— Элла Александровна, совсем недавно в стране прошел Единый день голосования. Как вы оцениваете итоги кампании?
— Переживали как никогда.
— За что переживали?
— За безопасность людей в первую очередь. Это огромная моральная ответственность — принимать решение, проводить ли выборы в ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областях или отложить их на неопределенное время. Законом предписано, что именно ЦИК после соответствующих консультаций с Минобороны и ФСБ решает, быть выборам или нет. Представьте, какой это груз ответственности.
— Не было уверенности, что все там пройдет хорошо в плане безопасности?
— Мы тщательно взвешивали все «за» и «против», продумывая все возможные и необходимые меры безопасности в условиях военного положения. Мы знали, насколько велико стремление самих жителей в этих регионах провести выборы. Это было коллективно выстраданное желание — после референдума последовательно идти дальше, не останавливаться, чтобы полностью интегрироваться в единый организм России.
— И тем не менее были и прилеты по участкам, и эвакуация комиссий...
— Да, у нас были случаи, когда уже были определены и оборудованы помещения для голосования а потом коллеги звонят и говорят: «Всё, нет участка. В результате прилетов — одни развалины…» Но никто руки не опускал, даже когда вновь приходилось начинать с нуля.
— Минобороны не говорило вам: «Какие выборы, вы с ума сошли? Там прилеты каждый день»?
— Если бы Минобороны не гарантировало нам возможность проведения выборов — при соблюдении ряда условий по обеспечению безопасности, — никакого положительного решения нами не было бы принято. И надо отдать должное и сказать огромное спасибо всем нашим правоохранительным органам за их мужество, четкие, слаженные и оперативные действия. Даже международные эксперты — а их там было более 30 человек из разных стран — отметили, насколько профессионально и корректно вели себя сотрудники правоохранительных органов. Как и принято по нашему законодательству, всегда на участке присутствует сотрудник правоохранительных органов. Но здесь разные формы голосования применялись, и они всегда были рядом, обеспечивая и избирателям, и членам комиссий необходимую защиту. Плюс на случай прилетов была предусмотрена система эвакуации. Все было сделано. Только когда мы убедились, что сможем обеспечить безопасность, мы дали добро. Но тем не менее каждый день переживали. Даже не припомню, когда в последний раз я испытывала такой силы эмоциональную нагрузку...
— Кроме вопросов безопасности какие еще проблемы были в новых регионах?
— По разным причинам не все успели получить российские паспорта. А в Херсонской области после теракта на Каховской ГЭС дома у людей затопило, и у многих уже полученные паспорта пришли в негодность. Чтобы максимально дать людям возможность проголосовать, своевременными поправками в закон предусмотрели возможность предъявлять при получении бюллетеня любое удостоверение личности, которое выдано публичными органами власти, включая и украинский паспорт. Главное, чтобы было подтверждение, что человек там проживает. Впервые четыре новых региона проводят у себя выборы в составе России. И в этом принципиальное отличие прошедшей кампании от всех предыдущих такого же уровня в Единый день голосования.
— Из-за такой экстраординарной ситуации избиркомам было тяжелее работать?
— Нагрузка на наши комиссии возросла более чем в два раза. Очень многие наши коллеги из других регионов ездили в новые субъекты, помогали в подготовке выборов. Все были задействованы в системе обучения. Впервые были созданы экстерриториальные избирательные участки. Многие жители новых регионов с учетом разных обстоятельств оказались разбросанными по всей стране. Чтобы дать им возможность проголосовать, было создано 329 экстерриториальных участков. Это тоже большая работа. Одновременно были созданы участки и в новых регионах для тех, кто приехал туда из других краев и областей России помогать налаживать там жизнь и восстанавливать системы жизнеобеспечения: для строителей, медиков, военнослужащих.
— Чем еще отличались эти выборы от предыдущих?
