В Кремле постепенно приходили к не очень утешительному выводу: сохраняя любезную улыбку на лице, коллективный Запад теснит Россию по всем фронтам. А Москва при этом находится в ситуации стратегического одиночества: в случае чего ей просто не на кого положиться и опереться. В подобных случаях принято цитировать знаменитое высказывание императора Александра III: «Во всем свете у нас есть только два верных союзника — наша армия и флот. Все остальные при первой возможности сами ополчатся против нас». Однако сам император не всегда буквально следовал своему главному внешнеполитическому принципу. Именно при Александре III Россия вступила в союзные отношения с Францией, которые продержались до самой революции 1917 года. Равным образом при Путине Россия тоже обрела если не полноценных союзников, то уж точно партнеров и попутчиков.
Главным партнером Кремля через некоторое время стал человек, который летом 2007-го еще только двигался вверх в китайской политической иерархии, — тогдашний секретарь шанхайского горкома КПК Си Цзиньпин. А вот интрига вокруг главного попутчика оказалась закручена даже еще более лихо. Турция — абсолютный рекордсмен по количеству войн с Россией. Со времен Ивана Грозного и до эпохи Ленина две страны воевали друг с другом в общей сложности 12 раз. Но именно Реджеп Эрдоган — политик, который уже в 2007 году являлся фактически высшим лидером Турции, — превратился в самого влиятельного и доверенного попутчика (обычно про попутчиков так не говорят, но какие времена, такие и эпитеты) путинской России.
Шесть лет тому назад на дипломатическом ужине в Москве я оказался за одним столом с Хикметом Четином — бывшим министром иностранных дел и бывшим спикером Великого национального собрания (парламента) Турции. «Часто вы посещаете наши курорты?» — любезно поинтересовался у меня ветеран турецкой политики. Мне не хотелось разочаровывать обаятельного и харизматичного собеседника, но я не видел иного выхода, кроме как сказать правду: «Нечасто. Я предпочитаю Грецию!». Но тут наступил великий и грозный 2022 год, и многие из тех, кто раньше предпочитал Европу, вдруг обнаружили, что море в Турции — это нечто великолепное. Траектория развития отношений между Москвой и Анкарой в последние годы в точности повторяет эту историю из моего личного опыта. Россия страстно хотела стать частью коллективного Запада, но натолкнулась на жесткий отказ. Член НАТО Турция не менее страстно хотела стать еще и членом ЕС, но тоже натолкнулась на пусть завуалированный, но по своей сути не менее жесткий отлуп. Два этих разочарования и привели к возникновению неформальной оси Москва — Анкара.
Однажды — не просто однажды, а ровно сто лет тому назад — такое в нашей совместной истории уже было. Во время Первой мировой войны Россия и Турция были по разные стороны баррикад. Но когда эта война закончилась, две страны в силу причудливого сочетания самых разных причин оказались в почти одинаковом проигрыше.
В итоге в апреле 1920 года отец-основатель нового турецкого государства, первый председатель Великого национального собрания Турции Мустафа Кемаль отправил Владимиру Ленину послание следующего содержания: «Мы принимаем на себя обязательство согласовывать всю нашу работу и все наши военные операции с российскими большевиками, имеющими целью борьбу с империалистическими правительствами и освобождение всех угнетенных из-под их власти. Для того чтобы изгнать империалистические силы, которые занимают нашу территорию, и чтобы укрепить нашу внутреннюю силу для продолжения общей борьбы против империализма, мы просим Советскую Россию в виде первой помощи дать нам пять миллионов турецких лир золотом, оружие и боеприпасы».
У только встающей на ноги Советской России не было лишнего золота, оружия и боеприпасов. Но для новых турецких друзей все это нашлось. Итак, под луной нет совсем ничего нового? Возможно. Однако нынешнюю российско-турецкую спайку ни в коем случае нельзя считать только результатом работы неких «безликих сил истории». Другая причина ее возникновения — это личные качества лидера, который в ходе президентских выборов в Турции 14 мая будет отчаянно бороться за свое политическое выживание, — Реджепа Эрдогана.
