Холодным утром 2005 года древний московский храм Владимира в Старых Садех был полон. Собрались несколько поколений большой московской семьи, среди представителей которой были люди самые разные по своим занятиям и убеждениям, характерам и даже национальностям.
Они собрались, чтобы попрощаться с родственником, которого в семье любили и уважали все. Его звали Аркадий Бениаминович Найшуль, хотя родные знали его просто как Аркашу (старшие) или дядю Аркадия (младшие). Случайный прохожий, заглянувший в храм, наверное, подумал бы, что в нем отпевают какого-нибудь старца-священника. Однако лежавший в гробу седой старец с бородой, как на иконах, священником не был. Всю жизнь он посвятил работе в отечественном космическом проекте и был свидетелем и деятельным участником самых первых его шагов. Именно он рассчитал местоположение космодрома Байконур, он рассчитывал траектории советских космических ракет: и первого, и других спутников, и «Востока» с Юрием Гагариным на борту, и полетов автоматических станций на Луну, Венеру и Марс.
* * *
Идея написать очерк о нем впервые появилась у меня еще на втором курсе журфака. Казалось очень несправедливым, что о таком деятельном и важном участнике самых первых в мире космических запусков, по сути, никто ничего не знает. А ведь он не только участвовал в самых первых наших космических запусках, но затем целые десятилетия отвечал за правильность траекторий всех советских космических ракет.
Но собрать материалы оказалось очень нелегко, в том числе из-за полной секретности его работы и, отчасти, из-за его скромности. Важнейшие вехи биографии помогли восстановить рассказы его близких и сохраненные ими записки Аркадия Найшуля о своей работе.
Аркадий Найшуль родился в Москве в 1920 году. В школе увлекся математикой, ходил в кружки, поступил на механико-математический факультет МГУ и с началом Великой Отечественной войны вместе с институтом эвакуировался из Москвы.
В 1942-м, когда немцы дошли до Сталинграда, решил для себя: если фашисты победят, то лучше погибнуть, сражаясь с ними, чем умереть в лагере, и пошел добровольцем на фронт.
Определили шофером в авточасть, которая подвозила на передовую артиллерийские боеприпасы. Одно попадание могло разнести его машину на атомы. Напарники говорили: «Давай уже разгрузим, а то дальше осколки летают, один осколок — и взорвемся», а он: «Нет, давайте уж доедем до передка».
Бог его хранил, Аркадий прошел всю войну без единого ранения. О войне он рассказывал только самым близким. Большинство из его родственников, с которыми удалось поговорить, вообще не знали, что он воевал, и тем более, что был награжден. Не такой он был человек.
Из приказа о награждении медалью «За боевые заслуги».
«Наградить... шофера артпарка гвардии младшего сержанта Найшуль Аркадия Бениаминовича за то, что он в боях за город Берлин в трудных условиях под огнем противника своевременно доставлял боеприпасы на огневые позиции батарей, чем способствовал бесперебойному ведению огня».
За свою жизнь Аркадий Найшуль получил много наград, но больше всего ценил скромную медаль «За взятие Берлина» — память о встреченной в фашистском логове Победе и особую награду Академии наук СССР — «За запуск первого в мире искусственного спутника Земли».
Как появился Байконур
Даже для родственников и близких друзей Аркадий долгие годы оставался скромным человеком, который «работает где-то там». Все знали, что он занят чем-то в оборонной и космической сфере, но в детали не вдавались. Не принято было.
Работа «где-то там», коротко говоря, заключалась в расчетах траекторий космических и баллистических ракет, но, поскольку эти ракеты создавались и запускались впервые в мире, она включала в себя решение огромного количества неожиданных и парадоксальных практических задач, которые жизнь задавала первым ракетчикам практически ежедневно.
В 1950-х годах в Советском Союзе под руководством Сергея Королева разрабатывалась баллистическая ракета Р-7. На ней были установлены две системы управления: автономная и радиотехническая. Вторая система управления требовалась, потому что первая система в те годы не гарантировала точности выведения на заданную орбиту. Созданием радиотехнической системы занимался главный конструктор Борис Коноплев, а затем — Михаил Рязанский. Аркадий Найшуль был у них начальником лаборатории. И вот перед КБ встал вопрос, где в СССР рациональнее всего разместить полигон для испытания и запусков «изделия».
В небольшой заметке «Как мы выбирали расположение космодрома Байконур» Аркадий Найшуль, уже будучи на пенсии, рассказал, что выбор Байконура был, в частности, обусловлен именно особенностями радиоуправления «семерки».