— Если говорить о других особенностях этих выборов, то мы запустили два пилотных проекта: «Мобильную УИК» и «Стоп-дубль». В первом случае вывели на качественно новый уровень информационно-разъяснительную работу с избирателями. Надо отдать должное: наша избирательная система стала очень динамичной, она быстро и адекватно реагирует на все внешние вызовы и запросы. Например, когда была пандемия, мы использовали бесконтактный способ информирования граждан. А сейчас, напротив, нарастает потребность людей в непосредственном общении. Как ни странно, даже в крупных городах. Но особенно это востребовано в небольших населенных пунктах. Хорошо подготовленные члены участковых комиссий ходили от двери к двери, чтобы максимально проинформировать граждан о предстоящих выборах и о тех возможностях, которые сейчас появились у избирателей. Одновременно уточняли списки избирателей.
Что касается «Стоп-дубля», то с помощью этого пилотного проекта мы продолжаем отрабатывать и совершенствовать механизмы предотвращения двойного голосования.
В целом это была очень масштабная кампания, хоть и региональная. Мы с коллегами перевели дух только 14 сентября — когда везде завершился подсчет голосов и стало понятно, что серьезных нарушений практически нет.
— Совсем не было нарушений? Нигде?
— Отмены были только на четырех участках. Чуть более двух тысяч бюллетеней из 45 миллионов были признаны недействительными. Это 0,005%!
— Расскажите про ДЭГ. Эта система ведь тоже впервые на этих выборах была использована столь широко, в 25 регионах.
— Да, это правда. В Москве дистанционное голосование уже стало привычным делом. На платформе mos.ru развиты практически все услуги. Но для 18 из остальных 24 регионов это было впервые. Помимо беспрецедентного масштаба мы существенно расширили другие аспекты: впервые ДЭГ проходило в пяти из одиннадцати часовых поясов. И итоги мы подводили отдельно по каждому часовому поясу. Также существенные изменения претерпела система гражданского контроля за ходом ДЭГ — для наблюдателей были созданы максимально широкие и благоприятные условия для непрерывного и всеобъемлющего контроля.
— Многие политологи отметили, что на этих выборах был крайне низкий уровень протестных настроений. Даже в тех регионах, где он традиционно зашкаливал. Это как раз маркер той самой консолидации или скорее апатия в обществе?
— Это не апатия, а сосредоточенность. Люди пытаются осмыслить новую реальность и понять свое место в ней. А уровень протестных настроений действительно был очень низким. И наши избиркомы тоже этому поспособствовали, максимально доброжелательно относясь к кандидатам. Во всем помогали, поэтому и процент отказов в регистрации оказался микроскопическим. Мы же одно из самых динамично развивающихся ведомств в плане цифровизации и применения новых технологий. Наши цифровые сервисы для всех участников избирательного процесса позволяют получить всю необходимую информацию. Там шаг за шагом показано, как действовать, как заполнять документы, в том числе и финансовые, — это самое трудное. Все это минимизирует казусы человеческого фактора. Но и очно проводили все необходимые консультации. То есть максимально облегчили кандидатам процесс подачи документов.
— То есть им просто не на чем было строить протестную кампанию?
— Было бы желание — повод всегда можно найти. Главное, желания такого у партий не было — придумывать повод для протестов.
Ну и мы им повода не давали: не было ни одного заявления, что кто-то сознательно по политическим причинам кому-то отказал в регистрации. А это обычно самый напряженный момент. Наоборот, в Хакасии, где пять лет назад был избран губернатор от КПРФ, мы наблюдали некую иронию судьбы, этакое кривое зеркало. Обычно кандидаты от оппозиционных партий сетуют, что партия власти чинит препятствия их выдвиженцам. А здесь эти медные трубы пятилетнего правления привели к тому, что на заседании ЦИК пришлось восстанавливать одного из кандидатов, поскольку его регистрации препятствовала как раз действующая в республике власть.
— А наблюдателей много было на этих выборах?
