Что бы ни предпринимала Москва на Западе, это трактуется в самом зловещем из возможных свете. Беспокойство Кремля из-за приближения к российским границам самого могущественного военного альянса в мире подается как доказательство нашей врожденной агрессивности. Естественное желание выбить из Украины деньги за поставленный газ преподносится как стремление заморозить всю Европу.
На отдельных фронтах информационной войны Москве иногда удается отвоевать оставленные было позиции. Сегодня западные политики, например, предпочитают не вспоминать о своих летних стенаниях о том, как “злодей Путин напал на демократа Саакашвили”.
Но в широких кругах российской элиты царит пессимизм по поводу возможности радикального улучшения имиджа России в глазах правящего класса западных держав.
Фрондеры убеждены, что страна “вертикали власти и суверенной демократии” по определению не может быть популярной у государств с “демократией без приставки”. Люди, близкие к нашей власти, видят первопричину проблем в безжалостных законах международной конкуренции. Как сказал мне высокопоставленный кремлевский чиновник: “У нас никогда не было и не будет настоящих союзников. Мы для этого слишком большие”.
Но неужто все обстоит настолько мрачно? Неужели мы никогда не сможем проводить независимый внешнеполитический курс и быть понятыми на Западе?
Камни на шее
В порт Нью-Йорка медленно вплыла эскадра боевых кораблей под Андреевским флагом. На берегу творилось нечто невообразимое. Степенные янки орали во всю глотку: “Русские пришли! Мы спасены!” Сочинители газетных заголовков упражнялись в умилении: “Русский крест сплетается с американскими звездами и полосами”, “Россия и США вместе”. Эта сцена — вовсе не плод воспаленного воображения какого-нибудь нашего ура-демократа из 1990-х. Все это случилось на самом деле. Правда, произошло это задолго до рождения даже наших прадедушек — в 1863 году, в разгар Гражданской войны в Америке.
В течение большей части позапрошлого столетия Россия была самой популярной европейской державой в США. Во время Крымской войны наши диппредставительства в Америке осаждали добровольцы, желающие помочь России защитить Севастополь. После неудачного покушения на Александра II конгресс США поздравил царя с “избавлением от опасности по воле господа”. Когда в 1871 году с визитом в Штаты прибыл великий князь Алексей Александрович, его принимали словно мегазвезду. Куда бы ни пошел младший сын императора, всюду появлялись приветствующие толпы.
Как и почему в глазах янки Россия из “дружелюбного мишки” превратилась в кровожадного медведя-монстра? И что нам мешает вернуться к собственному имиджу 150-летней давности? Если отбросить все наносное, ответ укладывается в формулу из двух больших “и” и одного большого “д”: инерция, интересы, диаспора.
Диаспора. Спустя несколько дней после бесланской трагедии в сентябре 2004 года мне довелось присутствовать на посвященной России дискуссии в одном из самых престижных вузов США — Йельском университете. Пока выступали эксперты-англосаксы, действо шло в сравнительно деловом ключе. Но тут на трибуне появился обосновавшийся в Йеле известный российский политический философ — профессор Борис Капустин — и начал кричать: “Единственное спасение России — в немедленном свержении кровавого и коррумпированного режима Путина!”. К концу его страстной речи все янки в зале были твердо убеждены: на завтрак Путин ест исключительно новорожденных младенцев, а среди мировых диктаторов хуже него только Ким Чен Ир.
В формировании американской внешней политики огромную и, как правило, исключительно положительную для своих “исторических родин” роль играют национальные диаспоры.
Компактное, но крайне шумное албанское лобби во главе с бывшим конгрессменом Джозефом Диогарди превратило независимость Косова в идефикс для Вашингтона. Армянское лобби успешно блокирует любые попытки правительства США “чрезмерно сблизиться” с Турцией. О могуществе израильского лобби в США и вовсе ходят легенды.