Радиотехническая аппаратура стояла на ракете, для передачи команд требовалось создать два наземных пункта управления, удаленных друг от друга на расстояние в 500 км.
Была поставлена задача — найти оптимальную точку старта и расположение основного и вспомогательного пунктов радиоуправления. Искать точку нужно было в Казахстане, лучше всего подходившем для ракетной программы в силу огромных безлюдных территорий и удаленности от стран НАТО.
Найшуль вспоминал: «Работу я проводил вместе со своим заместителем Надеждой Николаевной Ананьевой. В Большом географическом атласе мы взяли карту Казахстана. Затем в масштабе карты из плотной бумаги вырезали равнобедренный треугольник, основание которого равнялось расстоянию между основным и зеркальным пунктами радиоуправления. Высота треугольника, то есть расстояние от пунктов радиоуправления до конца активного участка, выбиралась из условия наивысшей точности попадания. С этим бумажным треугольником мы, елозя по карте Казахстана, определяли наиболее удобное расположение старта, пунктов радиоуправления. Этим местом оказался Байконур. Наш выбор был одобрен ОКБ-1, а затем и военными. И полигон был построен».
Именно оттуда годы спустя был запущен в космос первый в истории искусственный спутник Земли, а затем и аппарат «Восток» с Юрием Гагариным.
— Если говорить кратко, папина работа проходила так, — рассказывает Виталий Найшуль. — Он рассчитывал траекторию полета и команды для ракеты, так называемые уставки, потом военные загружали их в бортовое вычислительное устройство. Оно задавало траекторию полета ракеты. То есть он занимался не только теорией, но и конкретными расчетами запусков наших ракет.
— Все в режиме секретности?
— Весь космос был двойного военно-научного применения. Отец дал подписку и совершенно ничего не говорил о своей работе. Совершенно. Отмалчивался. Но мы научились догадываться по косвенным признакам. После командировок или работы следовали сообщения по радио: работают все радиостанции Советского Союза... А его товарищ по работе, более разговорчивый, чем мой отец, как-то сказал: «Вон какая секретность у твоего отца! — выше не бывает». Отец был очень рад, когда его наградили медалью за запуск спутника. Там список награжденных был совсем небольшой. И эта медаль позволяла ему сказать (но предупредили: только семье!), чем он занимается. Вообще обычно он отмалчивался, мы научились догадываться о его работе по косвенным приметам. Ну, например, с каждого запуска папа приезжал сильно загоревшим. О работе — молчок. Но, вообще, мы знали, что, когда он уезжает в командировку, значит, скоро объявят по радио: «Работают все радиостанции Советского Союза».
Иногда секретность действовала на нервы. Когда я пошел учиться на мехмат, то иногда общался с иностранными студентами. И вот скажешь про это дома и сразу шепотком: «Помни, кем работает твой отец!» (Смеется.)
— А если не секрет, сколько зарабатывали создатели космического проекта?
— Они снизу доверху зарабатывали в два-три раза больше, чем на «гражданке». Около метро «Калужская» построили целый квартал для сотрудников отцовского института, занимающегося управлением ракетами. Так что жены не протестовали, когда мужья пропадали на работе. Но внутри работа делалась не на деньгах, а на энтузиазме. Во многих «космических» институтах сотрудники по собственной инициативе приносили на работу раскладушки. Когда награждали Ленинскими премиями за луноход, там было два списка на награждение. Грубо говоря, за запуск и за сам луноход. Он был в обоих списках. Но посчитал, что это неэтично и вычеркнул себя из одного. А в другом остался. Еще одна была интересная история где-то в конце 50-х годов. На каком-то совещании Королев хотел представить к награждению свои научные кадры. И тоже было два списка: кадры КБ и, грубо говоря, академические. В академии — профессора, доктора наук, а у его сотрудников не было никаких научных званий. Он спрашивает: как так, а почему нет диссертаций? Ему объясняют: люди работают, готовят ракетные запуски, нет времени диссертации писать. Тогда Королев быстро отреагировал, распорядился составить список специалистов, в который вошел и мой отец. Список послали наверх, и так папа стал кандидатом технических наук решением Совета министров.
* * *
Пожалуй, ничто лучше так не характеризует людей, которые работали над созданием космического проекта, как эта история. Ведь от научной степени прямо зависела зарплата и премия, однако для них было куда важнее то, чем они занимались. Существует даже байка о том, что ученые Группы изучения реактивного движения — знаменитого ГИРДа, из которой потом родился весь советский космический проект, иначе расшифровывала свою аббревиатуру. Они называли себя «Группа инженеров, работающих даром».
