У обоих жены — ученые, их зовут Иринами, в семьях — по две дочери.
Спецкор “МК” побывала в альма–матер новоиспеченных лауреатов — Институте физики твердого тела и Институте проблем технологии микроэлектроники и особо чистых материалов.
— В 1983 году наш институт выделился из Института физики твердого тела. Вместе с остальными сотрудниками пришел и Андрей Гейм, — говорит директор Института проблем технологии микроэлектроники и особо чистых материалов Вячеслав Тулин. — Он казался самым обычным научным сотрудником. Нет, не обычным, конечно, в науку тогда шли самые лучшие. У Андрея была одна важная черта — он был, скажем, не совсем авантюристом, но… Вот недавно на майке у одного парня я прочитал: “Умных много, смелых мало!” — и понял: этот слоган идеально подходит Андрею Гейму. Он отличался предприимчивостью в науке, брался за такие дела, про которые думаешь, что это безнадежно. Одним словом — новатор, бунтарь! Большинство идей относительно своих будущих материалов Андрей высказывал, еще работая у нас в институте. Например, его сухой альгезив — довольно любопытная штука. Андрей заметил, что у ящериц гекконов на лапках мелкие ворсинки. Это позволяет им бегать вниз головой по потолку. Гейм взял и сделал подобный материал с волосиками–пупырышками. У нас, как всегда, все это не прижилось, а французы, например, стали выпускать упаковочную бумагу с этими свойствами: клея нет, но сложил — и упаковка прилипла крепко-накрепко.
Английская пресса в связи с этим открытием поместила статьи с портретом Андрея Гейма. Он сделал куколку и подвесил ее к потолку на этом самом альгезиве. В статье говорилось о перспективах: скоро люди будут бегать с помощью этого материала по стеклу…
“А дальше будет углерод, ребята”
То, что бывшие их коллеги стали нобелевскими лауреатами, для ученых в Черноголовке не стало неожиданностью.
— Мы ждали этого события уже два года, как только были опубликованы работы Андрея Гейма и Константина Новоселова по графену, — вспоминает Вячеслав Тулин. — Первая эпоха транзисторов была связана с элементом германием, второй прорыв в микроэлектронике — с кремнием. Эти материалы находятся в таблице Менделеева в одном столбике, а над ними углерод. Гений Гейма в том, что он понял: а дальше будет углерод, ребята. Действительно, в возможность создания моноатомных материалов, таких, как графен, раньше мало кто верил. Всем было понятно, что эти работы тянут на Нобелевскую премию.
— С другой стороны, этот год был “не твердотельным”, — говорит член–корреспондент РАН Всеволод Гантмахер. — Нобелевские премии принято чередовать: один год — по физике твердого тела, второй — либо по ядерной физике, либо по космологии, астрофизике. Наиболее вероятными как раз считались две работы по астрофизике. Но видите: бывает, и нарушается порядок, чему мы все очень рады.
Андрей придумал очень простой способ: брал кристалл графита, прилеплял к нему скотч, потом отдирал, оставались нужные чешуйки — слои графена. Их можно было уже изучать. За 6 лет работа вылилась в Нобелевскую премию.
Андрея Гейма, который предпочитает ныне называться Андрэ, в институте помнят как вихрастого, отчаянного парня в потертом пиджаке.
— Я посмотрел документы: Андрей Гейм был уволен из института в 1995 году, но я думаю, он уехал еще в 91–м, когда у нас перестали платить зарплату и “открылись ворота” на Запад, — продолжает Тулин. — В это время многие наши научные сотрудники рванули за границу — мы их не увольняли, думали: мало ли что, надумают вернуться, а их ставки уже ликвидированы.
Андрей Гейм — этнический немец, мог бы, как его родители и брат, уехать в перестроечные годы в Германию, но он выбрал Голландию, потом переехал в Англию.
Перед отъездом за границу Андрей женился на Ирине Григорьевой, которая работала с ним вместе еще в Институте физики твердого тела РАН.
— Ира окончила в свое время Московский институт стали и сплавов, защитила диссертацию. У нас в институте занималась сверхпроводимостью, — рассказывает научный сотрудник Института физики твердого тела, членкор РАН Всеволод Гантмахер. — Все знали о ее беде: у Иры скоропостижно умер муж, она осталась с маленькой дочкой на руках. Андрей забрал ее и уехал вместе с ней за границу.
В Голландии и Англии на первых порах, по воспоминаниям коллег, Геймам пришлось несладко.
— За границей жизнь тяжелая, приезжий русский ученый должен был быть впереди всех. Когда мы приехали к Андрею и Ирине первый раз в Англию, они довольно сильно бедствовали. Чтобы заработать на жизнь, Ирочке, с ее ученой степенью, пришлось работать в столовой посудомойкой. Потом они переехали в Голландию, где Ира все–таки нашла работу по специальности, но ездить в лабораторию каждый день ей пришлось на машине… в Бельгию. Позже при первой же возможности они вернулись в Англию. Там у них и родилась дочка Саша, которой сейчас уже 11 лет.