И только с нашей диаспорой все наоборот. Вспоминать об этом очень неприятно даже сейчас. Но именно из-за проблемы выходцев из России имидж нашей страны в Америке изменился с исключительно положительного на крайне отрицательный. “Вслед за убийством Александра II в 1881 году отношения между двумя державами пошли вниз по наклонной плоскости, — объясняет случившееся проректор Дипломатической академии МИД России Евгений Бажанов. — В злодеянии обвинили евреев-террористов. Новый император Александр III резко ужесточил антиеврейское законодательство. Одновременно по всей стране прокатились кровавые антисемитские погромы. Огромные массы евреев хлынули из Российской империи за океан. Беженцы пылали ненавистью к царю, его режиму, в целом к России и русскому народу. Негодование быстро проникло в другие слои американского общества”.
Сейчас все это, конечно, древняя история. Но поведение государства в эпоху царизма и СССР, видимо, начисто отбило у наших бывших соотечественников всех национальностей всякое желание отождествлять себя с “исторической родиной”. Почти трехмиллионная российская диаспора в США в своей массе категорически не желает выступать в роли толкача интересов нашей страны.
Инерция. Несколько лет назад на международной конференции я встретился с “восходящей звездочкой” американской журналистики — членом редколлегии флагмана деловой прессы США “Уолл-стрит джорнэл” Брайном Карни. Брайн оказался абсолютно адекватным человеком во всех отношениях, кроме одного: периодически в его голове что-то щелкало, и он без всякого повода голосом робота начинал рассказывать, что во всех таинственных злодеяниях века — типа попытки турецкого террориста убить Папу Римского в 1981 году — виноваты исключительно русские.
Если считать, что каждое новое поколение формируется в течение 20 лет, то как минимум шесть последних поколений американцев воспитаны в твердом убеждении: Россия — “империя зла”. Конечно, в США уже давно не учат школьников залезать под парты, чтобы спастись от русской атомной бомбы. Но русофобия все равно сидит у многих янки в подкорке.
В романтический период на стыке 80—90-х годов казалось, что все это ушло. Но это была иллюзия. “То, что мы тогда принимали за любовь иностранцев, было их восхищением собственной победой, — поставил мрачный диагноз советник Президента РФ Михаил Лесин. — Что бы мы ни делали, среди западной элиты это все равно еще долго будет восприниматься негативно. Ситуация может радикально поменяться, только когда сменятся поколения”.
Интересы. Трогательное единение “демократической” Америки и “имперской” России полтора века тому назад было вызвано отнюдь не сентиментальностью. У обеих держав был готовый на них напасть общий злейший враг — Англия.
В основе нынешнего негативного образа России в США опять же лежит “интерес”. Большинство американской элиты твердо убеждены: существование России как сильного и независимого мирового игрока противоречит интересам США. Превратить нас в рабов и расчленить никто в Вашингтоне, естественно, не собирается. Нас, наоборот, искренне хотят облагодетельствовать, установив в России “по-настоящему демократичную” форму правления. Но при этом янки не прочь повторить в отношении нас “шутку”, которую они сыграли с той же Англией после Второй мировой войны.
Взяв на вооружение лозунг “деколонизации”, Вашингтон тогда планомерно “помогал” Лондону избавиться от самостоятельного влияния в других частях света. Иногда — как в случае с войной в Египте 1956 года — Америка ради этого даже блокировалась с Советским Союзом. В конечном итоге некогда грозная Британская империя превратилась в послушного “младшего брата”, следующего за “старшим”, в какие бы авантюры тот ни влезал.
В чем мы виноваты
В 2005 году спикер Совета Федерации Сергей Миронов должен был торжественно открыть в библиотеке конгресса в Вашингтоне посвященную России фотовыставку. Для полноты картины устроители действа из Москвы поместили в экспозицию фото, отражавшие самые разные стороны жизни страны, включая непарадные. Увидев это, Миронов возмущенно воскликнул: “Здесь должны быть девушки, младенцы и купола!” — и, так и не перерезав ленточки, гордо удалился.
Учитывая микроскопическую роль спикера сената в нашей реальной политике, этот эпизод, возможно, и не заслуживал бы упоминания, если бы не одно “но”. В нем как в капле воды отразились многие внутренние причины того, почему российский политический класс не находит общего языка со своими западными коллегами.
