Авторы доклада Валдайского клуба прогнозируют: перед великими державами «впервые с 1960-х годов возникает реальная угроза крупномасштабных неядерных конфликтов против сопоставимого противника».
Замечу, этот прогноз касается не только и не столько событий, связанных с российской специальной военной операцией на Украине. Речь идет про общие мировые тенденциях, которые не с СВО начались и не на СВО закончатся.
На чем основаны такие выводы? Как в «дивном новом мире будущего» себя будет чувствовать Россия? И что можно сказать о ходе СВО на нынешнем этапе? Вот ответы на эти и многие другие вопросы соавтора доклада — декана факультета международных отношений МГИМО Андрея Сушенцова.
Корейский прецедент
— Андрей, согласно вашему докладу, наиболее близкий эквивалент нынешнего украинского кризиса — это война в Корее в 1950–1953 годах. Дает ли сравнение этих кризисов возможность сделать какие-то предположения о длительности и об исходе СВО?
— Всякая аналогия условна, однако оба кризиса — украинский и корейский — это продукты противоречий двух великих держав, двух глобальных игроков — Москвы и Вашингтона. Как и в 1950-х годах, сейчас на кону стоят принципы формирования будущего мирового порядка, и конфликт протекает на фоне фактора ядерного оружия. Последнее удерживает США от прямого участия в украинском кризисе и минимизирует вероятность вертикальной эскалации.
Тем не менее стратегическое значение участия США в украинском конфликте очень большое — массированная поставка вооружений и военной техники, мобилизация союзников на участие в этих поставках, предоставление Украине разведывательных данных американской спутниковой группировки и целеуказания, которые составляют единый разведывательно-ударный контур между Киевом и Вашингтоном.
США оказывают содействие в планировании военных операций Украины, оказывают масштабное санкционное и политическое давление на нашу страну, координируют диверсии на объектах критической инфраструктуры и проводят кибероперации.
США покрывают и, по сути, спонсируют террор Украины против гражданских лиц на территории России. Это закрывает возможность сотрудничества между Москвой и Вашингтоном по прежде общим вопросам борьбы с международным терроризмом.
По существу длительность кризиса определяется оценкой США полезности Украины как инструмента нанесения ущерба России. Поэтому ограничение по длительности состоит в износе украинских ресурсов как инструмента борьбы с Россией, истощении канала поставок военной техники и вооружений, усталости западных обществ от украинского кризиса и появления новых точек напряжения в мире, требующих от США перераспределить силы.
Если в определенный момент Вашингтон осознает, что Киев из актива превращается в пассив внешней политики и что содержание Украины становится непропорционально дорогим, а стратегические достижения все более и более ограничены, США будут искать другой, более дешевый способ нанесения ущерба нашей стране. И тогда на Украине возможен уже не корейский сценарий, а вьетнамский или недавний афганский, который мы все наблюдали.
— Цитата из вашего доклада: «То, что война в Корее завершилась перемирием, было не закономерностью, а огромной удачей для всего человечества». Применима ли та же самая мысль к украинскому кризису? Неужели в плане установления мира в соседней стране мы можем надеяться лишь на удачу и везение?
— Корейская война — особый кризис. Это конфликт эпохи ранней «холодной войны», когда только вырабатывались правила взаимодействия между Советским Союзом и США, опосредованная военная конфронтация между ними тогда происходила впервые. Это была своего рода лаборатория взаимодействия, в которой лидеры и элиты двух стран вырабатывали правила поведения в конфликтах друг с другом.
По сей день США остаются единственной страной, которая применила ядерное оружие в военном конфликте — с Японией. Вторым эпизодом его применения вполне могла стать корейская война. Тогда командующий силами США Дуглас Макартур склонялся к этому решению, и для того, чтобы его предотвратить, президент США Гарри Трумэн был вынужден лично приехать в регион и заменить командующего.
Другим кризисом, который сформировал понимание правил поведения Советского Союза и США в эпоху ядерного оружия, стал Карибский кризис 1962 года. Пожалуй, это был самый важный военно-политический кризис с точки зрения выработки правил взаимодействия двух стран друг с другом.
В настоящий момент угрозы ядерной войны нет. Ядерное оружие для России является средством сдерживания государств НАТО от прямого вмешательства в украинский кризис. Напомню, что такие планы активно обсуждались на раннем этапе кризиса в виде проекта по созданию «бесполетных зон» на территории Украины. Ядерное сдерживание по-прежнему работает, но, как и прежде, это не означает, что ядерная война близка.
