Виктор САВИНЫХ — летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, президент Московского государственного университета геодезии и картографии:
— Мне очень запомнился момент, когда мы с Владимиром Джанибековым в 1985 году на Байконуре готовились к полету на станцию «Салют‑7» для восстановления контроля над ней. В нашей группе были специалисты, которые занимались механикой, баллистикой, вопросами стыковки. Среди этих людей был и Сергей Крикалёв, который участвовал в нашей работе на тренажерах и создавал бортовую документацию для полета. Сам он еще не был тогда в отряде космонавтов, но готовился туда войти, проходил медкомиссию. Нас объединяло то, что мы занимались плаванием — он в Питере, я в Москве, но летать вместе не летали.
Зато весной 2009 года, когда встал вопрос о необходимости смены начальства в ЦПК им. Гагарина и тогдашний руководитель Федерального космического агентства Анатолий Перминов попросил меня назвать наиболее приемлемые кандидатуры на этот пост, я в числе прочих назвал и Крикалёва. Вообще-то сначала Перминов предложил эту должность мне, но я отказался, сославшись на то, что успешно руковожу университетом и не хотел бы ничего менять в этом плане. Проходит некоторое время, и Перминов назначает Сергея руководителем ЦПК. Сейчас многое изменилось, он уже занимает другую должность, но мы дружим, играем периодически в большой теннис в нашем московском «звездном городке» на Хованской улице, где он так же, как и мы когда-то, получил квартиру за полет в космос. Это компанейский, симпатичный, добросовестный, человек, с которым у нас не было ни проблем, ни распрей.
Александр ЛАВЕЙКИН — летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза:
— Мне наиболее ярко запомнилось общение с Сергеем Крикалёвым, когда он пригласил меня полетать на самолете Як‑52 под Серпуховом, на аэродроме «Дракино» в 1995 году. На этом аэродроме базируется наша сборная команда по высшему пилотажу, а Сергей — мастер спорта по этому виду. Усадил он меня в кабину — я в таких спортивных самолетах никогда не летал, хотя сам летчик и летаю на учебно-боевом реактивном истребителе Л‑29, — и стал мне демонстрировать фигуры высшего пилотажа. Разные были фигуры: и «бочки» и «штопор», но больше всего мне запомнилась фигура под названием «абракадабра Мартемьянова». Это сложная фигура высшего пилотажа, которую выполняют далеко не все летчики-спортсмены. А Сергей Крикалёв несколько раз мастерски продемонстрировал этот великолепный элемент.
— В чем же он заключается?
— А я толком и не понял — абракадабра она и есть абракадабра. (Смеется.) С точки зрения пассажира, это было «голова–ноги–голова–ноги»... Первым фигуру выполнил чемпион мира Владимир Мартемьянов, который трагически погиб в 1970 году, и теперь в его память этот элемент выполняют некоторые летчики.
Пролетая над Окой, Сергей перевернул самолет вниз кабиной, и мы вызвали восторг и удивление отдыхающих на городском пляже. После полета приходим на этот пляж искупаться, а загоравшие там девушки рассказывают: «Знаете, тут примерно полчаса назад самолет летал вверх колесами. Так эффектно!». Нам ничего не оставалось, как говорить: «Что вы! Неужели такое возможно?!».
Сергей связи с небом, с самолетным спортом не теряет. Как только у него выпадает свободное время, он летает.
— Есть ли возрастной предел для таких полетов?
— Для мастеров спорта и летчиков такого уровня, я думаю, предела нет. Мне кажется, он мог бы еще и в космос слетать.
— На орбите вы не пересекались?
— Нет, мы вместе на станцию не летали, но я был свидетелем начала его космической карьеры. Вскоре после моего возвращения из космоса в 1987 году, в январе 1988‑го, мы традиционно поехали на спортивные сборы в Медео — высокогорный спортивный комплекс в Казахстане. Несколько дней мы катались там на горных лыжах, а потом поднялись на самую верхнюю точку — перевал Талгар. Стоим, готовимся спускаться, и вдруг по радио, расположенному вдоль всего подъемника, говорят, повторяя несколько раз: «Сергею Крикалёву срочно спуститься в гостиницу!». Крикалёв на меня посмотрел: «Саш, не знаешь, что это?». Я говорю: «Сереж, я не знаю, но мне кажется, ты скоро полетишь в космос». Так и получилось. Он спустился на лыжах к горнолыжной гостинице, его срочно посадили в машину — в аэропорт, на ближайший авиарейс в Москву и сразу на программу. Через шесть месяцев он уже полетел в космос.
— Прямо с горы сняли, получается?
— Да, именно так. (Смеется.)
