Но тут же выяснилось, что на Анастасию и двух ее коллег, которые стали лауреатами премии президента РФ в области науки и инноваций для молодых ученых за 2020 год, пролился «золотой дождь». Они получили 5 миллионов рублей премиальных. Над двумя новыми технологиями в лечении пациентов со злокачественными опухолями, за что молодые ученые получили престижную госпремию, трудилась вся лаборатория.
О финансировании, уникальных разработках, и почему они могут не дойти до больных, лауреаты уполномочили рассказать своего научного руководителя, заведующего лабораторией индуцированных клеточных процессов, доктора биологических наук Сергея Станиславовича Богачева.
ххх
— Мы начинали над этой темой работать еще двадцать лет назад, — говорит Богачев. — Девочки пришли в лабораторию в 2004 – 2006 годах, подключились к работе, пахали. Заслужено получили премию. Мы ведь всю клинику делали своими руками. Ничего практически не финансировалось. Два года подряд вставали в шесть утра, чтобы в 8 быть уже в Новосибирске. У нас из Академгородка довольно долго добираться до города. Ехали, невзирая на 40-градусные морозы, чтобы забрать анализы людей, которые были у нас на клинических испытаниях. Нам важно было, чтобы не потерялась ни одна бумажка.
Заведующий лабораторией вспоминает, что, когда они ставили одну из двух технологий, задействовали в эксперименте порядка 5 тысяч мышей.
— Эксперименты шли круглосуточно, внахлест. Такая работища была проведена! Я горжусь своими молодыми коллегами. Достойное подрастает поколение. Они, как молодые ученые, были выдвинуты на Президентскую премию, но это наша коллективная работа. Новейшие технологии — продукт лаборатории, в которой работают девять человек. Мы — как одна семья, работаем, как один ударный кулак.
Две созданные учеными технологии лечения злокачественных опухолей — действительно прорыв. Они основаны на ранее неизвестных принципах. Это новый подход, новая идеология.
В первой технологии задействован созданный учеными препарат, который применяется скоординировано, синхронно вместе с химиотерапией. Он действует на основе фрагментированной ДНК человека путем воздействия на клетки иммунной системы в кишечнике. Активирует дендритные клетки, которые после химиотерапии становятся способными захватывать остатки опухолевых клеток, циркулирующих в крови. Организм сам начинает бороться с опухолью. Происходит ее эффективное уничтожение.
— Препараты на основе ДНК были модные в конце прошлого столетия, в 90-х годах, — говорит Сергей Станиславович. — Потом к ним охладели, потому что появились иммунные способы воздействия. Многие ученые пошли другим направлением. Мы же продолжили изучать эффекты воздействия экстраклеточной ДНК.
Результат не заставил себя ждать.
В клинических испытаниях участвовали больные с раком молочной железы.
— Мы получили, на мой взгляд, уникальный результат. У 52% женщин с III стадией рака, которые принимали препарат, в течение пяти лет, на протяжении трех последовательных химиотерапий, рецидивов не произошло. В той группе пациентов, которые не принимали препарат, но в остальном получали такое же лечение, безрецидивная выживаемость составила только 18%.
Было доказано, что препарат не только снижает негативные последствия химиотерапии, но и способствует активации противоопухолевого иммунитета. Ученые говорят, что в целом препарат можно применять к любым типам рака. Он будет работать на фоне химиотерапии с любой опухолью. А еще этот препарат является очень мощным адаптогеном, помогает быстро настраивать организм на преодоление трудностей, в том числе и холода.
Вторую новейшую технологию лечения рака ученые назвали «Каранахан» — в переводе с санскрита – «убивающий причину».
— Совершенно божественным путем было установлено, поймано то, что стволовые клетки различного генеза обладают удивительным свойством, — они тащат внутрь себя, проглатывают, захватывают экстраклеточные фрагменты двуцепочной ДНК, — говорит доктор биологических наук Сергей Богачев.
В ходе экспериментов удалось установить, что, если стволовым инициирующим раковым клеткам дать возможность захватить такие фрагменты через определенное время после воздействия цитостатика — противоопухолевого препарата, то они уже не могут завершить процесс восстановления и погибают.
То есть, инновационные препараты нуклеиновых кислот вводятся в тот момент, когда стволовые опухолевые клетки становятся уязвимыми для их воздействия, чувствительны для такой терапии. В результате происходит уничтожение опухоли.
Этакое «оружие избирательного действия» на клеточном уровне. Его уже опробовали на мышах с асцитной формой рака. Хвостатые не только вылечились, но и дали полноценное потомство!