“Никто из серьезных людей на Западе не боится России — боятся они Китай. Нас же они просто не понимают”, — сказал мне бывший министр иностранных дел России Игорь Иванов. “То, что западникам кажется непонятным и непрозрачным, воспринимается ими как источник потенциальной опасности”, — высказал мне ту же мысль, но немного в другом ключе председатель международного комитета Совета Федерации Михаил Маргелов.
Кому-то такое понимание проблемы может показаться примитивным до вульгарности. Но задумаемся: как именно выглядит механизм координации СМИ на Западе, например, в той же Америке?
То, что такой механизм существует, не может вызывать сомнения. Иначе откуда берется то единодушие, с которым ведущие американские СМИ относятся к ключевым международным проблемам, будь то оправданность вторжения в Ирак в 2003 году или необходимость осуждения России во время грузинской войны в 2008 году?
Но вот как именно работает система? С помощью телефонных звонков из вашингтонского Белого дома в редакции? То, на какой именно международной новости американские информационные агентства сделают акцент, во многом действительно зависит от позиции госдепартамента. Боссы американского внешнеполитического ведомства постоянно устраивают открытые и закрытые брифинги с обязательным участием представителей агентств Рейтер и Ассошиэйтед Пресс.
Большая часть местной прессы в США не имеет своих корреспондентов за рубежом, но все равно пишет или передает что-то на темы заграницы. В качестве палочки-выручалочки при этом, естественно, используются материалы агентств. Широко распространено в Америке и такое явление, как “синдицированный колумнист”: авторитетный обозреватель, чьи статьи могут одновременно появляться в нескольких сотнях провинциальных газет. Отсюда и одинаковость акцентов от Вайоминга до Аляски.
Но при этом только невежды могут думать, что Белый дом или тот же госдепартамент способны командовать американской прессой. Это у нас журналисты в своей массе — подчиненные политиков. В стране янки журналюги портят жизнь президентам США в гораздо большей степени, чем их политические противники.
Каждый хозяин Белого дома пытался по-своему нейтрализовать “четвертую власть”. Президент Линдон Джонсон, например, пытался “задушить в объятиях” самых влиятельных обозревателей: приглашал их на приемы в свою резиденцию и всячески поднимал их социальный статус.
Президент Ричард Никсон, напротив, считал журналистов “самой гнусной частью человечества” и старался общаться с населением через их голову — с помощью прямых телеобращений.
Но ни та, ни эта, ни с десяток других президентских стратегий своей цели — укрощения прессы — так и не достигли. Символ отношений между первой и четвертой властями в США — корреспондент CNN Мэри Тилотсон, без всяких на то оснований спрашивающая у примерного семьянина Джорджа Буша-старшего в присутствии его малолетних внучек: “Г-н президент, а правда, что у вас есть любовница?”
“Американская пресса управляема властью почти в той же степени, что и российская в начале 90-х годов: можно договориться, надавить, приложить усилия, чтобы материал вышел позже. Но нельзя дать “ценное указание” и разослать инструкции”, — поставил диагноз Михаил Маргелов.
Может быть, все дело во влиянии скрытых от глаз публики медиамагнатов типа наших Гусинского и Березовского в их лучшие времена? Тема очень интересная и довольно малоизученная. Личная позиция, например, владельца мирового конгломерата СМИ “Ньюс корпорейшн” Руперта Мэрдока на этой планете действительно определяет очень многое. В Англии именно от мнения хозяина крупнейших местных газет Мэрдока часто зависит исход парламентских выборов.
Однако сводить все к “разводкам” неких таинственных кукловодов — загонять себя в интеллектуальную ловушку. Все одновременно и гораздо сложнее, и гораздо проще.
“Координированность” американских СМИ обеспечивается громадной сетью личных связей.
Политики, журналисты, бизнесмены, чиновники и ученые существуют в состоянии симбиоза в любой стране, включая Россию. Но в отличие от нас границы между различными “кастами” в Америке очень часто почти размыты. Сегодня ты профессор университета и активный автор “Нью-Йорк таймс”. Завтра — заместитель госсекретаря. Послезавтра — снова ученый или вице-президент крупной корпорации.