— В вашем докладе значится: «Российские элиты недооценили готовность Запада предоставить Киеву масштабную военную и военно-техническую помощь». Как вы думаете: чем была вызвана такая недооценка?
— Вероятно, расчет был на более самостоятельную позицию стран Европы, без поддержки которых США не решились бы сделать ставку на военное решение. Однако Европа проявила чудеса безропотности: она «проглотила» уничтожение собственной энергетической инфраструктуры и пропустила удар по конкурентоспособности своей экономики в долгосрочной перспективе.
Я давно сделал наблюдение, что здравый смысл и прагматизм — это относительные понятия, крайне условные. Сейчас в Европе период торжества других принципов — экзальтированного идеологического экстаза, доходящего до отсечения себе конечностей. Посмотрим, куда эти принципы приведут европейский проект. Пока же ни о какой стратегической автономии говорить не приходится: Европа на «каникулах от стратегического мышления».
Действительно, в 2022 году ситуативно возникло единство между ЕС и США, однако ситуация меняется: заканчиваются запасы вооружений, производить новые — долго и дорого, у стран Европы появляются новые приоритеты, нарастает усталость от Украины. Недавние откровения премьера Италии Мелони — лишь один из признаков этой усталости.
— В вашем докладе утверждается: «Санкции против России связаны с крупными экономическими издержками и для США, и для Европы, возможно, превосходящими в абсолютном выражении потери самой России». Возможно или точно? Не пытаемся ли мы с помощью подобных оценок в первую очередь поднять свое собственное настроение?
— Галлюцинации вредны, нужен трезвый взгляд. Экономическое взаимодействие с Россией было одной из трех ключевых опор экономики ЕС с начала 1990-х годов.
Расчет США был на обрушение экономического потенциала России на треть. Высвободившиеся ресурсы предполагалось поделить с европейцами и украинцами, чтобы оплатить стоимость конфликта и продлить «американский век». Затем планировалось возобновить работу с Россией уже на менее выгодных для нее условиях, чтобы она и дальше помогала поддерживать конкурентоспособность ЕС.
Однако этого не произошло: Россия уверенно справилась с ударом и вышла на траекторию новой индустриализации и экономического роста, развернув географию своей внешней торговли. В этих условиях именно ЕС сознательно превратился в ключевого донора в пользу Украины и невольно — в пользу США — путем закупок вооружений и дорогих энергоресурсов, перетока инвестиций и производства с европейского континента в Северную Америку.
При этом ЕС потерял опору в виде дешевых энергоресурсов из России. Экономический рост на континенте стагнирует — многие в ЕС сейчас осознают, что США используют их так же, как и Украину.
Победители и проигравшие
— Один из выводов вашего доклада: «Независимо от того, где по завершению СВО пройдет итоговая граница, можно сказать, что украинский конфликт уже стал серьезной стратегической неудачей США». На чем конкретно основано такое умозаключение?
— Цели США состояли в нанесении стратегического поражения нашей стране. Это означало — устранить ее как значимую в мировом масштабе силу и преподать урок остальным поднимающим голову государствам, в этом был план-минимум.
План-максимум заключался в смене правительства в России и обеспечении контроля над ее экономическим потенциалом. В результате США планировали закрепить свою гегемонию на весь XXI век, а затем переключить внимание на противостояние с Китаем, имея в тылу ослабленную и подавленную Россию.
Ни одна из этих целей не была достигнута. Россия приступила к индустриализации и милитаризации собственной экономики, увеличению армии.
Вероятно, Российская армия на данный момент наиболее опытная в мире в части применения современных средств ведения войны. По итогам украинской кампании Россия будет не меньшей, а большей проблемой для США, чем до начала специальной военной операции. США не смогли удержать Россию от начала СВО, привести ее к быстрому поражению и уберечь от жертв и разрушений своего сателлита Украину.
Санкции против России ударили по Западу, арест российских активов за рубежом подстегнул процесс отказа от доллара и западной финансовой инфраструктуры по всему миру.
— Вы говорите: «США готовят почву к тому, что на конфликт на Украине может завершиться прекращением огня без всеобъемлющего политического урегулирования по модели корейской войны». В чем вы видите признаки такой подготовки?