— Беспрецедентно много для региональной кампании, как никогда. Их стало больше на треть по сравнению с 2022 годом — почти 183 тысячи человек. И мы как никто в этом заинтересованы. Если взять выборы более чем десятилетней давности, то вспомните, какое было напряжение. Например, в 2011–2012 годах, когда были протесты против итогов голосования. Именно в тот момент президент предложил оснастить избирательные участки камерами видеонаблюдения. В то время уровень доверия к избирательной системе и к выборам в целом оставлял желать лучшего. Вот и пришлось новому составу ЦИК начиная с 2016 года основным критерием качества своей работы сделать уровень доверия к избирательной системе и к результатам выборов. И для этого мы за эти годы превратили нашу избирательную систему в одну из самых открытых и прозрачных в мире для гражданского контроля. Как следствие — уровень доверия к нашей работе и к выборам в целом существенно вырос.
А мы и работаем для избирателя. Он и есть наш главный судья и экзаменатор.
— Теперь ведь все вообще под видеокамерами...
— Раньше видеонаблюдение было только на федеральных выборах, а сейчас и на региональных кампаниях широко применяется. Это дополнительный вид контроля именно для того, чтобы не было спекуляций. Можно сказать: ребята, вы можете сколько угодно обобщать на одном примере, но вот вам факты. И у всех участников выборов есть доступ к видеонаблюдению. Более того, созданы центры общественного наблюдения. Сидят волонтеры и, сменяя друг друга, сутками следят на мониторах за своими участками. Чуть что не так — сразу перематывают и фиксируют. Мы стремимся к тому, чтобы легитимность выборов подтверждали все виды наблюдения. Чтобы не было повода для спекуляций.
— А партиям нравится, что теперь за всем следят наблюдатели?
— Это в их же интересах. Мы говорим партиям: если вы считаете, что у вас есть поддержка среди людей, тогда убеждайте ваших сторонников, чтобы они поработали наблюдателями. Институт наблюдения от партий и кандидатов давно существует. Но теперь появился и институт общественного наблюдения. Он родился в 2017 году и был впервые реализован на прошлых президентских выборах. Наблюдатель в данном случае отстаивает интересы не конкретного кандидата или партии, а интересы общества. Почему еще не было напряженности и протестов — потому что у каждой партии, у каждого кандидата была возможность контролировать выборы в разных формах.
Более того, у нас помимо взаимодействия с Общественной палатой подписаны также соглашения с уполномоченным по правам человека и СПЧ при президенте. Если возникал какой-то эксцесс, реакция была моментальной. Никто ничего не прятал, не скрывал. Все современные технологии мы поставили на то, чтобы сделать систему максимально оперативной. Система теперь очень чувствительна и моментально реагирует.
Но в том, что кампания прошла так достойно, большая заслуга и всех ныне действующих партий, наблюдателей и СМИ, то есть все участники избирательной кампании перед лицом внешнего противника проявили себя очень зрело и ответственно.
Казалось бы, простая региональная кампания. Но когда начинаешь «расшифровывать», почему она внешне спокойная, а внутренне эмоционально очень насыщенная, — это такой клубок невероятной народной силы и мощной энергетики! Мы продемонстрировали всему миру, что нас так просто не возьмешь. Мы опрокинули все, на что Запад попытался нас обречь, вредя и гадя нам везде, где можно. Они мечтали, что под грузом санкций мы сломаемся и будем ползать перед ними на коленях.
— Пусть мечтают дальше…
— Но все происходит с точностью до наоборот: в этой избирательной кампании произошла консолидация не только внутри нашего сообщества избирательных комиссий — а это почти миллион человек, представляющих полный срез нашего общества (чиновников и госслужащих в составах комиссий менее 6 процентов), — но и всех участников избирательного процесса. Пришло понимание того, что над страной нависла внешняя угроза, и мы должны быть готовыми ее отразить. Должны быть умными, стойкими и не суетиться. Внутренняя сила, убеждение в своей правоте и спокойствие — все это сказалось и на характере кампании. Она прошла максимально корректно и внешне довольно спокойно. Есть у нашего народа такая присказка: «Получи, фашист, гранату!» Здесь было именно такое ощущение: вы нас пытаетесь спровоцировать, пытаетесь сломать и уничтожить, но в результате падете сами, а нас ничто не выбьет из седла!
— В Москве эта моральная мобилизация тоже ощущалась?