Лидер, который не боится
«26 мая 1960 года группа армейских офицеров в Стамбуле приняла телефонный звонок. Звонивший сообщил им новость о пенсионном фонде. «Получено 2740 лир, — сказал он, отчетливо артикулируя цифры. — 10 лир было вычтено, остается 2730 лир». Новость была передана тем, для кого она тоже представляла интерес, — людям, которых волновал не столько размер их будущих пенсий, сколько следующий факт: запланированное на завтрашнее утро событие было передвинуто на час вперед» — так британский автор Джереми Сил описывает в своей книге «Переворот в Турции» начало военного путча, жертвой которого стал политический и идеологический предшественник Эрдогана, премьер-министр Аднан Мендерес.
На следующий день все у заговорщиков прошло как по маслу. Формальный глава государства, президент Джеляль Баяр при задержании пытался застрелиться (или делал вид, что пытался застрелиться). Но револьвер был вовремя выбит из его рук, и в итоге экс-президент умер лишь много лет спустя в почтенном возрасте 103 лет. Другим первым лицам свергнутого режима повезло гораздо меньше. Совершавший в момент путча поездку по регионам премьер-министр Мендерес пытался скрыться, но был пойман и в следующем году повешен по приговору специального военного трибунала. Такая же участь постигла бывшего министра финансов и бывшего министра иностранных дел. Турецкая политическая элита получила жестокий, но очень наглядный урок: не важно, кто выигрывает выборы и официально занимает высшие посты в государстве, важно то, что по этому поводу думают военные.
Великому завоевателю Наполеону Бонапарту приписывают высказывание: «Чтобы понять человека, вы должны знать, что происходило в мире, когда ему было 20 лет». В момент первого в истории современной Турции военного путча сыну небогатого, но очень верующего сотрудника береговой охраны Реджепу Эрдогану было всего шесть лет, и он вряд ли активно интересовался политикой. Но к тому моменту, когда будущий президент достиг возраста, о котором говорил Наполеон, правила политической игры в Турции практически никак не изменились. 1974 год. Реджепу Эрдогану 20 лет. За его плечами «карьера» уличного торговца бубликами с кунжутом, обучение в светской начальной школе и религиозном лицее и довольно успешная игра в футбол. Одна из интригующих исторических развилок: ведущий турецкий спортивный клуб «Фенербахче» предлагал Эрдогану постоянное место в команде и карьеру профессионального футболиста. Но отец будущего лидера Турции наложил на эту идею вето.
1971 год. Эрдогану 17 лет. В Турции еще один государственный переворот. Премьер-министром в тот момент был Сулейман Демирель — человек, которого Аднан Мендерес когда-то называл своим политическим наследником, лидер Партии справедливости, основанной вместо запрещенной Демократической партии Мендереса. Проведя в кресле главы правительства более пяти лет, 12 марта 1971 года Демирель получил из рук начальника генерального штаба специальный меморандум. В документе военные требовали «формирования в рамках демократических принципов сильного и заслуживающего доверия правительства, которое нейтрализует нынешнюю анархическую ситуацию и которое, вдохновленное взглядами Ататюрка, будет принимать реформистские законы, предусмотренные Конституцией». После трехчасового совещания с членами своего кабинета министров Сулейман Демирель благоразумно подает в отставку и таким образом без сопротивления отдает власть.
1980 год. Реджепу Эрдогану 26 лет. К тому времени будущий президент потихоньку начинает свою политическую карьеру, демонстрирует редкостное ораторское мастерство и становится функционером основанной видным политиком религиозной направленности Неджметтином Эрбаканом Партии национального спасения. Но 12 сентября 1980 года начальник генерального штаба армии генерал Кенан Эврен инициирует новый государственный переворот. И на этот раз военные действуют гораздо жестче, чем раньше. Под арестом оказываются до 650 тысяч человек. 14 тысяч человек официально лишаются гражданства. Тысячи подвергаются пыткам. Сотни бесследно исчезают. Все гражданские политические структуры объявляются вне закона. Соответственно, Реджеп Эрдоган теряет свою должность в партии.
