По сути, это были две отдельные кампании, у каждой из которых свои причины, своя логика, свой рисунок боевых действий. Что касается первой, дагестанской, там никаких альтернатив принятым решениям действительно не просматривается. Ну, если не рассматривать в качестве альтернативы капитуляцию России и потерю ею Дагестана, а то и всего Северного Кавказа. Хотя свои загадки и белые пятна здесь тоже имеются. Можно даже сказать, в изобилии.
Разведка доложила точно
"Мелькавшие в те дни (в августе 1999 года. - "МК") названия подвергшихся агрессии районов Дагестана - Ботлихский, Цумандинский, Новолакский - были мне хорошо известны, так как в течение длительного времени именно это направление я считал опасным в случае прорыва чеченских ваххабитов", - вспоминает в своим мемуарах Анатолий Куликов.
Для справки: с января по июль 1995 года Анатолий Сергеевич командовал Объединенной группировкой федеральных войск в Чеченской Республике, в 1995–1998 годах был министром внутренних дел РФ, в 1997–1998 годах - зампредом правительства России.
Куликов обращает внимание на то, что рельеф местности оставляет очень мало возможностей для транспортных коммуникаций между Горной Чечней и Горным Дагестаном. Юго-восточный "угол" Чечни с соседним регионом связывает всего одна автомобильная дорога, идущая из чеченского села Ведено через перевал Харами в дагестанский Ботлих.
"Еще в феврале 1995 года, получив разведывательную информацию о том, что эта дорога используется для доставки оружия из Азербайджана в Чечню, я настоял на закрытии этого направления путем оборудования батальонного района обороны северо-восточнее села Ботлих, - рассказывает Анатолий Куликов. - Позднее дислоцированный там мотострелковый батальон заменила парашютно-десантная рота, но это не сказалось на результатах: начиная с марта 1995 года, эта единственная горная дорога была надежно перекрыта".
Однако и руководство военного ведомства, и командование Северо-Кавказского военного округа настойчиво пытались снять подразделение с этого направления. Просьбы мотивировались отсутствием активных боевых действий и тем, что это направление в случае чего может быстро прикрыть дислоцированная в Буйнакске мотострелковая бригада, которая, мол, достаточно мобильна.
"Хорошо помню, как 2 сентября 1997 года в Пятигорске, в ходе совещания руководителей субъектов Федерации Северо-Кавказского региона... командующий СКВО генерал Виктор Казанцев попросил об отдельной встрече для доклада обстановки, - продолжает Куликов. - В течение часа Виктор Германович настойчиво пытался меня убедить в нецелесообразности размещения войск в районе Ботлиха. Поняв бесперспективность дальнейшей дискуссии, я вынужден был отрезать: "До тех пор пока я, как министр, несу ответственность, войска с Ботлихского направления сняты не будут!"
Однако 23 марта 1998 года Куликов был отправлен отставку, и уже через месяц, по словам экс-главы МВД, военных с этого участка убрали. "Так как другие направления по всей границе Чечни и Дагестана были перекрыты, то этим внезапно распахнувшимся на границе окном теперь не пользовался только ленивый, - резюмирует Анатолий Куликов. - В нескольких селах Горного Дагестана террористы построили долговременные оборонительные сооружения из бетона... Понятно, что вторжение чеченцев в Дагестан было предрешено".
Странная история, не правда ли? Много вопросов оставляет и описание начала кровавых событий в Дагестане, данное Сергеем Степашиным, возглавлявшим на тот момент правительство России. Собственно, он сам эти вопросы задает - и даже пытается на них ответить. Причем для государственного деятеля, занимавшего столь высокий пост, выдвигает очень смелую версию.
О вторжении террористов, начавшемся 7 августа 1999 гола, экс-премьер, по его словам, узнал отнюдь не из докладов силовиков. "Провожу заседание военно-промышленной комиссии в Самаре, - вспоминает Степашин. - Звонит мне председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов: «Сергей Вадимович, беда! Бандиты заходят в Дагестан». Немедленно связываюсь с начальником Генерального штаба Анатолием Квашниным.