Александр ВОЛКОВ, советский и российский летчик-космонавт, Герой Советского Союза:
— Тот полет в 1988 году, когда я летал вместе с Сергеем Крикалёвым и французом Жан-Лу Кретьеном, был интересен тем, что оба моих попутчика были летчиками, как и я. У нас было много общих интересов. Для Сергея это был первый полет, и я был очень рад, что космос быстро его принял.
— Насколько это редко случается?
— У всех по-разному: бывает, что недомогание не дает нормально работать до недели. Но есть те, кто сразу приступает к работе. К таким отношусь я сам, и таким оказался мой напарник Сергей Крикалёв. Наверняка быстро адаптироваться ему помогли и рекомендации, которые ему давали еще на Земле: в первый день надо меньше крутить головой, не спешить делать кульбиты, сальто, не заглядываться в иллюминатор. Надо где-то в течение суток дать организму привыкнуть к новым ощущениям, что называется, правильно войти в невесомость.
Сергей — очень любознательный человек, который хорошо работает и головой, и руками. В одном полете мы с ним провели вместе шесть месяцев, во втором — пять месяцев, и он прекрасно себя показал в обоих. Нерешенных задач у нас с бортинженером Крикалёвым на борту никогда не было, все, что ставил перед нами ЦУП, выполнялись. Казалось бы, иногда решались самые нерешаемые. К таким я бы отнес ремонт гиродина (устройства, применяемого для высокоточной стабилизации и ориентации станции. — Н.В.) в первом полете. Этот прибор, установленный на внешней стороне станции, вообще не подлежит ремонту, считалось, что его невозможно разобрать. Но мы с Сергеем смогли и внести его внутрь станции, и разобрать, и отремонтировать.
Были у нас и комичные ситуации на борту. Помню, когда записывали телепередачи к какому-нибудь событию, мы хохотали — не могли остановиться — над некоторыми фразами, которые попадались нам в заранее присланном тексте. Там бывали такие слова, которые мы бы близко никогда не произнесли по собственной воле. Хорошо, что свои выступления мы сначала репетировали. Вот я читаю текст, спотыкаюсь на каком-нибудь перле, а Сергей, снимающий меня, хохочет, камера в его руках трясется, и кадр не получается. Отсмеявшись так на тренировочных дублях, генеральную съемку проводили уже отлично. За наш полет мы привезли на Землю на тот момент больше всего фото- и киноматериалов. Службы, которые занимаются кино- и фотохроникой, были нам очень благодарны, потому что съемка была очень качественной. Наши пленки до сих пор используют при составлении каких-то космических фильмов. Демонстрируются они и в Музее космонавтики, и на ВДНХ.
В свой второй полет в 1991 году Сергей отправился с Анатолием Арцебарским и женщиной-космонавтом, британкой Хелен Шарман, которая решила преподнести тем, кто их встречал на станции, сюрприз, влетев из корабля в космический «дом» в красивом пеньюаре. Кстати, Сергей тогда в честь ее прилета надел галстук поверх футболки — леди же прилетела.
Юрий ГИДЗЕНКО — космонавт-испытатель Центра подготовки космонавтов имени Ю.А.Гагарина, Герой России:
— В свой второй полет я отправился в 2000 году вместе с Сергеем Крикалёвым и американцем Уильямом Шепардом. Это была первая экспедиция на МКС, не очень легкая, потому что много приходилось работать, расконсервировать станцию, готовить ее для других экипажей.
Когда мы после двух суток полета состыковались со станцией, проверили герметичность, все системы, выровняли давление и стали открывать люк, ведущий из корабля «Союз» на станцию, выяснилось, что он не открывается. Крутим ручку, тянем на себя… Замки открылись, а он словно приклеился, зараза. Сергей говорит мне: дай-ка я попробую дернуть. Но и у него ничего не вышло. Шепард смотрит на наши тщетные попытки перейти на станцию с недоумением и подступающим волнением, а я говорю ему, разряжая накалившуюся обстановку: Шепард, ну что, теперь придется на Землю возвращаться?.. В конечном счете Сергей ухватился за эту ручку, уперся ногами в стену, благо невесомость это позволяла, я — за него. Так, выстроившись по типу сказочных персонажей из «Репки», мы дернули ручку люка со всей силы и все-таки открыли его.
Объем станции тогда был далеко не такой, как сейчас, когда к ней пристыкованы 15 модулей. В нашем распоряжении было всего два модуля — третий, американский, был еще закрыт. Спасало то, что между нами были хорошие отношения, взаимопонимание и взаимовыручка. Мы же готовились к полету четыре года.
Помню, как-то мне пришлось вручную, в режиме телеоператора, стыковать прибывший к МКС грузовой корабль. Но камера на корабле запотела, и я не мог со стороны корабля на мониторе хорошо видеть станцию. «Грузовик» зависал метрах в десяти от нее. Тогда Сергей стал, глядя в иллюминаторы, подсказывать мне, приближается корабль или отходит. Так и причалили «Прогресс».