1997 год. Реджепу Эрдогану 43 года. В 1983 году военные разрешили гражданским возобновить политическую деятельность. И Эрдоган становится членом новой организации, основанной Неджеметтином Эрбаканом, — Партии благоденствия. Дальше следуют карьерный рост по партийной линии и постоянные неудачи при попытках построить карьеру в официальных государственных структурах. Став руководителем стамбульского городского филиала партии, Эрдоган проигрывает на выборах мэра одного из округов этой бывшей турецкой столицы и два раза терпит неудачу на выборах в парламент. Прорыв происходит в юбилейный для Эрдогана 1994 год. Под аккомпанемент насмешек со стороны ведущих СМИ и политических конкурентов «серийный неудачник» баллотируется на пост мэра всего Стамбула — баллотируется и, ко всеобщему изумлению, выигрывает. Спустя два года партия, одним из признанных лидеров которой является Эрдоган, делает новый рывок. Неджметтин Эрбакан официально занимает кресло премьер-министра Турции.
Что происходит дальше? Конечно же, новый государственный переворот. 28 февраля 1997 года (аккурат через два дня после дня рождения Эрдогана) на заседании Совета национальной безопасности Турции военные обвиняют премьер-министра Эрбакана в излишней исламизации страны и требуют от него немедленно уйти в отставку. Премьер мгновенно подчиняется. В момент самого переворота мэра Стамбула Эрдогана не трогают. Но уже в следующем году его догоняют последствия «увлечения поэзией». Эрдоган осмелился публично прочитать вслух поэму, в которой были такие строчки: «Мечети — наши казармы. Купола — наши шлемы. Минареты — наши штыки. Правоверные — наши солдаты». Это было признано подстрекательством к насилию и религиозной или расовой ненависти. Будущий президент теряет должность мэра Стамбула, лишается права заниматься политической деятельностью и даже попадает в тюрьму на несколько месяцев. На этом в теории политическая карьера Реджепа Эрдогана должна была закончиться. Но на практике она только началась.
Один из организаторов и идеологов турецкого государственного переворота 1997 года генерал Чевик Бир так охарактеризовал роль военных в политической жизни страны: «В Турции между исламом и демократией заключен брак. Дитя этого союза — светскость. Иногда ребенок заболевает, и турецкая армия это как раз тот доктор, который его спасает. В зависимости от тяжести болезни мы вводим нужное лекарство, чтобы ребенок выздоровел». В 1997 году «ввести нужное лекарство» у турецкой армии получилось в последний раз. В XXI веке она лицом к лицу столкнулась с политическим лидером, который лишил ее права «быть доктором». Имя этого лидера, который наотрез отказался играть по прежним правилам, Реджеп Эрдоган.
До наступления в Турции «эры Эрдогана» в местной общественной жизни наблюдалось явление, которое за отсутствием лучшего термина можно охарактеризовать как «круговорот политиков в природе». Яркий пример — это уже упомянутый Сулейман Демирель. Потеряв, как уже рассказано выше, пост премьера по результатам военного переворота 1971 года, он снова потерял его по итогам военного переворота 1980 года. А в 1997 году, будучи президентом страны, он санкционировал действия военных по смещению премьера Эрбакана и назначил новым главой правительства удобного для них кандидата. Взявшись разбираться в психологической природе такой кротости, я с изумлением обнаружил: оказывается, с точки зрения психологии, термин «выученная беспомощность» считается устаревшим. Возможно, в плане психологии так оно и есть. Но в политике, или, если хотите, политической психологии, это точно не так.
