Возникает ощущение, что возвращаются не только имена, возвращается и эпоха, их породившая и прославившая. Ощущение, разумеется, ложное. Как пела одна примадонна, ныне политэмигрантка, «жизнь невозможно повернуть назад». Истинная правда: время никогда не возвращается вспять. Даже наполняясь призраками прошлого, оно не становится прошлым. Но призраки, безусловно, влияют на реальность. И не факт, что влияние благотворно. Возвращаться, что ни говори, — плохая примета.
Одна из последних новостей на тему, как это у нас принято говорить, восстановления исторической справедливости: МИД РФ с большим воодушевлением воспринял идею о возвращении Российскому университету дружбы народов (РУДН) имени первого премьер-министра Демократической Республики Конго Патриса Лумумбы.
Наш африканский друг
«Убеждены, что данный шаг придаст дополнительный импульс развитию дружественных связей с нашими африканскими партнерами и станет знаковым событием в преддверии второго саммита Россия — Африка, который состоится в июле этого года в Санкт-Петербурге», — заявила официальный представитель российского внешнеполитического ведомства Мария Захарова. Ну, то есть ждать воплощения идеи в жизнь осталось, похоже, совсем недолго. Вот-вот.
Для справки: вуз был основан 5 февраля 1960 года решением Правительства СССР как Университет дружбы народов. Основной его задачей была подготовка национальных кадров для стран Азии, Африки и Латинской Америки. Через год, 22 февраля 1961-го, университету было присвоено имя Патриса Лумумбы.
А ровно через 32 года, 5 февраля 1992-го, решением Правительства России он получил свое нынешнее имя, в котором уже не было никакого упоминания Лумумбы. Но народное название осталось прежним — «Лумумбарий». Согласно наиболее распространенной и наиболее правдоподобной версии, в этом стихийном топониме слились имя человека, которое три с лишним десятилетия носил вуз, и один из объектов расположенного рядом, через дорогу, Нового Донского кладбища, не то крематорий, не то колумбарий.
Сам Лумумба в Советском Союзе никогда не был, и если бы не стечение обстоятельств, то не было бы в чести здесь и его имя. Если бы судьба не сделала пируэт, в советское время его, вполне возможно, клеймили бы как душителя свободы свободолюбивых африканских народов и американскую марионетку. А в нынешнее... Да, пожалуй, так же называли бы и теперь. Только гневные эпитеты наполнились бы новыми, актуальными смыслами.
Представьте себе такую ситуацию: крупная многонациональная страна, вторая по площади на континенте, обретает независимость. Власти свежеиспеченной державы начинают яростно конфронтировать с бывшей метрополией, конфликтовать между собой и притеснять национальные меньшинства. Все это приводит к краху экономики и полной дезорганизации управления.
В этих условиях два юго-восточных региона страны, наиболее богатые природными ресурсами, провозглашают независимость. И получают поддержку бывшей метрополии. Глава правительства решает вернуть мятежные провинции силой, а перед этим обращается за помощью к Соединенным Штатам Америки...
Как вы думаете: на чьей стороне в этом противостоянии была бы Москва?.. А вот и нет. Премьер не получил, как ни просил, помощи от Америки, что и стало переломным моментом этой истории. После этого национальный лидер обратился к Советскому Союзу — и СССР на помощь пришел. Правда, расстояние до страны было слишком большое, а позиции лидера — слишком слабыми. Спасти его самого и его режим у советских друзей не получилось. Лидер был свергнут, арестован и убит.
Это, разумеется, сильно упрощенная версия событий, вошедших в мировую историю как Конголезский кризис. Но детали вряд ли добавят симпатий к Патрису Лумумбе как государственному деятелю. Все короткое время его премьерства, с 24 июня по 14 сентября 1960 года: постоянный и все более усиливающийся кровавый хаос. Первой его жертвой стало белое меньшинство, состоявшее преимущественно из бывших хозяев страны, бельгийцев.
