Юрий Лужков с женой Еленой Батуриной приехали раньше. Когда они выходили на улицу, динамики громко грянули: “Дорогая моя столица, золотая моя Москва!” Когда же через десять минут подошел Геннадий Зюганов со свитой (некоторые в красных “партийных” шарфах, но с символикой, тщательно упрятанной под пальто и куртки), из динамиков бодро раздавалось: “Легко на сердце от песни веселой!”
Геннадий Андреевич сразу у дверей разделся, причесался, со многими поздоровался за руку: “Как служба, ребята?” — милиционерам. “Как жизнь, Наташа? Ну цены, смотрю, советские!” — девушке, продававшей с лотка пирожки по десять рублей. “Где так загорел?” — иностранному журналисту... То и дело он встречал каких-то пожилых и не очень мужчин, которых приветствовал словами: “Как дела, сосед?” Один старичок признался: “Болел я тут очень...” — “Как, отошло?” — поинтересовался Зюганов. “Чегой-то он здесь голосует у нас? Давно ведь съехал!” — ворчала старушка. Ей объяснили, что даже если и съехал, то не выписался, и она понимающе закивала головой.
Проглосовав, Геннадий Андреевич стал говорить, что особых надежд на честное подведение итогов не питает: “Ясно, что посчитают в пользу партии власти, вся административная машина работает на это не один месяц”. И пообещал 3—4 декабря акции протеста по всей стране: “Чужих голосов нам не надо, но и своих не отдадим!” Наверное, впервые в жизни Зюганов похвалил первого президента России: “Такого даже при Ельцине не было! Раньше было два способа фальсификации результатов — запугивание и исправленные протоколы, а сейчас как минимум пятнадцать...” На выходе с участка Геннадий Андреевич купил несколько булочек. А потом пошел выбирать “магнитики” для внуков на сувенирном лотке: “Они у меня их коллекционируют”. Выбрал, конечно, в народном стиле: две матрешки, самовар и три балалайки.