С момента свержения Мендереса и до прихода к власти Эрдогана в «гражданском секторе» турецкой политики доминировали одни и те же люди. Например, Бюлент Эджевит в первый раз стал министром в 1961 году, а потом четыре раза занимал пост главы правительства: в первый раз в 1974 году, в последний раз в 2002 году. Сулейман Демирель был премьером пять раз (в первый раз в 1965 году, последний раз в 1993 году), а потом провел еще семь лет на посту президента. И каждый из ведущих членов гражданской политической элиты страны воспринимал главенствующую роль военных в жизни страны если не как должное, то точно как то, что невозможно изменить.
Это можно назвать страхом. Это можно назвать приобретенным политическим опытом. Суть от этого не меняется. Главным неформальным законом турецкой политики было «против военных нет приема» — до того самого момента, пока Эрдоган не нашел такой прием. Вот краткая хроника его политической революции. 2001 год. Эрдоган основывает новую Партию справедливости и развития, которая заняла место ушедшей с политической сцены партии Эрбакана. 2002 год. Партия Эрдогана выигрывает парламентские выборы, но ее лидеру как судимому не позволяют занять пост премьера. 2003 год. Эрдоган все же добивается права официально стать главой правительства. 2014 год. Главным в турецкой политической иерархии становится пост президента, на который Эрдоган и пересаживается. 2016 год. Попытка военных осуществить очередной государственный переворот наталкивается на нечто невиданное — ожесточенное сопротивление со стороны гражданских властей. Почти сразу после этого происходит резкое улучшение российско-турецких отношений.
Совпадение? Частично, наверное, да. А частично — точно нет. Впервые за несколько десятилетий во главе Турции оказался человек, который не боится. Лидер, которому удалось сбросить с себя ярмо «глубинного государства». С людьми такого плана Владимир Путин, как правило, легко находит общий язык — при условии, конечно, что этого требуют их взаимные интересы.
Альянс соперников
«В 1941–42 годах проправительственная турецкая пресса стала фактически прогерманской. Редактор официоза «Улус» Фалих Рыфкы Атай с восторгом писал об успехах непобедимой немецкой армии. Сами руководители Турции занимали тогда хотя и скрытую, но враждебную по отношению к Советскому Союзу позицию.
Из захваченных после капитуляции документов германского министерства иностранных дел известно, что Шюкрю Сараджоглу (сначала глава МИД, а затем премьер-министр. — «МК») поверял послу фон Папену свои тайные мечтания: «Как турок он страстно желает уничтожения России...». Даже Исмет Иненю, хотя ему как президенту Турции требовалось быть особенно осторожным в своих высказываниях, не удержался от признания фон Папену о том, что «Турция в высшей степени заинтересована в уничтожении русского колосса» — так профессор Института Азии и Африки МГУ Дмитрий Еремеев описал в своей книге «История Турецкой Республики с 1918 года до наших дней» поведение официальной Анкары на начальных стадиях Великой Отечественной войны.
И действия режима Исмета Иненю (для понимания ситуации: он был ближайшим соратником Мустафы Кемаля уже в тот период, когда отец-основатель нового турецкого государства в 1920 году слезно просил «русского колосса» о помощи) не ограничивались кулуарными выражениями симпатий к Берлину. Снова цитирую книгу Дмитрия Еремеева: «Во время сражений за Сталинград и Северный Кавказ летом и осенью 1942 года Турция сосредоточила свои войска в Северо-Восточной Анатолии, вблизи советской границы. Это вынуждало Москву держать в Закавказье значительные вооруженные силы ввиду возможного нападения турок, а не использовать эти части на фронте... На самом деле турецкие войска готовились к походу на Южный Кавказ. В Анкаре были уверены, что во время летней кампании 1942 года Красная Армия будет окончательно разбита и турки самостоятельно, без особых потерь, смогут занять этот регион».