— Американские эксперты с весны этого года пробрасывают идеи о сценарии заморозки конфликта по корейскому сценарию. С запозданием в несколько месяцев ключевые западные СМИ теперь констатируют безуспешность военных усилий Украины, несмотря на масштабную военную помощь Запада. Проводится мысль о том, что «мы сделали все что могли», однако «украинцы не послушали добрых советов», вели войну по своим умозрительным схемам и теперь несут за это ответственность.
Для многих на Западе украинский кризис — это медийное явление, «война в телевизоре», и победа в ней также может быть достигнута в виртуальной плоскости — через акцентирование или ретуширование определенных событий.
Сейчас Украина постепенно уходит из поля внимания. Не исключено, что США хотели бы стабилизации линии фронта и возникновения новой неопределенности. Однако этот сценарий подразумевает, что наша страна будет пассивным наблюдателем и не будет владеть инициативой. Не вижу никаких признаков того, что это будет именно так.
— Прекращение огня в Корее держится вот уже 70 лет. Допустим, на Украине все тоже завершится прекращением огня. Есть ли шансы на то, что перемирие продержится даже не семьдесят, а хотя бы семь лет или даже семь месяцев?
— Без глубокого урегулирования вопросов, вызвавших необходимость проведения специальной военной операции, никакое перемирие не будет окончательным.
Условия России были озвучены еще в конце 2021 года и с тех пор не менялись: среди них — неукоснительный нейтралитет, демилитаризация, денацификация Украины, отмена принятых правительством дискриминационных законов по религиозному, национальному и языковому признакам, отказ от чествования запятнавших себя преступлениями против человечности профашистских элементов, которых нынешнее правительство Украины поместило в пантеон национальных героев.
К этим российским требованиям с течением времени прибавились новые — Украина и США должны учитывать новую реальность освобожденных Россией территорий Новороссии. Чем позже США позволят Украине начать переговоры, тем хуже будет для Киева ситуация в сфере контроля над территориями.
— Один из самых пессимистичных выводов вашего доклада звучит так: «Как бы то ни было, украинский кризис станет прелюдией для следующих масштабных военных кризисов в других частях мира». Мир точно обречен на возвращение эпохи больших войн?
— Идет структурная перестройка мира, вызванная ослаблением США и усилением других крупных стран, которые отказываются жить по предложенной им американцами схеме. Относительное ослабление гегемона — не уникальное событие в мировой истории. Оно всегда сопровождалась продолжительным переходным периодом, в ходе которого мир сотрясали военные кризисы в разных его частях. США и европейцы долгое время жили с ощущением того, что «история завершилась», «мир теперь плоский» и должен жить по неким «правилам», которые были придуманы Западом.
Однако у этого нет никаких симптомов: крупные страны, даже не ставя цели сокрушения доминирования США, занимаются удовлетворением собственных интересов в поясе своих границ.
Это неизбежно ведет к нарастанию военно-политической напряженности и в худших случаях — к срывам в военные кризисы. К сожалению, США в большинстве из этих ситуаций выступают не как миротворец, медиатор или переговорщик, а наоборот, как активное действующее лицо, поджигатель кризиса, стремящийся использовать его последствия для собственного блага.
Это еще один признак того, что гегемония США рушится: Вашингтон перестает быть арбитром и становится лишь одним из действующих лиц мировой политики, пусть и пока наиболее влиятельным.
Мир вокруг России
— А насчет возможности «масштабного военного кризиса» в нашем регионе мира после окончания СВО? Должны ли мы опасаться чего-то подобного?
— Российские границы лежат в Восточной Азии: любая эскалация кризиса вокруг Тайваня, Кореи, Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей неизбежно затронет российские интересы.
События на Ближнем Востоке имеют большое влияние на внутреннюю политику в нашей стране. Планы по милитаризации Польши и ее превращению в военный бастион против России также содержит конфликтный потенциал, который может реализоваться в будущем десятилетии.
— Вы пишете: «Крайне высокая доля услуг в ВВП США (около 78%) и ЕС (около 73%) может говорить об их весьма невысоких способностях по конвертации экономической мощи в военную». Не является ли подобный тезис недооценкой сил и возможностей противника?
— Услуги — это важный сектор экономики, но он не производит артиллерийские снаряды. Их можно купить, и торговля — это действительно важная услуга. Однако производственных мощностей по производству снарядов в мире не так много. Что делать после того, как все доступные в мире склады опустели?
При этом военно-промышленный комплекс на Западе находится в частных руках: его потенциал очень значительный, имеется много законсервированных мощностей. Однако для их расконсервации нужна предсказуемость в заказах — ее пока невозможно гарантировать.