— Вклад москвичей в то, чтобы наши новые регионы поскорее залечивали раны, огромен. На фоне бурлящей московской мирной жизни — а Москва прекрасна в своем многообразии — жители города не забывают, что там наши ребята воюют. В том числе и москвичи. Это дает такой мощный эмоциональный заряд. Если мы не там, то хотя бы здесь мы должны делать все, чтобы было не стыдно перед теми, кто рискует за нас, за Россию, своими жизнями. Эти чувства разделяют большинство наших сограждан. Конечно, попадаются порой разного рода подонки, не без этого. Но я говорю о народе. Мы это остро ощущаем по настроению, характеру действий наших коллег в избиркомах: помимо своей основной деятельности систему объединяют те добрые и важные поступки, которые стали неотъемлемой частью нашей жизни. Посещение госпиталей, сдача крови для раненых, сбор и отправка на фронт медикаментов и необходимого снаряжения, помощь семьям погибших наших коллег, которые добровольно ушли в зону СВО. Я чувствую гордость за наших людей.
— То есть наши выборы в нынешних условиях — это еще и некий сигнал миру?
— Да. Что нас не сломать.
— Почему сейчас такой сигнал настолько важен?
— Мы ведь за последние 20 лет благополучной и спокойной жизни весьма расслабились. Люди почувствовали вкус более качественной жизни. Испытание и искушение материальным благополучием — человеческих душ и народного духа — весьма непростое…
— К чему эта расслабленность привела?
— К тому, что мы по целому ряду направлений перестали развиваться, а в некоторых случаях стали даже деградировать: зачем развивать то или иное отечественное производство, если это можно купить где-нибудь в Европе, Азии или Америке? Мы недооценивали угрозы, которые формировались не один год против нас. Сейчас мы понимаем, что у НАТО (подразумеваем США) почти отказали тормоза. Помните, Макрон сказал, что у НАТО произошла смерть мозга? У коллективного Запада произошла еще и смерть совести, а на ее место заступили бесстыдство лжи, агрессия и вседозволенность. Они фактически воюют с нами, не скрывают, что любой ценой Россию надо уничтожить. Бьют их вассалы во главе с кровавым комиком по мирным жителям, убивают журналистов, устраивают теракты — давайте дадим им еще больше оружия! В ответ в нашем обществе идет процесс консолидации, и я полагаю, что он будет нарастать. Мобилизация общества на развитие необходимых технологий и производств, на очищение, оздоровление и сбережение нашего культурного кода, на укрепление и развитие страны — как мощный ответ тем, кто замахнулся на нашу общую судьбу.
— Получается, сейчас правда в силе?
— К сожалению, пока в мире господствует «Правда от Силы», а не «Сила — в Правде». Россия должна стать настолько мощной и сильной, чтобы ее правду услышал и принял весь мир. Нам предстоит этот путь. И прошедшая кампания — это определенная веха в этом общем направлении.
— Каковы впечатления об увиденном у международных экспертов? И откуда, кстати, были эксперты? Только из дружественных стран?
— В том-то и дело, что эти храбрые люди приехали в наши новые регионы в основном из недружественных стран — из США, Германии, Нидерландов, Испании, Италии, Исландии, Франции. Были эксперты также из Аргентины, Сербии, Эквадора, Камеруна, Индонезии и других стран. Многие из них в своих странах подвергаются давлению, им грозят санкциями, но они все равно едут за правдой, за возможностью своими глазами увидеть то, что происходит на самом деле.
Они высоко оценили организацию выборов в наших новых субъектах и поделились тем, что происходит у них. Один коллега из Исландии сказал, что многие в Исландии помнят и благодарны России, когда она единственная протянула руку помощи. Но сказать об этом вслух сейчас никто не решается из-за враждебного по отношению к России курса их местных властей. Он и другие эксперты говорили, что они приглашали на наши выборы журналистов из своих стран, чтобы те сами убедились в том, насколько действительность отличается от того, что распространяется в их странах. Но многие сказали: «Мы рады бы поехать, но есть две проблемы. Первая — все равно не опубликуют. А вторая — страх потерять работу». Вот такая обстановка создана в странах, которые всему миру рассказывают, какие они демократичные, какая у них свобода слова...