Разумеется, после распада Советского Союза все эти наполеоновские планы пережили ренессанс. Турция сразу же активно занялась освоением «советского наследства», иногда в скрытой, а иногда в совершенно открытой форме. Один из высших руководителей российской дипломатии в период Ельцина и раннего Путина поделился со мной воспоминаниями о военном параде в Анкаре, свидетелем которого ему довелось стать: «Сначала шли турецкие подразделения, а потом подразделения из Казахстана, Киргизии, других бывших советских республик Средней Азии. Это были курсанты, которые обучались в турецких военных вузах. Вернувшись в Москву, я поинтересовался: а много ли таких курсантов у нас? Выяснилось: у нас их были готовы обучать только за деньги, а в Турции — бесплатно».
Но амбиции Анкары не ограничивались только территориями, которые Москва, согласившись на распад СССР, отпустила в свободное плавание. На фоне перманентного кризиса в Чечне в ельцинское время тогдашняя российская внешнеполитическая стратегия строилась в том числе вот на каком постулате: основные угрозы национальной безопасности РФ исходят не с запада, а с юга. И многие из подобных опасений были связаны именно с действиями Турции. «На переговорах в Анкаре я был вынужден постоянно говорить об отдыхе, подготовке и лечении на турецкой территории террористов из Чечни и Средней Азии», — продолжил свой рассказ упомянутый выше высокопоставленный российский дипломат. Но эти разговоры, как правило, не приносили особо действенных результатов. Турецкие визави Москвы делали вид, что удивлялись, а потом ставили под сомнение точность российской информации, обещали все проверить и в случае необходимости исправить. Однако всем было ясно, что это всего лишь спектакль.
Нетрудно предположить, что Реджеп Эрдоган не мог остаться в стороне от подобных действий. И он действительно не оставался от них в стороне. На просторах Всемирной паутины легко можно обнаружить фотографию, которая не особо нуждается в дальнейших комментариях: май 1996 года, молодой и еще не столь солидно выглядящий мэр Стамбула Эрдоган торжественно открывает в этой бывшей турецкой столице парк имени Джохара Дудаева. И не надо думать, что с точки зрения сегодняшнего Эрдогана все это выглядит как ошибки молодости. В декабре 2021 года в турецком городе Керфезе в присутствии всего местного начальства торжественно открыли еще один парк имени Джохара Дудаева размером в 14 гектаров. Все выражения крайнего неудовольствия — и со стороны Кремля, и со стороны Рамзана Кадырова — в Анкаре предпочли не услышать.
Почему же политик с таким бэкграундом, возглавляющий страну с таким историческим багажом, вдруг превратился в одного из самых главных «путинских связных» в мировой политике? В идеологии эрдоганизма (да-да, есть такой термин, который сначала носил уничижительный оттенок, а потом этот оттенок потерял) есть несколько основных компонентов. Два из них — это отсылка к политическому наследию Аднана Мендереса. Размывание светского характера турецкого государства и повышение роли религии в жизни общества. Экономическая модель, основанная на популизме, социальной ориентированности, инвестициях в инфраструктуру и высокой инфляции. А вот третий компонент эрдоганизма — это одновременно и нечто совершенно новое и современное, и нечто очень древнее. В период правления Мендереса (май 1950 года — май 1960 года) Анкара не могла себе позволить даже мысли о глобальной внешней политике. У Турции просто не было для этого никаких экономических и политических ресурсов.