Этот факт отчасти признавался, кстати, и в советской прессе. «Белый» город был пуст (речь идет о столице страны Леопольдвиле, переименованной в 1966-м в Киншасу. — «МК»), до такой степени пуст, что его улицы напоминали жуткие кадры из фантастического американского фильма «На последнем берегу», в которых показан большой город, умерщвленный атомной радиацией», — писал, к примеру, журналист-международник Юрий Жуков в своем очерке, опубликованном в 1962 году в журнале «Новый мир». — Роскошные витрины магазинов, брошенных бежавшими в Брюссель колонизаторами, уже запылились. Заносило песком оставленные у подъездов комфортабельных вилл автомобили. Почти все кафе закрылись».
Почему колонизаторы вдруг разом покинули место, где им так хорошо и уютно жилось, — ультрасовременный город с небоскребами, широкими проспектами, сверкающими никелем и хромом автомобилями последних американских марок, открытыми кафе парижского типа, удивительно красивыми парками, советский журналист не уточнил. Если верить написанному в очерке, паника среди белых была совершенно напрасной: «Бросалось в глаза, что при всех материальных затруднениях коренное население Леопольдвиля вело себя в высшей степени благородно по отношению к своим вчерашним хозяевам».
Но верить этому совершенно не приходится. Нет, отдельные факты «благородного отношения», наверное, были. Но были и другие факты, и последних, увы, зафиксировано намного больше. Все началось с мятежа в конголезской армии, где ключевые позиции, как и в колониальные времена, поначалу занимали белые.
«Бельгийцы допустили крупную ошибку — они не подготовили конголезские офицерские кадры, — пишет в своем блоге историк-африканист Сергей Карамаев. — Белых же офицеров солдаты Лумумбы уже не признавали в принципе. 4 июля бельгийский генерал Янсенс за какой-то проступок лично разжаловал чернокожего сержанта. Когда послышался ропот, Янсенс взял мел и написал на доске «До независимости = после независимости». Этим он хотел сказать, что дисциплина остается дисциплиной при любом режиме. Но революционные солдаты пожелали истолковать это по-своему: ах, бельгийцы не признают независимости? Ну так мы вам сейчас устроим! Вспыхнул жестокий бунт, над офицерами начались издевательства, а вскоре стали нападать вообще на всех белых... 20 тысяч человек в спешке бежало в Родезию, бросив все».
Если белые не могли бежать, они баррикадировались в административных зданиях в ожидании помощи. Белое население повсеместно подвергалось грабежам, избиениям, унижениям. Женщины — сексуальному насилию. Несколько десятков европейцев, в том числе вице-консул Италии, были убиты.
Нет, на словах власти страны, разумеется, осуждали погромы. Но ничего не делали, да и не могли сделать, для подавления беспорядков. Ситуация полностью вышла из-под их контроля. После этого, собственно, бывшая метрополия и решила вмешаться. Главной целью ввода бельгийских войск были объявлены защита и эвакуация подвергающегося насилию европейского населения, и это отнюдь не выглядело формальным, надуманным предлогом.
Резня как прогрессивный метод
Мятеж военных, впрочем, Лумумбе удалось погасить путем полного удовлетворения требований мятежников. Все белые командиры, включая командующего Конголезской народной армией бельгийца Эмиля Янссенса, были уволены, они покинули страну. Высшие командные должности заняли чернокожие сержанты, повышенные в званиях до генералов и полковников. После чего неистовый премьер пошел войной на объявившие о своем отделении от Конго провинции Южное Касаи и Катанга.
К тому времени бельгийские войска по настоянию властей Конго были заменены на миротворческие силы ООН. Лумумба рассчитывал, что они помогут ему покарать сепаратистов, однако «голубые каски» дистанцировались от внутренних конголезских разборок. Но к тому моменту подоспела как раз советская военно-техническая помощь: Никита Хрущев прислал в Конго около 100 военных грузовиков и 16 военно-транспортных Илов с советскими экипажами.
