“Не щадя живота своего”
Напомним, что пожар в Краснокаменской колонии № 10, где почти два года жил и ежедневно шил варежки Михаил Ходорковский, случился в ночь на 17 апреля. На тот момент здесь содержалось 1112 осужденных (1037 — на общем режиме, 75 — на участке колонии-поселения).
Из справки Краснокаменской межрайонной прокуратуры:
“14 апреля 2011 г. в ночное время группа из 10 осужденных отрицательной направленности, находясь в комнате для просмотра телевизионных передач, приняла решение о совершении поджога учреждения, после чего начала подготовку к незаконным действиям.
17 апреля 2011 года около 1 часа ночи при повторном сборе членов указанной группы решено поджечь все здания колонии после проведения обхода. Около 3 часов группа отрицательно настроенных осужденных в составе 65 лиц, действуя организованно, применяя заранее приготовленные факелы, горючие жидкости, запалы, вооружившись ломами, металлическими трубами, палками и другими предметами, совершила поджог общежитий 1, 2, 5 и 6 отрядов. Затем, повредив локальные ограждения между отрядами, совершила поджог остальных зданий и сооружений, государственного имущества, освобождение содержащихся в штрафном изоляторе лиц”.
А теперь посмотрим на события глазами одного из арестантов, который буквально на днях освободился. Он может рассказать, как все было, не опасаясь преследований ни со стороны тюремщиков, ни со стороны заключенных. Впрочем, рассчитывать на его полнейшую объективность было бы наивно.
— Во время пожара я был в камере № 2 ШИЗО, — рассказывает 32-летний Владимир Сарапулов (он отбывал наказание в Краснокаменской колонии с 2006 года). — Примерно в 4 утра проснулся от шума, выстрелов, криков. Затем погас свет. Кто-то из осужденных снаружи выломал двери, и те, кто был в ШИЗО, выбрались наружу. Вместе с другими арестантами я пошел на плац, где все собирались. Помню, начальник оперотдела Иванов громко кричал: “Телега, выходи, тебе п…дец!”. Это он к осужденному Олегу Трепалюку обращался, которого, по всей видимости, считал главным инициатором поджога. Но Трепалюк из камеры так и не вышел — он “вскрылся” (порезал себе живот, шею и руки). Я потом видел, как его на простынях всего в крови вынесли в медчасть. А “вскрылся” тогда не только он, но и другие, чтобы избежать избиения. Все ведь понимали, что их ждет.
(В списке решивших избежать возмездия со стороны тюремщиков и “вскрывшихся” в тот день, который представили мне правозащитники, действительно несколько десятков осужденных. Большинство из них порезали себе живот. — Прим. автора).
— На плацу нас разделили по отрядам, — продолжает Владимир. — И всех заставили сидеть на корточках. Сменить позу не давали. И еще не разрешали сходить в туалет. Так и говорили: мол, можете облегчиться в штаны или в карман соседа. Нашу группу на плацу продержали до 10 утра, а потом перевели в помещение ШИЗО. Вот тут-то начальник отдела безопасности Москвитин отходил меня дубинкой. Другие сотрудники последовали его примеру и начали избивать остальных осужденных. На территории колонии был выстроен живой коридор из надзирателей. Нас заставляли бежать через него, и со всех сторон сыпались удары ногами и дубинками. Кстати, колония буквально нашпигована видеокамерами. Ими просматривается и весь плац — так что видеозаписи могут подтвердить мои слова. Уже в камере я слышал жуткие стоны и крики — до сих пор у меня в голове стоят. Понял, что осужденных приводили партиями, избивали, затем вывозили на другие зоны. Лично меня в колонию № 4 отвезли только на следующий день. Там сотрудники к нам отнеслись по-человечески, каждого осмотрели врачи. Мне сказали, что у меня побои незначительные. И вообще врачи между собой говорили, что эта партия избита не сильно по сравнению со вчерашней.
То, что сотрудники колонии во время пожара страшно лютовали, подтверждают и слова других осужденных. По их словам, многих арестантов укладывали лицом вниз, а по телам потом ходили, натравливали на них овчарок… Когда осужденных этапировали из горящей колонии в другие зоны, часть из них сильно хромали и едва шли. Некоторые были в трусах. Впрочем, и надзирателей понять можно — они ведь знали, что этот пожар будет стоить им погон и должностей. Кстати, так в конечном итоге и вышло. Большинство сотрудников колонии были уволены, остальным объявлены выговоры и предупреждения о несоответствии.