Есть и еще одно важное различие между двумя странами. В России все ключевые решения принимаются либо единолично, либо узкой группой лиц в центре власти. Всем остальным остается лишь соперничать в борьбе за влияние на “небожителей”.
В Америке способность воздействовать на принятие решений “размазана” по всему слою элиты. Чтобы развернуть государственный корабль в том или ином направлении, американскому верховному главнокомандующему приходится работать еще и “главноубеждающим”. Любое важное решение в Вашингтоне — плод компромисса между Белым домом и Капитолийским холмом, где находится конгресс.
В стране янки элита — своего рода постоянно действующий дискуссионный клуб, где в спорах рождается внешняя политика. Как мы можем воздействовать на эту саморегулирующуюся систему? Точно так же, как это делают все остальные: пытаясь стать ее частью с помощью активного участия во внутриамериканских дебатах. Благо для этого нужно не так уж и много. Достаточно представлять собой что-то в своей стране и уметь разговаривать с американцами на их языке: не бубнить по бумажке официальную позицию, а спорить, доказывать и убеждать.
Никто не спорит: научиться разговаривать с янки на понятном для них языке не так-то просто. “Мы “носим разные галстуки”: мы учились в разных университетах, никогда не работали вместе, у нас абсолютно разный менталитет и взгляд на вещи”, — сказал мне хорошо знающий Вашингтон бывший замглавы кремлевской администрации, а ныне крупный российский пиарщик Сергей Зверев.
Но сегодня главная проблема отнюдь не в нашей неспособности найти общий язык с янки. Она в том, что российская политическая элита и не пытается это делать.
“Мы общность, повернутая внутрь себя. Заставить наших политиков встретиться с иностранцами — дикая головная боль. А когда нет ньюсмейкеров, попробуй убеди в чем-нибудь иностранных журналистов”, — сформулировала мне суть проблемы глава РИА “Новости” Светлана Миронюк.
Давайте подсчитаем: кто из наших значимых деятелей компетентно общается с закордонными экспертами и журналистами на более или менее постоянной основе?
Сам Владимир Путин? Безусловно. К нынешнему премьеру можно относиться как угодно. Но его способность убедить собеседников в своей правоте феноменальна. На заседаниях Валдайского клуба матерые западные политологи часто настолько размякают, что их приходится уговаривать: задавайте ВВП вопросы поострей. Дмитрий Медведев? Тоже верно. Президент осознает, что общение с иностранцами — часть его обязанностей.
Но в сфере информационных войн один наш правящий тандем “в поле не воин”. А кто кроме него? Авторитетные отставники типа Примакова и Игоря Иванова? На Западе потенциал политических ветеранов принято использовать на полную катушку. Но у нас таких людей к реальной политике не подпускают даже на пушечный выстрел.
Кто остался? Опрос спецов выявил восемь фамилий: парламентарии Маргелов и Косачев, советник Медведева Юргенс, бывшие министры Греф и Починок, авторитетные политологи Караганов, Мигранян и Никонов.
И это на 140-миллионную страну? Да одна Грузия в любой момент может выставить в Вашингтоне гораздо большее число “говорящих голов”! Россия, может быть, и является девятой страной в мире по числу населения. Однако по количеству “солдат информационной войны”, которых Москва может мобилизовать на “американском фронте”, мы сейчас на уровне Андорры или Маврикия.
В защиту пиарщиков
Пиарщики “проекта “Россия” не смогли подняться на уровень стоящих перед ними задач и преподнести наш светлый имидж в правильном свете — после грузинской войны для многих отечественных слуг народа подобные утверждения стали чем-то вроде мантры. Дудки, господа политики. Проблема не в пиарщиках. Проблема именно в вас.
В последние годы к нам вернулась старая советская привычка с веселым скепсисом относится к любым реляциям об успехах власти. Но если быть объективными, то у кремлевской машины внешнеполитической пропаганды есть чем гордиться.
Англоязычный телеканал Russia Today — один из немногих продуктов нашего голубого экрана, который можно смотреть, не испытывая изжоги от чересчур навязчивой пропаганды. В среде снобов нашего политбомонда сейчас, правда, очень модно ругать этот канал. Мол, “они вещают в никуда”, “его реальная аудитория — десять тысяч человек”.
