«Уважаемый Владимир Владимирович!
По итогам моего выступления в прошлый раз было несколько поручений, за что вам очень благодарна. Но две темы - заключение под стражу и борьбу с пытками - нужно довести до конца, с чего и хотелось бы начать.
И первое. В 13 регионах изоляторы переполнены. Чтобы, к примеру, разгрузить СИЗО Москвы, заключенных вывозят в другие регионы. Сами этапы мучительные, особенно для больных людей, женщин с детьми и пожилых.
Верховный суд во исполнении вашего поручения подготовил законопроект о запрете брать под стражу людей, подозреваемых в ненасильственных преступлениях.
И хотелось бы, чтобы запрет касался не только беременных, женщин с малолетними детьми, но вообще всех. Минимум треть заключенных могли бы дожидаться окончания расследования под подпиской или залогом. Они обвиняются в экономических и прочих преступлениях, никак не связанных с насилием. Эти люди точно не представляют угрозу обществу. Они были бы с семьями, работали, приносили пользу.
Вместо этого они сидят в камерах, в бетонных мешках годами (некоторые - по пять- шесть лет до вынесения приговора). Для сравнения: во времена СССР, когда не было видеокамер на улицах, мобильных телефонов и, соответственно, возможностей их биллинга, новых методик ДНК-тестирования и прочих достижений прогресса самые сложные уголовные дела расследовались в среднем 2-3 месяца, а судебное решение выносилось за несколько дней…
Второе. Принят закон, который ужесточает ответственность за пытки, и это хорошо. Но многие жертвы пыток сейчас бояться рассказывать о них публично, а даже если решаются, то уголовные дела против виновных возбуждают в редких случаях, а сами жертвы подвергаются репрессиям и потому отказываются от своих показаний.
Приведу вам пример – мы с легендарным правозащитником и подвижником, Андреем Бабушкиным (увы, он умер год назад), объезжая отдельные колонии, получили свидетельства от жертв пыток. Мы уговорили их дать официальные показания. Но закончилось тем, что они остались в тех же колониях один на один с теми, кто их мучал. И продолжил издеваться над ними. Более того, на самих жертв пыток еще завели уголовные дела якобы за клевету.
Два простых решения могли бы остановить это. Чтобы человека, пожаловавшегося на избиения, пытки, переводили в учреждение другого региона. И чтобы дела о пытках расследовались не на местном региональном уровне (где обычно главный следователь, прокурор и тюремщик не просто взаимодействуют друг с другом, а дружат), а центральным аппаратом СКР.
Третье. Огромные сроки наказания.
В целом растет число наказаний, не связанных с лишением свободы, и это замечательно. Но на этом фоне выросли сроки для тех, кого приговаривают к реальному лишению свободы за ненасильственные преступления. Вообще сроки кажутся дикими - 7, 10, 15, 20 и более лет за преступление, в результате которого никто не погиб и не пострадал.
Статья 2 Уголовного кодекса РФ ставит на первое место задачу охраны прав и свобод человека, а потом уже собственности, общественного порядка и т.д. Но сегодня за преступление экономическое и любое другое ненасильственное могут назначить в два-три раза больше, чем за изнасилование и убийство с особой жестокостью.
Яркий пример — недавно обвинитель запросил 14 лет журналистке Баязитовой якобы за то, что у банкира просили деньги за блок на негативную информацию в телеграм-канале. Сам потерпевший, судя по всему, был в шоке от этой цифры, он просил суд не назначать журналистке лишение свободы. Суд все равно назначил. Пусть не 14, но 5 лет, что тоже невыносимо много для страдающей сахарным диабетом. Замечу, что средний срок за убийство - 6 лет.
Огромные сроки — это феномен, который появился в последние годы. При том, что люди не стали жить по 200 лет.
Статья 43 Уголовного кодекса РФ гласит, что «наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений». Никакой исправительной функции огромные сроки не несут: уже после 5 лет нахождения в тюрьме происходят, согласно исследованиям, необратимые для психики последствия, человека потом сложно интегрировать в общество.
Прошу вас дать поручение пересмотреть уголовную политику в сфере наказания за ненасильственные преступления.
Четвертое. Впервые осужденных по «народной» статье 228.1 УК РФ (за наркотики) молодых людей, приговоренных к огромным срокам (от 8 до 16 лет), около сотни тысяч. В некоторых колониях количество девушек и юношей по 228-й статье достигает уже 80 процентов. Эксперты прогнозируют резкий рост тюремного населения в долгосрочной перспективе именно из-за колоссальных сроков, которые сегодня дают по 228-й статье.
Наркотики – это плохо, кто же спорит. Большие сроки — это часть сегодняшней государственной политики в сфере борьбы с наркоманией. Но она не работает. Авторы этой концепции, судя по всему, ориентировались на американскую практику. В США в 80-е годы в период наркоэпидемии стали приговаривать за преступления в сфере оборота наркотиков к колоссальным срокам, вплоть до пожизненного. Вскоре тюрьмы там переполнились (заключенные не освобождались, а новые все поступали и поступали), и это привело к тому, что их негде было размещать.