Особый режим — никого не пускать
Один из тех, кто особенно серьезно пострадал во время избиений, — осужденный Александр Пузырев (во время пожара он был в ШИЗО, так что участвовать в поджоге не мог). Как он сам утверждает, били его резиновыми дубинками, металлическими прутьями, применяли электрошокер 8 тюремщиков. И, кстати, Пузырев одним из первых написал жалобу на действия сотрудников колонии.
— Когда мы увидели фотографии сына, на которых он был весь просто синий, ужаснулись, — рассказывает отец Александра. — Эти снимки нам переслали нелегально по мобильному телефону. Мы потребовали провести судебно-медицинское обследовании Саши. Но судмедэксперта Забайкальского бюро СМЭ сначала даже отказались пускать в колонию № 5, куда его перевезли, мотивируя тем, что он уже был осмотрен врачами. И только после постановления руководителя следственного отдела по Ингодинскому району Черкашина эксперт смог пройти на территорию ИК. Он был в шоке, увидев Сашу. А тот ему сказал, что таких, как он, зверски избитых, здесь много. Вот смотрите результаты обследования: многочисленные телесные повреждения, которые “могли образоваться в результате ударов тупыми предметами, такими, как металлические прутья и дубинки”.
Как раз это и послужило поводом для возбуждения уголовного дела. Но что самое интересное, сразу после этого Пузырева снова этапировали в 10-ю колонию, то есть передали в руки тех, кого он обвиняет в своем избиении.
— Это совершенно недопустимо, — говорит директор Забайкальского правозащитного центра Виталий Черкасов. — И это решение было принято руководителем территориального ФСИН. Мы выразили по этому поводу протест и написали заявление в правоохранительные органы, в котором просим госзащиты для Пузырева. Все осложняется тем, что в “десятке” введен режим особых условий на целый месяц. Что это значит? Что сюда не пускают ни юристов, ни родственников, ни правозащитников. Так что попасть ни к Пузыреву, ни к Нарышкину (по нашим данным, он также чудовищно пострадал), ни к другим мы не можем. Я считаю, что все это сделано с умыслом скрыть факты насилия. Во ФСИНе, видимо, рассчитывали, что у избитых за месяц синяки пройдут, раны затянутся… Еще любопытный факт: московская комиссия проводила беседу почти с каждым осужденным, этапированным из “десятки” в ИК-3 или ИК-5, снимала на видеокамеру побои. Но почему тогда ход этим материалам не дали?
Проверку следственные органы начали, только когда к ним поступили жалобы на действия сотрудников “десятки” почти от 50 осужденных. Закончилась она в конце прошлой недели. Детали этой проверки в СК пока не разглашают, но известно, что против неустановленных сотрудников УФСИН Забайкальского края возбуждено уголовное дело по пункту “а” части 3 статьи 286 Уголовного кодекса (превышение должностных полномочий с применением насилия). И, кстати, 19 мая выйдет срок введения режимных ограничений. Родные надеются, что в этот день они смогут увидеть наконец осужденных, но правозащитники опасаются как бы “особый режим” не продлили еще на месяц.
“Когда принесли ведро с парашей, он все подписал”
Тем временем уголовное расследование по факту самого поджога все еще не подошло к концу. В качестве подозреваемых проходят, по разным данным, от 20 до 50 человек. Все они сейчас находятся в “десятке”, так сказать, всегда под рукой, и активно дают показания. Разумеется, уверяют, что поджог совершили, чтобы привлечь внимание к своим проблемам.
— В одной из уцелевших камер в штрафном изоляторе наш специалист встретился с одним из подозреваемых в деле о поджоге, Журавлевым, — говорят в Общественной палате РФ. — Он довольно подробно описал процесс подготовки и проведения “акции”. Журавлев объяснил, что его действия были обусловлены слухами о том, что в конце 2010 года в 10-й отряд колонии были этапированы осужденные из других исправительных учреждений, которые организовали “пресс-хату” (помещение для физического “воспитания” неугодных администрации колонии заключенных. — Прим. автора).