В тех кабельных сетях, где Russia Today есть, она смотрится вполне достойно. Например, по данным международной рейтинговой фирмы “Нильсен”, в 2008 году количество зрителей RT в сети “Тайм- Уорнер” в Нью-Йорке на 11% превышало такой же показатель “BBC-Америка” и в десять раз — “Немецкой волны”.
Ну а как насчет того, что Russia Today есть далеко не везде? Если не ставить перед собой заведомо невыполнимых задач, к этому стоит относиться предельно спокойно. Уровень конкуренции на мировом рынке кабельных каналов за “хорошие места” на спутниках сегодня просто бешеный. Хваленая “Аль-Джазира”, например, сумела “выбиться в люди” только благодаря случайности.
Техник арабского вещания французского международного канала вместо детской передачи выдал в эфир жесткую порнографию. Арабы сразу лишили французов места на спутнике. Оно и досталось “Аль-Джазире”. Опыт китайцев и американцев показывает, что даже неограниченное финансирование еще ничего не гарантирует. Проекты, подобные Russia Today, имеют смысл, только если они рассчитаны на десятилетия. Поэтому план дальнейших действий самоочевиден: надо удерживать на должном уровне качество канала и неспешно, но последовательно входить в нужные нам кабельные сети.
На заре путинской эры бывший флагман советской внешнеполитической пропаганды АПН напоминал зомби. Сегодня РИА “Новости” — суперсовременное СМИ, работающее на западном уровне.
Консультирующее Кремль американское пиаровское агентство “Кетчум” — еще одна излюбленная мишень для критиков из среды элиты. Но в немалой степени именно благодаря советам “Кетчума” мы сумели на достойном уровне провести саммит G8 в Санкт-Петербурге. Еще одна нанятая Кремлем международная пиаровская фирма — “Вебер Шэндвик” — помогла выбить Олимпиаду для Сочи.
Но все эти уважаемые конторы — всего лишь инструменты пиара. Будь их двадцать штук, сами по себе они не способны улучшить имидж России — точно так же, как компьютер, в который не заложена программа, являет собой лишь груду железа.
В чем заключается “проект “Америка”? Всеобщая демократизация и ведущая роль США в мире. В чем суть “проекта “Китай”? Мы на этой планете самые главные. Торопиться мы не собираемся. Но через пару десятилетий вы и сами в этом убедитесь. К чему можно свести ющенковский “проект “Украина”? Отход от России и евроатлантический выбор.
А теперь задумаемся хорошенько: что можно сказать о “проекте “Россия”? Звонких лозунгов, конечно, можно придумать сколько душе угодно. Но ведь за ними еще должно стоять и реальное содержание. А российскую внешнюю политику по-прежнему шатает из стороны в сторону: то мы дружим с Западом, то не дружим, то снова дружим.
Обвинять Кремль в неспособности нащупать некую генеральную линию — в очень значительной степени лицемерие. Некоторые вещи просто невозможно сделать быстро. Возникшие после распада СССР геополитические сейсмические волны еще далеко не утихли. Вокруг нас еще ничего не устоялось. Мы по-прежнему в середине некоего переходного периода. Как и Англия после Второй мировой войны, Россия потеряла свою старую роль и еще не нашла новой.
Именно в этом неприятном, но упрямом факте первопричина большинства наших внешнеполитических неурядиц, включая проблемы с имиджем. “Не стреляйте в тапера: как он может играть, как Ван Клайберн, если никто не дает ему нот?” — эту мысль в тех или иных вариациях я слышал почти от всех опрошенных мною российских спецов по внешнеполитическому пиару.
Задача антироссийских “солдат информационной войны” — столкнуть с горы тяжело нагруженную телегу. Наша задача заведомо многократно тяжелее — втащить ту же самую телегу на гору. Но считать, что мы на веки вечные обречены на неприятие иностранцев, и обижаться за это на весь свет — наивернейший путь в тупик.
Как сказал мне Михаил Лесин: “Внешний имидж России — это в первую очередь как мы сами себя ощущаем и чувствуем”.