Советские самолеты и грузовики пришлись как нельзя кстати: с их помощью была осуществлена переброска войска, предназначенного для освободительного похода против региона Южное Касаи, в силу географического расположения он был первым на очереди.
Война с сепаратистами началась 23 августа 1960 года. Поначалу у Лумумбы и его армии все шло хорошо. Столица мятежной провинции, Бакванга (ныне Мбужи-Майи), пала уже 26-го. Но противостояние быстро приобрело характер партизанской войны, и на жалящие атаки врага армия стала отвечать расправами с местным населением.
Счет погибших в резне, устроенной солдатами правительственных войск в Бакванге и ее окрестностях, шел на тысячи. Местом одной из массовых казней стала церковь, где спасалась от гнева освободителей группа гражданских лиц: они были расстреляны из пулеметов.
Зверства конголезской армии в Южном Касаи вызвали шок у мировой общественности. Ну, за пределами, естественно, Советского Союза и советского блока, где на такие методы «прогрессивного» деятеля предпочли закрыть глаза. Генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд охарактеризовал происходящее как «зарождающийся геноцид», а Лумумбу — как политика, потерявшего всякое чувство ответственности.
Покорить второй мятежный регион Лумумба не успел. 5 сентября 1960 года президент Конго Касавубу объявил по национальному радио, что он увольняет Лумумбу с поста премьер-министра за то, что тот «вверг нацию в братоубийственную войну». Президент возложил на Лумумбу ответственность за массовые убийства в Южном Касаи.
Лумумба, правда, отказался подчиниться воле президента, и в стране наступило двоевластие, это состояние может быть названо, понятно, условно: по большому счету центральной власти в Конго не было вообще. Но продлилось это совсем недолго. 14 сентября в стране произошел военный переворот: начштаба армии Мобуту Сесе Секо отстранил от власти обоих: и президента, и премьера.
Два с лишним месяца после этого Лумумба просидел в своей резиденции, охраняемой «голубыми касками» ООН. По сути, это был домашний арест. И если бы у свергнутого премьера хватило терпения и благоразумия, у него были бы все шансы выйти живым из этого этапа своей политической борьбы. И, соответственно, начать новый этап, возможно, намного более успешный.
Но Лумумба не утерпел: покинул резиденцию и отправился на восток страны, в Стэнливиль, где его сторонники подняли восстание. Причем было это не прокрадывание тайными тропами, а настоящее триумфальное шествие. «Он не скрывался, а просто ехал с друзьями в Стэнливиль, — пишет в своей книге, посвященной Конголезскому кризису, историк Сергей Мазов. — Вперед высылались люди, но не для обеспечения безопасности проезда, а для организации митингов».
Такой наглости его враги стерпеть уже не смогли. Лумумба был задержан и спустя некоторое время выдан на расправу в Катангу, по вопросу отношения к Лумумбе у сепаратистов и новых центральных властей расхождения не было. Там-то его и расстреляли.
Жалко, конечно. Всего-то 35 полных лет от роду было человеку, жить бы да жить. Хотя тех, кто принял смерть вследствие действий или бездействия Лумумбы во время нахождения его у власти, жалко не меньше. В любом случае жалость не причина увековечивания имени деятеля бесконечно далекой от нас во всех смыслах страны в названии одного из ведущих российских вузов. Тут требуются основания посерьезнее.
Присвоение имени Лумумбы в 1961 году можно было объяснить эмоциями и не рассеявшимся дымом геополитической битвы — со смертью Лумумбы Конголезский кризис не завершился. Нынешнее решение (если, конечно, оно будет принято) списать на цейтнот и эмоциональный всплеск будет уже невозможно. Шесть десятилетий — достаточный срок для того, чтобы все осмыслить, продумать, оценить, взвесить. И решить на холодную голову.