Владимир Владимирович, бороться с наркоэпидемией можно и нужно другими способами. Я прошу о пересмотре политики в борьбе с наркоманией. В ее рамках запретить сомнительную рекламу о привлечении на работу курьеров с целью заработать большие деньги, создать социальные ролики о наказаниях по наркостатьям, привлекать настоящих торговцев, а не так называемых закладчиков, которые, в свою очередь, являются самым последним звеном в длинной цепочке распространения наркотических средств, сократить сроки осужденным по ст. 228–228.1, 229.1 и 234, совершившим преступление впервые.
И прошу вас поручить разработать систему профилактики преступлений среди молодежи в целом. Сейчас ее, по сути, нет. Правоохранители в доверительных беседах признаются, что с них требуют показатели. И в этом главная проблема. Пусть бы показателем была профилактика преступлений. Пусть бы за нее правоохранители получают награды, а не наоборот, как сейчас.
Пятое. Сейчас ИИ стали применять в расследовании преступлений (особенно прошлых лет), что приводит к трагедиям. Единицы из нас могут вспомнить, где были 20-25 лет назад, и предоставить этому доказательства. Но даже те, кто могут, оказались бессильны перед ИИ. Пример ученого Цветкова тому доказательство.
Искусственный интеллект выдал: составленный в 2003 году фоторобот убийцы женщин на 55% совпадает с биометрическими данными Цветкова. Но в дни убийств он был в экспедиции с профессорами, докторами наук (в том числе директором Института РАН), есть совместные фото, выписки из приказов. Стопроцентное алиби, как сказали бы многие. Но, несмотря на это, учёный почти год в СИЗО.
Прошу дать поручение прокуратуре и Верховному суду изучить практику применения ИИ вкупе с показаниями людей, находящихся в местах лишения свободы, во время расследования преступлений прошлых лет.
Следующий год – год семьи. Многое говорится про то, что нужно поддерживать желание женщин рожать. Но если рожает заключенная, то ее возвращают из больницы в СИЗО в тот же день (были случаи, когда это происходило через два часа), а ребенок остаётся один. Все самые важные первые дни жизни он не видит мамы, а она его.
В колониях, если ребенок заболеет, то его госпитализируют тоже одного, без мамы. Ухаживают за такими детьми арестанток волонтеры.
А причина одна – не хватает конвоя. Прошу поручить ФСИН решить эту проблему.
Но вообще матери с детьми за решеткой – это нонсенс. Я прошу вас помиловать всех женщин, у которых есть несовершеннолетние дети и которые подозреваются или уже осуждены за ненасильственные преступления. Пусть мамы с малышами вернутся домой.
И прошу помиловать вообще всех женщин, которые впервые совершили ненасильственное преступление, по делам которых нет потерпевших или те не против их освобождения. Пусть они будут дома, пусть создают семьи. Я уверена, этот шаг милосердия со стороны государства многое изменит для всей страны. Он покажет — милосердие возможно в любых ситуациях, и оно выше справедливости, оно и есть сама высшая справедливость».
Владимир Путин после доклада Евы Меркачевой высказался про обозначенные ею проблемы. Президент подчеркнул: сейчас альтернативные заключению под стражу меры пресечения стали применяться все более широко. Количество людей, которые находятся под стражей уменьшилось процентов на 10, а тех, к кому применяются другие меры наказания, увеличилось процентов на 11.
По поводу затягивания сроков следствия глава государства заметил: "Нужно, чтобы расследовали быстро, но качественно. Вижу, что часто время нахождения под стражей слишком большое, зачастую неприемлемое, не все вопросы в этом плане решены".
Что касается излишней суровости наказаний, обратил внимание Путин, то в некоторых странах не случайно за налоговые преступления предусмотрены поистине суровые и даже жестокие наказания: «Но это сознательная позиция государства и законодателя. Так законодатель реагирует на проявления, которые считает наиболее опасными для государства». Вместе с тем президент предложил более детально рассмотреть проблему, обратиться к Госдуме и правительству за анализом того, что можно изменить в это сфере.
«Тема наркотиков — тонкий вопрос, - продолжил Владимир Путин. - Да, знаю, что «тюремное население» во многом формируется за счет тех, кто идет по этим статьям. Но если бы мы спросили родителей, которые потеряли своих детей из-за наркотиков, нужно ли снизить планку наказаний для тех, кто виноват в гибели их детей, они бы нас с вами не похвалили.
Но надо смотреть, где наказания действительно ведут к снижению подобных преступлений. Посмотреть внимательно со специалистами. Мы так и сделаем».
Наконец, глава государства заявил: «Примеры о женщинах в местах лишения свободы, которые вы привели, убедительны. Надо подготовить и принять соответствующие решения, в том числе об амнистии некоторых категорий женщин, которые находятся в местах лишения свободы».