К началу ХХI века такие ресурсы появились, а вместе с ними и страстное желание их эксплуатировать. В 2021 году Эрдоган опубликовал на семи языках книгу под названием «Более честный мир возможен». Центральным элементом этой книги является давний лозунг турецкого лидера «мир больше, чем пять». Что же за таинственные «пять»? Пять постоянных членов Совета Безопасности ООН, пять главных держав мира? Прямо об этом, конечно, не говорится, но, с точки зрения Эрдогана, для того чтобы сделать мир более честным, достаточно включить Турцию в клуб самых главных государств планеты — в клуб, в котором она некогда состояла и из которого она, по мнению руководства в Анкаре, выбыла в результате вопиющей исторической несправедливости. Давайте бегло перечислим все (или даже хотя бы не все) страны и территории, которые, кроме Турции, некогда входили в состав Османской империи: Египет, Саудовская Аравия, Сирия, Ливия, Йемен, Ирак, Израиль, Армения, Болгария, Сербия, Черногория, Босния и Герцеговина, Албания, Греция, часть нынешней территории России. Площадь нынешней территории Турции 783 562 квадратных километра. Площадь Османской империи на излете XVII века — 5 миллионов 200 тысяч квадратных километров.
Эрдоган, разумеется, понимает, что все прошлое величие вернуть невозможно. Но он страстно жаждет вернуть хотя бы часть этого величия. Ему тесно только в рамках НАТО. Он не готов брать под козырек при получении каждого указания из Вашингтона. Министр внутренних дел Турции Сулейман Сойлу периодически выступает с резко антиамериканскими заявлениями. Вот, например, что он сказал в апреле этого года: «Америка продолжает терять репутацию... Весь мир ненавидит Америку... Европа — пешка Америки в Африке, все государства Африки ненавидят государства, которые их эксплуатируют... Есть Америка. Европа — поезд в колонне Америки. В ней нет ничего особенного». Сам Эрдоган подобной откровенности себе не позволяет. Но именно он пригласил Сулеймана Сойлу в ряды своей партии и именно он назначил его сначала министром труда и социального обеспечения, а затем, в 2016 году, руководителем турецкого МВД. Случилось бы что-то подобное, если бы президент Турции хотя бы в какой-то степени не одобрял бы взгляды ключевого члена своей команды?
Турция после 14 мая
Владимир Путин — страстный противник управляемого из Вашингтона однополярного мира. Реджеп Эрдоган — тоже страстный противник управляемого из Вашингтона однополярного мира. Это обстоятельство и сделало возможным на нынешнем историческом витке неформальный политический альянс Москвы и Анкары. Выживет ли этот альянс, если Эрдоган вдруг потерпит поражение на предстоящих турецких президентских выборах? В период недавних проблем турецкого лидера со здоровьем видный эксперт Американского института предпринимательства Майкл Рубин со свойственной многим жителям этой страны непосредственностью опубликовал статью, которая начиналась так: «Если Эрдоган умрет, то праздновать будет еще рано».
Российско-турецкий альянс держится не только на личных качествах Эрдогана. Москва получает объективную выгоду от своих отношений с Анкарой. Анкара получает объективную выгоду от своих отношений с Москвой. Ничто из этого не изменится, если новым президентом Турции станет основной выборный соперник Эрдогана Кемаль Кылычдароглу.
Но списывать личные качества лидеров со счета — это тоже большая ошибка. Один из самых знаменитых и раскрученных эпизодов ранней биографии Реджепа Эрдогана имел место вскоре после военного переворота 1980 года. Отставному армейскому полковнику, который был начальником будущего турецкого лидера, не понравились его усы. За этим последовал категорический приказ: усы сбрить. Возражения не принимались. Выбирая между потерей работы и потерей чувства собственного достоинства, Реджеп Эрдоган твердо сделал выбор в пользу первого. Эрдоган не терпит, когда ему указывают, когда на него давят. Он много раз доказывал свою способность сопротивляться мощному прессингу из Вашингтона и иных западных столиц. В какой мере все это будет получаться у Кемаля Кылычдароглу, если его изберут президентом? Большой вопрос.
Нынешние российско-турецкие отношения — это чисто временный и чисто ситуативный альянс. Но если смотреть на ситуацию с высоты птичьего полета, то все в этом мире является временным. Ограничимся поэтому лишь констатацией очевидного: после 2016 года время правления Эрдогана в Анкаре неожиданно стало золотым веком для связей Турции с нашей страной. Хотелось бы, чтобы этот золотой век продолжился.