— Позже к ним приехала и дочь Иры от первого брака, которая оставалась жить с бабушкой в Воронеже, — рассказывает Елена Гантмахер. — Все дни напролет Андрей и Ира проводили в институте, работали как одержимые. Вопросы быта их мало интересовали. Я была поражена их целеустремленностью. Дочка при их занятости росла очень самостоятельной. Сама из школы отправлялась в гимнастическую студию — она была уже настоящая англичанка.
“Отец, когда узнал о премии сына, прослезился”
В 2001 году к адъюнкт-профессору голландского университета Гейму приехал стипендиат Фонда Леверхульма Константин Новоселов.
— У них была большая разница в возрасте — 16 лет. Костя был аспирантом у Юрия Дубровского, который недавно, к сожалению, умер, — рассказывает Вячеслав Тулин. — С четвертого курса он работал у нас в институте в Черноголовке. У меня было такое ощущение, что Дубровский умудрился с Геймом заранее договориться о приезде Кости. Со второго года аспирантуры он и уехал — сначала в Голландию, потом в Англию. Теперь, смотрю, заявляет с высокой трибуны: “Науку делают ученые, а не немцы, русские, французы”. А что, молодец!
В столицу Константин попал из Нижнего Тагила.
— Сын говорил, что будет учиться только в Московском физико-техническом институте, — говорит его мама Татьяна Глебовна. — После провинции ему очень сложно было в столице, а тут как раз наступило безвременье, случился путч, Белый дом был в огне. Поэтому, когда наша дочь Лена поступила в Школу–студию МХАТ на театроведческий факультет, Костя сказал: “Ее нельзя здесь оставлять одну!”. Мы продали свой небольшой бизнес, квартиру и купили в Красногорске “однушку” — все и ютились там. Константин к тому времени уже работал в Черноголовке, жил, как и все студенческие годы, в общежитии. Так что маменькиным сынком и белоручкой его никак не назовешь. Через все в жизни прошел.
В Голландии Константин и познакомился со своей будущей женой. Ира родом из Вологды, окончила университет в Санкт–Петербурге; работать за границу была приглашена как микробиолог по специальной программе. Вскоре у них родились девочки-близняшки. Вика похожа на Иру, Софья — на Костю.
— Константин до сих пор не может до конца осознать, что они вместе со своим наставником Андреем Геймом стали нобелевскими лауреатами, — говорит его мама Татьяна Глебовна. — Сын как раз разговаривал со своей сестрой Леной по “Скайпу”, когда ему позвонили из Стокгольма. Лена, которая сейчас живет в Германии, видела, каким Костя стал растерянным, но о столь радостном событии и не догадывалась. Отец наш, когда узнал о премии, прослезился.
Высокая награда присуждена ученым за “проложившие дорогу эксперименты с двухмерным материалом — графеном”.
Статья, в которой Андрей Гейм и Константин Новоселов рассказал и научному сообществу о своих открытиях, вышла еще в 2004 году.
— Я думаю, организация всей этой работы как раз лежала на Новоселове, — считает Вячеслав Тулин. — Андрея Гейма сейчас приглашают как почетного начальника, а Костю — чтобы он рассказал по существу о материале.
Между тем впервые изготовить этот материал удалось еще в России. В создании графена будущим лауреатам Нобелевской премии, по словам Вячеслава Тулина, помогал талантливейший технолог ИПТМ Сергей Дубонос:
— Он занимался литографией, травлением, сотрудничал с Андреем Геймом на всех этапах: и когда сверхпроводники делал, и графены, и альгезив. Ездил к нему за границу. Пути у ученых оказались разными. Сережа Дубонос, как только скопил денег от заграничных вояжей, ушел из института, купил себе кусок земли в Заокском районе Тульской области, занялся сельским хозяйством и народными промыслами. А талантлив был необычайно. О пенсии думать было еще рано, ему и пятидесяти даже не исполнилось. Мы его уговаривали не покидать институт, но ничего не помогло.
— А Андрей Гейм приезжал в Черноголовку?
— Нет. Было дело, его еще предыдущий директор пытался сюда снова заманить — Андрей отшучивался: “Ну, если директором — тогда приеду!” У него много друзей в Германии. Знаю, что этим летом ему предлагали там возглавить авторитетный институт, но он, видимо, отказался.
Ныне у профессора–исследователя Королевского общества, директора Манчестерского центра мезонауки и нанотехнологий Андрея Гейма свой дом, он человек обеспеченный. 21 октября ему исполнится 52 года.
— Вместе с Андреем в одной лаборатории работает и его жена Ирина. Часто их имена появляются в статьях в соавторстве. При этом Андрей с Ириной очень строг, — говорит Всеволод Гантмахер.
Куда потратят премию, лауреаты еще не решили. Впрочем, наверное, это не так важно.
Черноголовка