Он мне говорит: «Сергей Вадимович, что вы слушаете этого паникера? Все нормально, ситуация контролируется. Никого там нет…» Закончил дела в Самаре, перелетел в Казань. Снова звонит Магомедов: «Вошли!» Как вошли? Я опять к Квашнину – тот бормочет что-то невнятное".
Дальше еще более интересно. "До сих пор не понимаю, как бандиты прошли через то место в горах, которое мы называли «Ослиные уши», - сокрушается Степашин. - Там же стратегическое ущелье, где всегда были наши военные. Почему отсюда ушла десантно-штурмовая бригада? Почему бандиты без проблем добрались до сел – Чабанмахи и Карамахи? Почему им дали эту возможность? Почему Квашнин не располагал информацией об их продвижении? Вертолеты же все время летали – ничего не стоило засечь колонну. Где спецслужбы? Не исключаю, что был план специально затащить боевиков на территорию Дагестана и там им врезать. Но если и так, это было неоправданным риском".
Не вполне понятно, говорит ли Степашин о том же самом подразделении, что и Куликов, или о каком-то другом. Но главное - и экс-премьер, и экс-вице-премьер убеждены в том, что граница с мятежной Чечней должна была быть на этом участке надежно прикрыта. И оба недоумевают, почему этого не было сделано.
Лидер КПРФ Геннадий Зюганов, выступая 16 августа 1999 года в Госдуме, утверждал что «разведка знала еще полтора месяца назад, что будет в Дагестане». Про полтора месяца Зюганов, возможно, хватил, но имеются многочисленные свидетельства того, что вторжение террористов и впрямь не было неожиданностью для российских силовых структур. Один из ключевых свидетелей - генерал Геннадий Трошев (1947-2008), в то время замкомандующего Северо-Кавказского военным округом. 3 сентября 1999 года Геннадий Николаевич был назначен командующим Объединенной группировкой федеральных сил в Республике Дагестан, а с апреля по июнь 2000 года командовал Объединенной группировкой федеральных сил на Северном Кавказе.
Вот, к примеру, записи из дневника Трошева от 4 августа 1999 года, которые он приводит в своих написанных по горячим следам мемуарах: "17.30 Получена шифровка из Москвы. В ней говорится, что избран президиум «Кавказского дома по освобождению Чечни и Дагестана» (во главе с Удуговым, братьями Басаевыми и Хачилаевыми), утвержден ими план мятежа в Махачкале. Начать его они предполагают в период с 5 по 8 августа... Боевики намерены прибегнуть к захвату заложников в наиболее людных местах, после чего официальным властям Дагестана будет предъявлен ультиматум о добровольном уходе в отставку.
Осуществлена переброска 600 боевиков через чеченское село Кинхи в дагестанский Ботлих с последующим проникновением в Махачкалу и ее пригороды. Боевики намерены активизировать отвлекающие маневры на чечено-дагестанской границе, а также совершить отдельные диверсионные акты на различных объектах..."
То есть информация о планах Басаева и Ко была если не исчерпывающей, то достаточно полной. Кстати, как можно заметить, лобовое вторжение отрядов боевиков не было гвоздем этой программы. Что логично: шансы на успех у предприятия появлялись лишь в том случае, если бы удалось поджечь пожар мятежа во всем Дагестане, прежде всего - в его столице.
Так что, вполне возможно, на первом этапе бои на границе действительно играли вспомогательную, отвлекающую роль. Это уже потом, когда восстание поднять не удалось, они приобрели самостоятельное, главенствующее значение.
Если российское командование исходило из этих разведанных, то поступило, в принципе, достаточно разумно, не став стягивать все имевшиеся в его распоряжение в Дагестане силы - не такие уж, к слову, великие - к границе. Очень велик был риск, что основные события развернутся у них за спиной, в тылу.