Версию ФСИН, что осужденные устроили поджог, потому что не захотели в столовой сидеть рядом с “опущенными”, правозащитники считают надуманной. “Десятка” ведь давно стала неспокойной. То голодовки там массовые, то акции членовредительства… Сарапулов уверяет, что недовольство осужденных администрацией колонии за последние полгода росло не по дням, а по часам. Говорит, что сам он с сентября месяца фактически не выходил из ШИЗО, хотя до этого никаких нареканий не имел. А поводом якобы стал тот факт, что во время прокурорской проверки он в присутствии начальника колонии и его замов пожаловался гособвинителю — у них в отряде забрали телевизор, купленный на деньги осужденных.
— После этого сотрудники колонии написали рапорт, что я курил в спальном помещении и оставил под кроватью пепельницу с окурками. В итоге меня за это поместили в ШИЗО на 10 суток. И началось — не успевал выйти из изолятора, как меня снова помещали туда то за сон в дневное время, то за отказ пойти на ужин, то за не вовремя выполненную команду “подъем” и т. д.
Незадолго до пожара осужденные массово стали “вскрываться”. Один из них — Доржиев — порезал себя якобы потому, что не хотел вступать в “актив” (неформальную секцию дисциплины и порядка). По словам арестантов, надзиратели Доржиева избили, принесли ведро с парашей и сказали, что окунут в нее тряпку и намотают ему на голову. После этого он на все согласился.
— В начале года начальник колонии Рябко собрал всех на плацу, угрожал, что закатает нас в бетон, — вспоминает Сарапулов. — Я и другие осужденные написали жалобы в прокуратуру, но администрация колонии им ходу не дала. И вообще все наши жалобы, отправленные официальным путем, не доходили.
Любопытно, что, по одной из версий, “десятка” должна была загореться первой, а потом ее примеру должны были последовать забайкальские “тройка” и “пятерка”. Местные осужденные также давно были недовольны поведением администрации. Они жаловались, что в колонии вводили профилактические рейды тюремного спецназа, что их зимой на мороз выгоняли из помещений босиком, что тюремщики демонстративно ломали, рвали и топтали их личные вещи…
“Во времена Ходорковского тут был санаторий”
Забавно, но все арестанты говорят о временах, когда здесь был Ходорковский, чуть ли не как самых счастливых. И не припомнят в ту пору ни одного конфликта с администрацией. Правозащитники и прокуроры тогда были частыми гостями на зоне и обращали внимание на все мелочи. “Нам жилось, как в санатории, — вспоминают зэки. — И мы не раз говорили: вот бы Ходорковского сюда вернули, тогда бы все наладилось”. Но опальному олигарху на пожарище точно места сейчас не найдется.
Сейчас в “десятке” всего пара сотен осужденных. Кстати, сама она сгорела не полностью — примерно треть зданий уцелело, в том числе столовая, дежурная и медицинские части, практически все помещения ШИЗО. Так вот в этих самых штрафных изоляторах и содержатся зэки, которых обвиняют в поджоге. Другие оставшиеся на территории учреждения зэки, не проходящие по уголовному делу по факту поджога, восстанавливают колонию. Это в основном осужденные хозобслуги.
— Руководством исправительного учреждения принято решение о ежедневном подведении итогов работы каждой из бригад, — рапортуют в Забайкальском УФСИН. — Лучшие бригады будут поощрены. Осужденные, которые участвовали в тушении пожара, также будут поощрены.
Вообще противостояние между зэками и надзирателями было и будет всегда. И всегда найдутся арестанты, не довольные порядками. Но поджигают ведь колонии нечасто.
— И все-таки в этом деле есть много загадок, — говорит правозащитник Алексей Погодин. — Обычно администрация в курсе всех дел осужденных. За решеткой ничего не утаишь. И я не исключаю, что о поджоге кое-кто знал. И есть даже версия, что поджог колонии был санкционирован сверху. Что его позволили осужденным устроить специально для ужесточения режима и в то же время отмывания денег, с откатом тому, у кого кресло зашаталось.
Кстати, про деньги. Ущерб, причиненный колонии, составил больше 30 миллионов, только по предварительным оценкам. И ведь возмещен он будет из нашего с вами кармана — кармана налогоплательщиков, которые закон не нарушали. Если честно, я бы заставила выплатить эти деньги и поджигателей, и надзирателей, которые их к огненному бунту подтолкнули. Разделила бы сумму между ними, и вышло бы на брата по 300–400 тысяч целковых. Глядишь, после этого желание поджигать колонии и доводить зэков до этого желания у всех остальных пропало бы. А то ведь ходят слухи, что красного петуха собираются пустить уже в других зонах.
