То, что, как выражаются подростки, у наших современников сносит крышу, — неоспоримый медицинский факт. Достаточно кинуть беглый взгляд на наш информационный контент, чтобы убедиться, как переплетаются хвостами сенсационные сведения о безграничных возможностях нанотехнологий с шарлатанскими проектами очистки воды, эзотерические откровения сомнительных пророков с обещаниями полной физической и психической гармонии, достижимой при использовании новейших фармакологических средств.
Почему хвостами? Да потому что такой уродливый симбиоз научных и прочих верований — от лукавого. От него за версту несет серой или бромом, который, как недавно напомнил на голубом глазу начальник департамента здравоохранения Челябинской области, где в результате аварии на железной дороге случилась утечка этого вещества, успокаивает. Он и успокаивал граждан: спите спокойно, дорогие товарищи, ничего страшного не произошло, в армии бром даже добавляют в пищу солдатам, дабы их не мучили эротические фантазии, отвлекающие от выполнения воинского долга.
Интересно было бы узнать, какая отметка в аттестате зрелости у него по химии? Пары брома при утечке из цистерны так же опасны, как пары хлора, который в Первую мировую войну использовали в качестве отравляющего вещества. А в пищу добавляют действительно безопасные соли бромистого калия. (Между прочим, программа девятого класса средней школы.) Либо главный медик области патологически безграмотен, либо рассчитывает на полное невежество населения.
Иду недавно по книжной ярмарке, взгляд останавливается на огромном фолианте — «Основы научного антисемитизма». Перелистал. Вполне себе обычный антисемитизм, звериный. И в этом своем качестве вполне может быть предметом рассмотрения специальной науки — зоопсихологии. Не зря же классик этой науки лауреат Нобелевской премии Конрад Лоренц в молодости был нацистом, в чем позже публично раскаялся. Зато, возможно, этот не лучший эпизод его биографии натолкнул ученого на фундаментальные исследования агрессии — как у животных, так и у людей.
От зоопсихологии перейдем к чистой астрономии, где уж точно нет ничего личного и субъективного. Мой добрый знакомый, известный академик, повел своего внука-пятиклассника в только что открывшийся после многолетней реконструкции московский планетарий. Планетарий, надо сказать, получился замечательный: оборудование современное, позволяющее применять интерактивные методы работы с посетителями, что чрезвычайно ценно, особенно для детей. Ушли в прошлое вгоняющие в уныние надписи «руками не трогать». Напротив, здесь все можно пощупать, нажав нужную кнопку, получить ответ на интересующий вопрос, а к нему задание, выполнив которое можно осмысленно переходить к следующему экспонату. Стоит ли после сказанного удивляться тому, что в планетарии аншлаг. Чтобы попасть туда в субботу и воскресенье, нужно выстоять в очереди минимум три часа. Но не это возмутило академика.
— Не понимаю, чем вы там заняты в школе! Как работаете с детьми и их родителями!
— А что вас так расстроило?
— Это какой-то кошмар! Сотни детей бегают, прыгают, визжат, бессистемно нажимают кнопки. Родители относятся к этому абсолютно спокойно. Но последней каплей, переполнившей чашу моего гнева, стало обращение ко мне одной молодой мамы. Протянув мне свой навороченный мобильный телефон, она обратилась с просьбой: «Любезнейший, сфотографируйте меня с сыном рядом с этой хренью». — «Это не хрень, а маятник Фуко», — выдохнул я с возмущением.
— Все сказали?
— Все.
— Отвечаю по пунктам.
Во-первых, вы столкнулись не с самыми худшими родителями. Они, отстояв три часа, привели детей не в боулинг, где можно попивать пиво в баре, пока их чадо кидает шары, а в планетарий. Попутно замечу, что это посещение — серьезный удар по семейному бюджету. Чтобы познакомиться со всеми разделами экспозиции, нужно потратить 1650 рублей на человека. А если в семье двое детей, то умножайте на три. И это притом что, насколько мне известно, планетарий модернизировали на средства, полученные от налогов москвичей.
Во-вторых, такого предмета, как астрономия, в школе уже не существует. Его интегрировали, или, попросту говоря, размазали по другим учебным дисциплинам: начиная с природоведения в младших классах, кончая физикой.
В-третьих, что касается физики, то на ее изучение сегодня отводится один, максимум два часа. Тут уж не до астрономии.
И, наконец, последнее. Раньше эта, как выразилась ваша случайная знакомая, хрень демонстрировалась в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга. Теперь, когда историческая справедливость восстановлена, вместе с атеизмом из храма выдворен и маятник Фуко. Ему действительно не место в церкви, но другого помещения так и не нашлось. Еще будут вопросы?
Академик тяжело задышал в трубку.
— Получается, что при таком подходе к стандартам естественнонаучного образования в школе мы добровольно отдаем космос американцам? К чему тогда все эти разговоры о модернизации?
— Хороший вопрос, а главное — своевременный. Ракеты со спутниками, коллега, просто так не падают. Пусть они старые, а следовательно, надежные, но обслуживают их наши выпускники. Что же касается модернизации, то при таком тотальном верхоглядстве люди, отвечающие за технологический прорыв страны, в качестве отчета о своей работе будут вынуждены подсовывать первым лицам государства действительно хрень, вдобавок импортную, выдавая ее за отечественное ноу-хау. Примеры привести?
— Не надо, я в курсе. Послушайте, теперь мне, естественнику, многое становится понятным. Но, может быть, в вашей гуманитарной сфере все значительно лучше? И освободившиеся от естественных наук часы вы бросили на укрепление нашей особой уникальной духовности?
Уловив иронические интонации в голосе академика, сославшись на занятость, я поспешил свернуть разговор. Что толку фиксировать очевидное: мировой художественной культуры как отдельной дисциплины в учебных планах больше нет, предельно сокращены часы, отводимые на изучение отечественной и зарубежной истории, русской и зарубежной литературы.
В итоге, как признался мне недавно доцент МГУ, мой же выпускник, некоторые девушки, в этом году по результатам ЕГЭ успешно поступившие на факультет журналистики, затрудняются ответить на вопрос, с кем СССР воевал в годы Великой Отечественной войны. С Америкой, а может, с Австрией? — такие были высказаны предположения.
Что добавить к сказанному?
Конечно, можно продолжать окроплять святой водой ракетоносители на старте, истово молясь за вывод спутников связи на околоземную орбиту. Можно обнаучивать антисемитизм. Но ракеты падают не от недостатка святости конструкций. А возгонка гремучей отравляющей смеси ненависти и ксенофобии чревата такими утечками, перед которыми бледнеют выбросы в атмосферу брома или хлора.
Одним словом, налицо успешная модернизация мракобесия.
Как бороться с ней?
Недавно один известный деятель отечественной культуры открыл в Интернете свой специальный канал «Бесогон». Такой вот современный технологичный ответ на вызов времени. Но, на мой взгляд, гонять бесов — напрасный труд. Они достаточно проворны и даже испытывают удовольствие, когда их погоняют, принимая разные обличья, в том числе тараканов в головах наших сограждан.
Единственное, чего они боятся, так это света. Отсюда вывод: единственный эффективный способ борьбы с мракобесием — просвещение. Такие мысли пришли мне в голову накануне Международного дня учителя, с которым я и поздравляю своих коллег.
Вниманию читателей! Вышла в свет новая книга Евгения Александровича Ямбурга «Школа и ее окрестности», включившая в себя многолетние наблюдения знаменитого учителя за поведением и психологическими особенностями детей, а также ответы на самые сложные педагогические вопросы, изложенные присущим автору легким, живым и острым языком. Не пропустите.
