Нет уж, до тех пор, пока на здании по адресу Москва, Охотный ряд, дом 1, красуется табличка с надписью «Государственная дума Федерального собрания Российской Федерации», пока ее не сменила вывеска, к примеру, определенного медицинского учреждения, к словам обитателей сего богу и Конституции угодного заведения следует относиться не как к бреду и «потоку сознания», а со всем вниманием и почтением. На то, собственно, они нам богом и Конституцией и дадены: дабы изрекать слова, которые отливаются впоследствии в граните закона.
Сам Колесник, правда, считает, что Госдума в данном случае ни при чем. «Сейчас у нас мораторий на смертную казнь, хотя в законодательстве нашем она существует, — поведал парламентарий изданию «Подмосковье сегодня». — Решение о снятии моратория (на смертную казнь. — «МК») принимает не Государственная дума, а суд. Хотя многие в Госдуме к этому склоняются». Есть, правда, и другое мнение на сей счет. И тот же Андрей Клишас, и глава Конституционного суда России Валерий Зорькин, и многие другие правоведы считают, что снять мораторий невозможно без принятия новой Конституции.
Понятно, что для Колесника все это не авторитеты. Но даже если придерживаться его взгляда на природу моратория, реализовать колесниковскую идею в полной мере без серьезных изменений в законодательстве все-таки невозможно. Ведь мысль парламентария не остановилась на судебной стадии процесса возмездия. Он справедливо решил, что толку от заочного расстрела никакого. Не больше, чем от заочной тюрьмы. И предложил выход: «Этот приговор можно исполнить на территории, на которой он (приговоренный. — «МК») находится».
Ну, то есть в правовой системе России должен появиться институт тайных экзекуторов, которые будут скрытным образом пробираться в страны, приютившие приговоренных, и там уже, так сказать, вершить правосудие. Еще, правда, можно призвать людей доброй воли ликвидировать встреченных ими предателей-политэмигрантов, но это, понятно, уже значительно менее надежный вариант. В любом случае без смены Конституции тут уж точно не обойдешься. Да и само слово «конституция» вряд ли уже будет уместно. Больше подойдет «Русская правда» или «Степное уложение».
Кстати, придется внести поправку и в Уголовно-исполнительный кодекс. «Смертная казнь исполняется непублично путем расстрела», гласит нынешняя его версия. «При исполнении смертной казни присутствуют прокурор, представитель учреждения, в котором исполняется смертная казнь, и врач». Понятно, что в «полевых» условиях выполнить все эти требования совершенно нереально. Ну, за исключением разве что непубличности. Уже, скажем, расстрел не всегда будет возможен: в некоторых случаях приводить приговор в исполнение удобнее будет финкой, ядом, удавкой…
В общем, замысел интересен, смел и, не побоимся этого слова, грандиозен. Не факт, конечно, что он воплотится в жизнь. Но и зарекаться от этого тоже не приходится. Твердые, железобетонные гарантии — и тут мы возвращаемся к началу текста — могут быть получены лишь в случае официального признания автора идеи и его единомышленников не отвечающими за извергаемый ими «поток сознания». И, соответственно, отстранения их от законодательного процесса. А дабы история не имела повторения, хорошо бы еще для верности подвергать психиатрическому обследованию претендентов на депутатские кресла. Однако шансы такого поворота в ближайшей перспективе, объективно говоря, невелики.
Куда больше вероятность того, что «поток» будет, напротив, все больше нарастать. И рано или поздно вырастет настолько, что даже невозмутимый сенатор Клишас не сможет назвать это не стоящим внимания пустяком.