Переименование, возвращение имени, будет означать, что нас восхищают не только личность Лумумбы, но и его политика. То, как он обеспечивал развитие страны, укреплял законность и правопорядок, защищал права этнических меньшинств и политических оппонентов, как взаимодействовал со строптивыми регионами... Но кое-кого за похожую, в нашем собственном понимании, политику мы сегодня костерим как нацистов, фашистов и врагов рода человеческого. Какие-то, право, двойные стандарты получаются.
Истоки и смыслы
Больших споров в обществе «возвращение» Лумумбы в «Лумумбарий» наверняка не вызовет. Далеко не все, мягко говоря, знают сегодня (а кто знал, успел забыть), кто это вообще такой. А уж о деяниях Лумумбы на посту премьера Конго и подавно. Однако нельзя исключать, что однажды дискуссия все-таки вспыхнет.
Вот и обратное переименование города Бахмута в Артемовск поначалу не вызвало никакого ажиотажа. «Установить, что на освобожденных территориях, ранее временно находившихся под контролем Украины, применяются... наименования населенных пунктов, существовавшие на территории бывшей Донецкой области по состоянию на 11 мая 2014 года», гласит указ главы ДНР от 12 марта 2022 года.
По ту сторону линии боевого соприкосновения город, естественно, как и прежде, называют Бахмутом. Да, какое-то время и по эту сторону в ходу было больше прежнее наименование. Даже в сводках Министерства обороны России о ходе специальной военной операции вплоть до июля прошлого года включительно этот населенный пункт обозначался как Бахмут.
Шум-бор разгорелся после того, как совпали два момента: а) город и его окрестности стали полем ожесточенной битвы; б) официальные источники окончательно перешли на новое название. Несмотря на официальное переименование, многие в России предпочитают называть эти события «битвой за Бахмут». Но даже некоторые из тех, кто использует новое название, делают это, по собственному признанию, скрепя сердце.
«Я понимаю, почему мы называем Бахмут Артемовском, — пишет, к примеру, гендиректор телеканала «Спас» Борис Корчевников. — И сейчас это правильно. Но если эта война за смыслы и за обретение снова себя, то и названия всех наших городов должны отражать наши смыслы… А отражает наши смыслы товарищ Артем?»
Для справки: город назван в честь большевика-революционера, советского государственного и партийного деятеля Федора Сергеева, более известного под своим партийным позывным «Товарищ Артем». Артемовском основанный в конце XVI века Бахмут стал в 1924 году, спустя три года после гибели «Товарища Артема». И назывался так вплоть до 2016-го, когда ему было возвращено историческое название.
Родился «Товарищ Артем» в Курской губернии, но для Донбасса он совсем нечужой человек: Сергеев-Артем глава правительства Донецко-Криворожской Советской Республики (просуществовала чуть более месяца, с 12 февраля по 19 марта 1918 года), считающейся предтечей нынешних ДНР и ЛНР.
Увековечены в Донбассе не только имя, но и образ революционера: в городе Святогорске высится огромный памятник «Товарищу Артему» в стиле кубизм. Другая святогорская достопримечательность — мужской монастырь. И есть мнение, что к нему Артем тоже имел некоторое отношение.
«Артем, который устанавливал советскую власть на этой земле, не только закрыл Святогорский монастырь, но и лично казнил монахов, — утверждает Корчевников. — В зимние морозы Артем с солдатами выводили монахов на лед и расстреливали. Тела сбрасывали в прорубь».
Что касается личного участия Сергеева в расстрелах монахов, это, скорее всего, легенда. Во всяком случае, каких-либо подтверждений рассказу Корчевникова автору этих строк обнаружить не удалось. Но издевательства и насилие, включая убийства, над монастырской братией, имевшие место как раз в то время, когда во главе региона находился «Товарищ Артем», несший ответственность за все действия и бездействия властей, — факт бесспорный, задокументированный.
Так же, как и факт жестокого подавления антибольшевистского крестьянского восстания в Поволжье в феврале-марте 1920 года, известного как восстание «Черного орла» (охватило значительную часть Башкирии, а также ряд уездов Казанской и Самарской губерний). И то, что руководил карательными мероприятиями уполномоченный ВЧК по Башкирской АССР Федор Сергеев, тоже факт.
