудники, неиспользуемые аэродромы и поселки. В целом картина, которую мы увидели во всех регионах российской Арктики, нас обрадовала, большинство объектов уже не являются заброшенными. Они переданы государственным и частным компаниям, которые включили их в свою производственную сферу или используют как базы для решения задач комплексной безопасности страны. Новые хозяева довольно быстро ликвидируют свалки техники, утилизируют емкости с остатками горючего времен СССР. Объектов, которые не охвачены работами (раньше их насчитывалось свыше 12 тысяч), осталось по всему Северу уже меньше восьмисот.
– Так карта уже существует?
О.Т.: Карта существует, ею уже заинтересовались ряд госкорпораций и промышленных компаний, которые видят для себя определенные интересы в утилизации или дополнительной консервации обозначенных на ней объектов. Мы готовим доклад в дирекцию Северного морского пути об объектах, нуждающихся в ликвидации, расположенных в прибрежной зоне вдоль маршрута СМП. Надеемся, что коллеги в руководстве Севморпути увидят возможности вывоза нескольких десятков тысяч тонн старой техники и конструкций по морю в Архангельск или Мурманск на переработку.
Пауки и цапли
– Все говорят, о том, что Арктика тает. Члены экспедиции нашли тому подтверждения?
О.Т.: На севере давно заметили расселившуюся далеко на север цаплю и южный вид пауков, который называется южнорусский тарантул. Ареал их распространения на нашей экологической карте выглядит как несколько узких полос. Это результат так называемого «лепесткового растепления». «Лепестки» – это своеобразные узкие коридоры, по которым птицы, а также некоторые южные виды пауков проникают на север страны.
– И каковы же по ширине эти «лепестки»?
О.Т. : Они как правило имеют ширину от 50 до 200 километров у южного основания и сужаются к северу. Кстати, именно по этим «лепесткам» чаще всего распространяется и процесс таяния вечной мерзлоты. Первый вывод, который мы сделали на основе наблюдений: мерзлота может меняться с разной скоростью на одной широте. Это значит, что сооружения, стоящие на ней в десятках и сотнях километров друг от друга, могут отличаться по степени риска обрушения.
Научные партизаны
– Взаимодействовали ли вы с местным населением, с коренными народами?
Д.Б.: Пожалуй, самый масштабный проект, реализованный в рамках экспедиции, это создание «групп длительного мониторинга» из числа местных жителей. Их уже прозвали «научными партизанами».
В каждом регионе Севера, Сибири и Дальнего Востока мы сформировали группы из представителей коренных малочисленных народов, которые согласились помогать ученым и вести некоторые несложные, но регулярные климатические исследования. Например, по всей Арктике с помощью «научных партизан» проводятся наблюдения за изменением болот и таянием многолетней мерзлоты, чтобы выявлять общие тенденции и региональные особенности. Также «научные партизаны» наблюдают за изменениями в поведении животных. Уже выявлены изменения ареалов тех самых южных пауков и серой цапли в Якутии, на Ямале и в ХМАО.
Есть еще один важный аспект в создании групп «научных партизан». Группы формируются с соблюдением определенных требований к возрасту, полу и роду занятий коренных жителей. Это делается для того, чтобы сами "научные партизаны" являлись еще и участниками серии социологических исследований современного образа жизни сообществ коренных малочисленных народов. Такого рода исследований с охватом территории всего Севера и Дальнего Востока не проводилось со времен СССР.
О российской чернике и оленьих маршрутах
– Чем занимаются сегодня местные жители в Арктике?
О.Т.: Сбором ягод, оленеводством.
По данным исследований, сегодня количество людей, занятых в сезонном сборе северных ягод, превышает миллион человек. Это целая отрасль! Но она, увы, переживает сейчас кризис: доля российской ягоды на полках магазинов уменьшается, уступая привезенной из Марокко и других стран.
– Почему же так происходит?
О.Т.: Причина здесь – нерегулярность закупок и нестабильность цен у скупщиков, отсутствие системной поддержки отрасли, которая существовала в СССР.
При этом все понимают, что наша ягода на рынке очень ценится. К примеру, она почти на вес золота в Китае и в других странах с развитой фармакологической промышленностью. Но в Москве ее практически не купить, так как с полок магазинов ее вытеснила дешевая африканская голубика или ягоды, выращенные на опилках в подмосковных оранжереях. Если так будет продолжаться, то российские дети смогут попробовать российскую чернику, бруснику, чернику, голубику и клюкву только в составе иностранных лекарств или витаминов, хотя весь Север покрыт ковром ягод, и людьми собирается всего один процент от возможного объема урожая.
Д.Б.: Сегодня в России создается общественное движение с участием представителей коренных народов, общественных деятелей и представителей компаний, занимающихся закупкой у населения дикоросов. Осенью его представители представят в профильные федеральные ведомства и комитеты Госдумы свои проекты по государственной поддержке отрасли. Я считаю, что необходима программа, мотивирующая наши торговые сети предусмотреть полочное пространство для российских ягод и продуктов из них.
– А как развивается оленеводство на Севере?
Д.Б.: Очень интересны изменения, отмеченные нами. Оленеводческие предприятия и общины разделились на два разных типа по назначению – этнокультурные и товарные. Этнокультурные созданы и существуют для сохранения культуры, языка и промыслов отдельных народов Севера, и они не производят продукцию на продажу в больших объемах. Их сегодня большинство. Но есть несколько сотен крупных товарных производств оленины. Эти хозяйства поставляют мясо и полуфабрикаты в промышленных масштабах.
Современность накладывает свой отпечаток и на эту сферу деятельности. К примеру, на Ямале и на Таймыре оленеводческие бригады меняют сформированные веками маршруты оленьих стад из-за... линий мобильной связи. Бригады подолгу задерживаются вблизи вышек, дающих на их гаджеты Интернет и возможность совершать звонки. Чтобы вернуть пастухов оленей на привычные для оленей маршруты, мы в экспедиции проводили испытания комплектов спутниковой связи, которые позволят оленеводам, рыбакам и прочим кочевникам подключаться к сети в любой точке тундры или тайги.