В результате мы имеем ситуацию, в которой готовность российской промышленности к производству артиллерийских снарядов превышает способность всех 50 стран, которые находятся в формальной коалиции союзников Украины и поставляют ей оружие.
— Оценивая значимость для военных возможностей Украины американской спутниковой системы Starlink, вы заявляете: «Эта помощь превосходит по своему значению поставки любых видов летальных вооружений — орудий, танков или ракет». Есть ли у России хотя бы теоретические шансы нейтрализовать Starlink, не сбивая американские спутники?
— Современная война — это высокоточная война на большую глубину фронта. Большие скопления военной техники и живой силы оперативно поражаются.
Можно без преувеличения сказать, что Российская армия имеет наиболее успешный опыт противостояния разведывательно-ударному контуру с участием США. Армия России последовательно адаптировалась ко всем видам «чудо-оружия», которое с большой помпой анонсировалось Соединенными Штатами — системы HIMARS, дроны, дальнобойные ракеты и прочее.
Российские системы РЭБ, глушения, нарушения целеуказания, маскировки, радиолокации, разведки, системы ПВО составляют сложную эшелонированную систему, которая снижает эффект от американского преимущества в сфере технической разведки.
Составной частью американской системы является не только спутниковая группировка, но и действующие над территорией стран НАТО разведывательные самолеты и другие развернутые в Восточной Европе системы, которые Россия не поражает.
Российское правительство ставит сейчас приоритетную задачу кратно нарастить размер российской спутниковой группировки для увеличения глубины поражения сил и средств противника. Соотношение потерь кратно в пользу России — это главное свидетельство результативности созданной системы.
— Вы говорите о «крайнем удешевлении и массовом распространении средств для дальних высокоточных ударов». Как такая огромная страна, какой является Россия, может защититься от дронов, для штамповки которых иногда достаточно суммы всего в тысячу долларов?
— Россия действительно самая большая по территории страна, ее границы наиболее проницаемы и в редких местах защищены естественными природными препятствиями.
Украина на ранних этапах войны активно пользовалась проницаемостью российской системы противовоздушной обороны, и прежде Киеву удавалось достигать целей в центральных районах страны. Однако мы все меньше видим таких эпизодов.
Министерство обороны работает над созданием комплексной системы ПВО, перекрывает «слепые зоны». Как я уже говорил, стоит задача создания мощной орбитальной группировки, которая позволит диагностировать угрозы на ранних стадиях. Стоит вопрос о совершенствовании системы гражданской обороны, которая позволит населению четко действовать в условиях возможной угрозы такого рода.
— Говоря о «дивном новом мире будущего», вы предсказываете «неизбежное количественное увеличение современных армий». Какие еще масштабные изменения ждут тот образ жизни, который стал привычным в России после окончания «холодной войны»?
— Действительно, Россия, Европа и Северная Америка привыкли к тому, что последние 30 лет были относительно стабильными. Однако так было только в указанных регионах: ни на Ближнем Востоке, ни в Африке, ни в Азии ничего подобного люди не испытывали. Для них последние 30 лет были временем наиболее турбулентных событий, которые постоянно держали их в стрессе. Было невозможно скрыться и спрятаться от военных кризисов и напряженности.
По сути, современный геополитический кризис стал синхронным во всем мире. Ситуация в Европе, Северной Америке и России приходит в соответствие с тем, как ощущают происходящее в других регионах мира.
Что это за характерные черты? Война и военная напряженность как постоянный фон жизни: граждане ощущают давление информационных войн и провокаций. Для того чтобы купировать это давление, государства прибегают к выработке объединяющих идей и способов их трансляции. Это, без сомнения, оказывает влияние на повседневную жизнь граждан.
Страны будут опираться на создание собственной индустриальной, технологической базы, укреплять военную промышленность, науку, информационно-коммуникационные технологии, сельское хозяйство и транспорт. Рабочие места в этих сферах, переток внимания от сферы услуг в сферу производства окажет влияние на жизнь граждан.
Наконец, массовые армии снова обратят внимание на систему массовой подготовки. Это касается сферы образования, здравоохранения и спорта. На начальных этапах мы видим, как российское правительство делает шаги в этом направлении. Ветераны, несомненно, станут одной из опор общества и займут видное место в разных сферах общественной жизни.
В целом можно сказать, что «дивный новый мир будущего» не будет катастрофичным: происходит возвращение мировой политики на классическую траекторию, которую знала история на протяжении столетий.