— Было у нас несколько пилотных случаев на людях-добровольцах, которые показали высокую эффективность. Мы брали людей с 3 и 4 стадией рака, это паллиативные, бесперспективные больные, с метастазами, которых отправили домой доживать свой век. У этой технологии три исхода. Первый — это полная, длительная ремиссия. В нашем случае — 2,5 года. У женщины были четыре метастазы — в печени и подкожные. К изумлению медиков, они ушли, человек — чистый по всем методам инструментального контроля — КТ, МРТ и так далее. Скоро выйдет статья по этому случаю. Второй исход — это уменьшение опухолевой нагрузки. Опухоль уменьшается до операбельного состояния. Человек возвращается к моменту, когда его можно снова лечить. И третий вариант — когда просто идет улучшение состояния больного, но, тем не менее, опухоль все равно развивается. Это связано с тем, что мы еще не до конца можем определить точку детализации всех этих процессов. Это происходит в силу отсутствия ресурса. Наша наука недофинансирована, мы испытываем недостаток реактивов. Структура не организована, мы не в состоянии конкурировать не то чтобы с американской и европейской наукой, но уже и с китайской. Тем не менее, такая технология есть, она начинает продвигаться в люди, посмотрим, что получится.
— Ваши подопечные, молодые ученые-биологи, на встрече с президентом упомянули, что ваши уникальные разработки могут и не дойти до больных. Почему?
— Потому что тем, кто дает деньги, надо, чтобы они вернулись завтра и в трехкратном размере. В нашем случае такового не будет. И, когда я выходил на государственный уровень, обращался в разные фонды, ответ был однозначный: результат должен быть через три года и не позднее. Требовалось, чтобы технология была в форме штрих-кода и ее можно было уже применять. А мы этого не можем пока гарантировать.
К тому же, наша технология выпадает из существующих форматов диагностических лабораторий, она совершенно другая. Чтобы найти биологические параметры опухоли и убить ее, нам нужен живой кусок опухолевой ткани и 14 дней, чтобы провести анализы. И эта технология не попадает под существующий формат, его нужно еще сформировать. Поскольку цитостатик применяется у нас в других режимах, которые не попадают под циркуляры Минздрава, врачи-онкологи не будут эту технологию применять.
Сергей Станиславович говорит, что им нужно за этот год пройти пилотную клинику, чтобы онкологи увидели, как эта технология работает. Потом свое решение будет принимать этический комитет, результаты будут представляться научному сообществу. На втором этапе все это нужно будет масштабировать.
— Клинические испытания стоят порядка 150 миллионов. Это деньги на страховки, на реактивы, на койко-место… Поскольку я человек уже взрослый, то понимаю, что такие деньги может дать только государство. Я пытался разговаривать с разными обеспеченными людьми. Никого не смог заинтересовать. Направлял данный проект одному из олигархов. Но думаю, что он до него не дошел. Доктор биологических наук напоминает, что их чисто российским разработкам уже 20 лет.
— Денег нам дают крайне мало, потому что никто в наши идеи не верит. С реактивами помогают друзья, также коллеги присылают из-за границы. В рейтинговых научных журналах наши работы в последнее время не принимают по политическим причинам. Все они финансируются определенными банками и лицами. Редакторы не свободны в своих решениях. Поэтому так все медленно и двигается. Было бы больше денег — был бы больше ресурс, а это и время, и площади, и хорошее оборудование, и реактивы, и заработная плата сотрудников. Когда все это собирается в одну точку — происходит выстрел, не собирается — исследования длятся 20 лет.
— Но вы же получаете гранты.
— Ну получили мы 500 тысяч по гранту. Из них 100 тысяч – 20% платится институту, так положено. Из оставшихся 400 мы на 350 закупаем реактивы и оборудование, чтобы работать. Оставшиеся деньги по 3-5 тысячи идут людям на карман и все.
А на пути к большим грантам, которые составляют 7–15 миллионов, для маленьких коллективов стоят непреодолимые барьеры. За три года надо иметь порядка 8 публикаций в журналах рейтингового уровня Веб оф сайнс (Web of Science). Это одна из главных интернет-платформ в научном сообществе. Мы это чисто технически сделать не можем. Поэтому работаем на эти копейки.
— Анастасия Проскурина, которая рассказала президенту о заплате в «25 тысяч и плюс еще 6 надбавка в этом году», сейчас испытывает колоссальный прессинг. Коллеги-ученые со всей страны хотят пожать ей руку. Но, в то же время, институт наводнили всякого рода проверяющие. Правоохранители начала искать виноватых в «бедности» ученых. Настю и ее коллег вызывают к следователям…
— Это был ее выбор. Настя так решила.
— Настя — молодец. И ваши разработки теперь на слуху.
— У каждого свое мнение. О нас и так бы говорили. Все-таки сотрудницы получили Президентскую премию в области науки и инноваций для молодых ученых. Я горжусь нашими разработками.
— Ваши подчиненные получили крупную денежную премию. А вы — ничего. Как-то несправедливо.
— В жизни нет справедливости. И у меня нет «оттопыривания живота». Будем продолжать дальше работать, двигать науку, добиваться финансирования. Я привык, что работа — это все время война.
Читайте также: Новосибирских ученых после разноса Путина убеждали в "достоинствах" их зарплат