* * *
— Как-то я спросил отца, почему первый спутник весил всего 84 кг? Второй, запущенный всего через месяц, — полтонны. Третий — через четыре месяца — уже почти полторы тонны. Их запускали практически подряд. Неужели так быстро двигатели становились мощнее? Отец улыбнулся и сказал: «Грузоподъемность ракеты Р-7 была 5 тонн, под водородную бомбу, просто в начале нам нечего было в эту ракету положить». Кстати, точность попадания в цель у этой ракеты была ювелирной — 14 км. То есть отклонение — 0,1–0,2%. Ее модификации долго использовались для всех пилотируемых космических полетов.
15 суток для Гагарина
— Я помню, как отец приехал после запуска Гагарина. Он всегда возвращался из командировки загоревший. Но тогда он просто вот пришел, а у него лицо... не знаю, как это сказать, светится, сияет просто. Мама его спрашивает: «Ну скажи, ну это ведь ты, да?» А он молчит, — рассказывает Виталий Найшуль.
Аркадий Найшуль описал работу над запуском первого человека в космос в своей памятной заметке: «Полет Гагарина». Рассказанное им долгое время было известно лишь узкому кругу специалистов.
Перед запуском человека в космос были проведены несколько пробных запусков. Первый прошел осенью 1960 года. Аппарат с двумя собаками на борту не смог выйти на орбиту. Не сработала третья ступень. Но хорошо показала себя система аварийного спасения. Собаки не пострадали.
«Их обнаружили средства противоракетной обороны, вертолетом перевезли в Красноярск, оттуда самолетом доставили на полигон Байконур. Подошел Королев: «Почему в ящике? Пересадить в кресло».
Запуск сочли удачным. Однако следующий не удался совсем: космический аппарат самопроизвольно перешел на орбиту с высотой в апогее 600 км. Вернуть его оттуда в приемлемое время было нереально — не хватило бы топлива на борту.
В марте 1961 года еще один пуск с манекеном на борту, полностью удачный. Назначена дата запуска космического аппарата с человеком. 10 апреля 1961 года Королев представил Гагарина и Титова.
Аркадий Найшуль вспоминал: «12 апреля 1961 года. Солнечное утро. Я на старте, в нескольких метрах от ракеты. Королев прощается с Гагариным. Гагарин поднимается на лифте и залезает в космический аппарат. 15-минутная готовность. Все разъезжаются. Я на НИПе (наземный измерительный пункт), это полтора километра от старта. По экрану движутся черные горизонтальные полосы. На следующих пусках полос не будет. Старт! Ракета поднимается в море огня и исчезает в небесах».
В Центре управления полетами — праздник, но баллисты (расчетчики траекторий. — «МК») в нем не участвуют: корабль успешно запустили, но не туда! Если не сработает тормозной двигатель, то Гагарину придется провести на орбите 15 суток. А запас жизнедеятельности всего на пять. К счастью, все обошлось. Тормоза сработали в штатном режиме. Гагарин благополучно приземлился, хотя и не в расчетном месте. Весь мир узнал о том, что человек впервые полетел в космос и благополучно вернулся.
— Папа рассказывал, что они сидели, ругались и ждали худшего. Если бы не сработал тормозной двигатель для входа в атмосферу, Гагарину пришлось бы провести на орбите 15 суток. А запас жизнедеятельности — максимум на пять, — вспоминает Виталий Найшуль.
Как мы сейчас знаем, все закончилось благополучно, но можно только представить, что думали в этот момент баллисты. К счастью, все обошлось. Двигатели сработали штатно. Скоро весь мир узнал том, что человек впервые полетел в космос и благополучно вернулся.
* * *
Как вспоминают близкие, Аркадий Найшуль никогда не был религиозным человеком. Но, когда в 1980-е годы молодое поколение его семьи перешло в православную веру (что в то время было вызовом советской системе), он отнесся к этому исключительно терпимо. Родственники вспоминают, как год за годом после ночной пасхальной службы светило советской космической науки встречал их лично отменно изготовленными куличом и пасхой.
— Он смотрел на нас с таким лицом, будто думал: «Ну что делать, если дети сошли с ума?» Однако на уговоры и убеждения о крещении ученый не реагировал. К общему удивлению, решение креститься и перейти в православие Аркадий Найшуль принял на склоне жизни самостоятельно, неожиданно для родственников и после очень долгих и серьезных раздумий.
Мне кажется, что этому человеку, всю жизнь глядевшему в небо и всю жизнь посвятившему прорыву к небесам, Небеса наконец открылись… И приняли его уже навсегда.