Хотя версия экс-премьера Степашина - чеченских боевиков заманили в Дагестан, дабы "им врезать", - пожалуй, тоже имеет право не существование. Довольно многое указывает на это. Но все-таки наиболее вероятное объяснение загадок и нестыковок той кампании - влияние таких традиционных для наших палестин факторов, как: а) авось и б) бардак.
Никакая конспирология не может сравниться с тем, что способны учудить эти вездесущие напарники. Они и сегодня многое определяют в нашем Отечестве, а уж тогда... Тогда определяли, по крайней мере, никак не меньше.
По долинам и по взгорьям
15 сентября 1999 года министр обороны Игорь Сергеев доложил председателю правительства Владимиру Путину о полном освобождении территории Республики Дагестана от террористов. После чего ребром встал вопрос: что дальше? Впрочем, в какой-то мере ответ на него уже был дан. Первые ракетно-бомбовые удары по базам боевиков на территории Чечни были нанесены еще в конце августа, а с середины сентября они становятся регулярными. Однако решение о проведении наземной операции было принято далеко не сразу.
По версии Геннадия Трошева, инициатором был начальник Генштаба Анатолий Квашнин. "Помню, после отражения агрессии бандитов в Дагестане он поставил перед Виктором Казанцевым (командующий войсками Северо-Кавказского военного округа в 1997—2000 годах. - "МК") задачу на подготовку ввода войск в Чечню. Казанцев, да и не только он, поначалу воспринял это с недоумением.
– В Чечню без письменного приказа не пойдем! – категорично заявили генералы. – Чтобы нас опять называли оккупантами?!
И о фактическом суверенитете Чечни Квашнину говорили, и о договоре Ельцина и Масхадова, и о возможной международной реакции, и об уроках первой кампании..."
К числу генералов, без восторга отнесшихся к идее второй чеченской войны, принадлежал и сам Геннадий Трошев. "Если быть до конца откровенным, той осенью меня терзали сомнения: а стоит ли вводить войска в республику, не повторится ли ситуация осени 1996 года? - признавался он в своих мемуарах. - Наверняка подобные вопросы задавали себе и мои боевые товарищи... Опасаться приходилось только того, чтобы нас, военных, не подставили в очередной раз".
Но Квашнину удалось переубедить колеблющихся коллег. "Упирались долго, но... безнадежно, - писал Трошев. - Квашнин своей логикой смял наши позиции, как танк – старый штакетник. Не силой приказа, но аргументами здравомыслия склонил на свою сторону".
А затем - ну, или одновременно - под танк квашнинской логики попало, как утверждал Трошев, и руководство страны: "Именно он убедил Путина и Ельцина в необходимости проведения контртеррористической операции на территории Чечни. Именно он предугадал, что население республики будет встречать "федералов" с другим настроем, нежели в первую войну... Ладно, согласился Кремль. Но разрешил проведение операции только в северных районах Чечни: на юг, за Терек – ни ногой".
Трудно сказать, насколько трактовка событий, данная Трошевым, соответствует действительности, но, по крайней мере, хронологии она не противоречит. Определенные паузы возникали и перед вводом федеральных войск в Чечню, начавшимся 30 сентября 1999 года, и перед форсированием Терека. И заполнялись они не только боевой подготовкой, но и политическими дискуссиями.
Одним из свидетельств этих баталий является постановление Госдумы от 29 сентября 1999 года, содержавшее в числе прочего такие рекомендации: "Предложить Председателю Правительства РФ в ближайшее время провести с Президентом Чеченской Республики встречу, на которой рассмотреть вопросы борьбы с терроризмом и урегулирования взаимоотношений Российской Федерации и Чеченской Республики... Считать целесообразным возобновить встречи депутатов Государственной Думы с депутатами Парламента Чеченской Республики".