В общем, в чем в чем, а в этом с Борисом Корчевниковым вполне можно согласиться: смыслы, которые транслирует новое-старое имя города, так себе. Не универсальные, специфические. На большого любителя.
И у других возвращаемых имен смыслы, увы, примерно такого же свойства. Большинство этих воскрешений приходится на так называемые новые территории. Здесь они носят повсеместный и без преувеличения массовый характер. Понятно, что идеологически переименования обосновываются борьбой с тяжелым наследием киевского режима. Но одной деукраинизацией этот back in USSR объяснить невозможно.
Вот сравнительно свежий случай: 30 декабря глава военно-гражданской администрации поселка Михайловка (Васильевский район, Запорожская область) издал распоряжение о возвращении исторических названий селу Тарсалак (теперь Октябрьское) и почти полусотне улиц в расположенных на подведомственной территории населенных пунктах.
Так, например, улица Центральная в Михайловке стала улицей Ленина, улица Независимости — улицей Дзержинского, Тенистая — улицей Карла Маркса, Вишневая — Артема, Приветливая — Советской, Святопокровская — 50 лет Советской власти...
На «старых» территориях этот тренд намного менее заметен. Но совсем невидимым его тоже не назовешь. Скажем, в марте минувшего года городская дума Тарусы (Калужская область) отменила принятое ею же полутора годами ранее, в октябре 2020-го, решение о возвращении 15 улицам и главной площади города дореволюционных названий. Соборная площадь теперь снова площадь Ленина, Посадская улица — улица Розы Люксембург, Полевая — Карла Маркса.
На этом фоне удивляет отсутствие новостей с фронта борьбы за возвращения Волгограду имени Сталина. Существует он уже очень давно. Пожалуй, с того самого момента, как город лишили этого имени, с 10 ноября 1961 года. А в последнее время на этом фронте явно наметился прорыв. В конце ноября прошлого года губернатор Волгоградской области Андрей Бочаров создал общественный совет по предварительному изучению общественного мнения об изменении названия.
Казалось, изучать будут недолго: 2 февраля страна отмечала 80-летие победного завершения Сталинградской битвы. Лучшего повода для переименования Волгограда в Сталинград отыскать невозможно. Но славный юбилей прошел — а Волгоград и ныне там. Почему?
Попробуем разгадать эту загадку. А заодно, возможно, раскроем и природу всего явления. Как представляется автору, мотивы переименований схожи с теми, которые побуждают человека, имеющего в своем гардеробе кучу новеньких рубашек, надевать на самые ответственные мероприятия, по самым серьезным поводам старенькую, застиранную сорочку. Потому что та — «счастливая».
Та же бытовая магия, думается, определяет и поведение тех, кто ратует за возвращение советских названий и кто проводит такие решения в жизнь. На города, улицы, площади и университеты «надевают» имена, которые те носили, когда страна была большой и могучей, когда ей не было преград на море и на суше и практически вся Африка была у нее в друзьях. В надежде, что сила вернется, барьеры падут и весь «черный континент» снова будет «наш».
Но с товарищем Сталиным дело обстоит несколько сложнее. Похоже, товарищ Сталин ассоциируется у нынешней правящей элиты не только и не столько с победами, сколько с суровым спросом за отсутствие оных. И такая ассоциация отнюдь не беспочвенна. «У каждой ошибки есть имя и фамилия», — говорил товарищ Сталин. И с теми, кто ошибался, в его субъективном понимании, разговор у товарища Сталина был короткий.
Словом, если придерживаться мистической логики, то осторожность в отношении «именной» реабилитации вождя народов вполне оправданна. Береженого и Бог бережет — или кто там сейчас на этом месте у нашей политэлиты? Но кто бы это ни был, лучше действительно не рисковать.