Владимир Путин предложение о встрече с Асланом Масхадовым категорически отверг: "Никаких встреч ради того, чтобы дать боевикам зализать раны, не будет". Но вслед за этим пообещал, что не будет и новой чеченской войны. Причем последнее было сказано 30 сентября, то есть тогда, когда первые колонны российских войск пересекли границу Чеченской Республики. Больших противоречий здесь, впрочем, нет: действовать первоначально предполагалось совершенно по-иному, нежели в первую кампанию.
"Сначала планировалось так - встать по хребту Сунженскому и левому берегу Терека, здесь остановиться, разделить республику на "белую Чечню" и "черную Чечню", - рассказывал впоследствии Николай Кошман (с октября 1999 года по май 2000-го - заместитель председателя правительства РФ, полпред правительства в Чеченской Республике). - Но потом, когда операция в начальной стадии стала довольно неплохо развиваться, как говорится, пришел аппетит во время еды".
Поясним: первоначальный план предполагал, что в северной, равнинной части Чечни будет, так сказать, налаживаться мирная жизнь: будет восстанавливаться экономика, социальная сфера, проводиться выборы. Южная же, предгорная и горная, будет надежно блокирована по всему периметру и станет зоной проведения спецопераций: террористов будут уничтожать с воздуха и "мочить в сортирах" на земле - путем, например, рейдов мобильных групп и высадки воздушных десантов.
И по мере "мочения" мятежная территория будет постепенно сокращаться, а "замиренная" - соответственно, увеличиваться. Один из вариантов этой схемы предусматривал откат Чечни к "естественным границам", то есть возвращение "крайнего севера" республики, Наурского и Шелковского районов, присоединенных к Чечено-Ингушской АССР в 1957 году, в "родную гавань" - Ставропольский край.
Главным преимуществом такого сценария был более низкий уровень потерь, чем при "классической" войне в горах. Минус - время. Перспектива победы в подобной СВО терялась в туманной дали. Во всяком случае, объявить о победе в ближайшем будущем - на горизонте нескольких месяцев, а то и лет - не представлялось возможным.
Между тем победа, казалось, сама шла тогда в руки. "Первые результаты ввода войск приятно поразили, кажется, даже самого Квашнина, - писал Трошев. - Нас встречали как освободителей... «Ну, раз такое дело, – решили наверху, – тогда полный вперед!» И мы двинули полки за Терек".
В общем, в итоге была выбрана "классика", и, по мнению Трошева, расчет оказался верным: "Квашнин во всем оказался прав. От стратегической идеи до деталей. Всем «мозги вправил на место»: и нам, военным (от генерала до солдата), и политикам. Теперь можно посмеяться над нашими заблуждениями, но мы действительно не ожидали такой поддержки ни в российском обществе вообще, ни в Чечне в частности... Ох, как же рисковал Квашнин, принявшись в одиночку ломать тогдашние страхи и стереотипы мышления чуть ли не всей российской государственной машины! Представляю себе, как он переживал".
Можно согласиться с Трошевым: если все так и было, то повод для переживаний у начгенштаба и впрямь был немаленький. Но в любом случае те, кто принимал политическое решение, кто дал добро на план, предложенный военным руководством, то есть Борис Ельцин и его команда, рисковали гораздо больше. На кону как минимум стояла судьба следующего президентского срока, а по большому счету - судьба страны.
По свидетельству Глеба Павловского (1951-2023), советника руководителя Администрации Президента в 1996–2011 годах, решение о начале полномасшабной наземной операции в Чечне не было коллективным. Автор был один - Владимир Путин. "Этого избирательный штаб никак не мог ему подсказать, - говорил Глеб Олегович семь лет назад в интервью обозревателю "МК". - Это не пиар, извините, это жизни и смерти людей. Уверен, что решение было согласовано с Ельциным. Но инициатива исходила от Путина".
Операция "Чеченизация"
Как уверял Павловский, расконсервация конфликта отнюдь не казалась тогда президентской команде подарком судьбы: "Мы не думали идти на выборы в ситуации гражданской войны в стране. Никто тогда не считал, что такое чрезвычайное потрясение сработает на Путина".
Сам Путин, по словам политтехнолога, так же отчетливо сознавал, чем это ему грозит в случае неудачи: "Какое-то время он явно колебался - лезть туда или нет. Ведь это был огромный риск. На чеченской войне до тех пор никто не набирал политических очков, зато многие политики свернули себе шею. Вступая в войну, он рисковал потерять все. Включая шанс на президентство. Никто не мог знать, что война станет для России общенациональной и создаст из Путина лидера".
Словом, ставка на решительность себя оправдала. Но издержки такого сценария тоже не замедлили себя проявить. После того, как "полки двинулись за Терек", потери федеральных сил начали резко расти и в итоге превысили понесенные в первую кампанию. Что прежде всего объясняется значительно большей протяженностью второго конфликта: режим контртерористической операции в Чеченской Республике был отменен лишь апреле 2009 года.
Нет, "классическая" война с масштабными войсковыми операциями и линиями фронтов закончилась, разумеется, гораздо раньше. Последней крупной ее битвой считаются бои за село Комсомольское (ныне - Гой-Чу), продолжавшиеся с 5-го по 20 марта 2000 года.
"Бои в Комсомольском по ожесточенности сравнимы, пожалуй, лишь с боями в Грозном, - свидетельствовал Геннадий Трошев. - Село оказалось хорошо укрепленным в инженерном отношении... По сути, почти каждый дом был превращен в крепость, рассчитанную на долгую осаду. Бой шел за каждое строение... Чем больше мы наращивали усилия, тем ожесточеннее становилось сопротивление. Бандиты несли огромные потери, но оставшиеся в живых дрались с отчаянием обреченных... Даже раненые оставались на позициях".
Операция завершилась полным разгромом гелаевского отряда: засевшие в Комсомольском боевики были частично уничтожены, частично пленены. Впрочем, немалому их числу, в том числе и самому Гелаеву, удалось вырваться из блокированного села.
Однако после этого война перешла в партизанский режим: сепаратисты-экстремисты нападали из засад на колонны федеральных войск, обстреливали блокпосты и комендатуры, совершали диверсии и разнообразные теракты - и в самой Чечне, и за ее пределами. И в этом формате она шла очень долго.
В какой-то момент стало даже казаться, что будет идти вечно: никакого прогресса, ни малейших признаков улучшения. Подрывы, обстрелы, теракты... И это тоже можно считать отсроченным платежом за ту стремительность, с которой перешедшие Терек полки катились осенью 1999 года на юг, к горам Кавказа.
Выход был найден в том, что вскоре назовут "чеченизацией" конфликта (по аналогии с "вьетнамизацией" - политикой США в соответствующем регионе планеты в конце 1960-х - начале 1970-х годов). Суть ее заключалась в передаче полномочий по наведению и поддержанию порядка в республике самим чеченцам. Точнее, местной элите - тем ее представителям, которые: 1) имеют авторитет и вес среди соплеменников; 2) демонстрируют лояльность по отношению к федеральному центру.
Результаты этой "спецоперации" налицо: блестящий, сияющий, "вылизанный Грозный, роскошные автострады, потрясающие мечети... И главное - никакой войны. Тихо в чеченских лесах и горах, никто не стреляет и ничего не взрывает в чеченских в городах и аулах.
Однако безусловный тактический выигрыш сопровождался целым рядом, назовем это так, побочных эффектов. Что заставляет повременить с оценкой стратегических последствий выбора в пользу "чеченизации". Для ответа на этот вопрос требуется несколько большее время, чем для постройки небоскребов комплекса "Грозный-Сити".
