— Основную часть боевых задач в ходе спецоперации на Украине приняли на себя Сухопутные войска. Какие из родов войск — артиллеристы, танкисты, войсковая ПВО, мотострелки — проявили себя наиболее эффективно?
— Сухопутные войска у нас основной вид Вооруженных сил. Мы все-таки сухопутная держава, хотя имеем выход к трем океанам. Основные потенциальные театры военных действий у нас все равно находятся на суше. Танки, артиллерия, бронетехника, различные виды систем залпового огня, комплексы войсковой ПВО, а также части армейской авиации — весь этот арсенал Сухопутных войск прикрывает действия остальных войск в любых боевых действиях.
В специальной военной операции основной боевой вклад в поражение целей вносит все-таки артиллерия. Если смотреть на пораженные объекты и уничтожение боевой силы противника, то главной силой, обеспечивающей ведение боевых действий как в обороне, так и в наступлении, остается артиллерия.
— Часто можно слышать, что российские артиллерийские системы слишком старые, возрастом 30–40 лет. Они не дают высокой точности. Можно повысить их эффективность?
— Понятное дело, что этот род войск модернизируется достаточно медленно. Снаряд, ствол — вещи, появившиеся еще до Первой мировой войны. Они ранжировались по калибрам, длине ствола и т.д. При этом основное направление совершенствования — достижение высокой точности стрельбы. Это важно, так как если мы, к примеру, ведем подавление некоего укрепрайона обычными снарядами, то расход у нас составляет порядка 300–400 снарядов на цель. А если ведем обстрел высокоточными боеприпасами, то расход от 30 до 50 снарядов, в зависимости от характера цели. То есть высокая точность как раз является той ступенью, на которую переходят данные артиллерийские системы.
Не стоит забывать, что помимо высокой точности повышается автоматизация этих систем. К примеру, у нас имеется самоходная артиллерийская установка «Коалиция-СВ», которая в отличие от самоходки «Мста-С» имеет полностью необитаемую автоматизированную башню. Во многом благодаря этому вопрос высокой точности на этом виде техники решен.
Необходимо и другую артиллерийскую технику доводить до такой же степени точности. Например, в системах залпового огня у нас есть разработка под названием «Торнадо-С». Она работает в так называемом разведывательно-ударном контуре, где целеуказание ей обеспечивают беспилотники.
— Хотелось бы как раз поподробнее о беспилотниках. Спецоперация показала, что нужно принципиально увеличивать количество разведывательных и ударных беспилотников в тактическом звене Сухопутных войск. Что для этого сейчас делается?
— Если у противника развитая система ПВО, то лучше увеличивать число разведывательных беспилотников, которые способны вести разведку, не попадая в зону действия ПВО противника. Ударные беспилотники тоже, безусловно, эффективны, но при условии, что район их боевой охоты не перекрыт различными комплексами ПВО ближнего и среднего действия, включая переносные зенитные комплексы.
У беспилотников, при всей их эффективности, есть ряд серьезных недостатков.
Во-первых, на них отсутствует опознавательная система «свой-чужой», и потому «под раздачу» могут попасть как беспилотники противника, так и наши собственные, что, кстати, в зоне спецоперации происходило не раз.
Во-вторых, на беспилотниках нет систем предупреждения о том, что на них наводится комплекс ПВО. Оператор не может определить момент, когда беспилотник облучает РЛС и по нему уже что-то полетело. Они этого не видят.
— Ну да, это ведь простенький летательный аппарат, он не поднимет всей этой аппаратуры?
— Конечно. В Сети есть даже такой редкий кадр, когда ракета комплекса «Тор» поражает беспилотник, а он до последнего момента продолжает видеосъемку.
В-третьих, чем сложнее беспилотник, а ударные беспилотники — как раз сложная система (я не беру квадрокоптеры, которые просто сбрасывают на голову противника гранату), тем больше их уязвимость от средств радиоэлектронной борьбы — РЭБ.
И четвертый фактор, влияющий на уязвимость беспилотников, — их небольшая скорость. 50–100 километров в час против зенитных ракет, развивающих скорость свыше километра в секунду, не оставляет им никаких шансов на выживание. Посмотрите хотя бы статистику того, сколько на Украине мы посбивали таких беспилотников — более двух тысяч.
Поэтому развитие беспилотных систем для артиллерийских комплексов должно учитывать все это.
— Хорошо, а как тогда вы могли бы в целом оценить уровень войсковой разведки?
— Понятие «войсковая разведка» — это разведка, которая осуществляется специальными группами разведчиков. Они действуют на высоком уровне профессионализма. При этом, к сожалению, несут потери в ходе спецоперации.
Чтобы этого избежать, необходимо развивать не столько войсковую разведку, сколько именно воздушную разведку. Она состоит из двух компонентов: беспилотная авиация и самолеты-разведчики.
До 2008 года подразделения беспилотной авиации входили в состав ВВС России. Потом их оттуда вывели и раздали по разным родам и видам войск. В результате мы получили то, что имеем сейчас: «зоопарк» из различных комплексов, где ни один «зверь» так и не стал крупносерийным.
Нет общего стандарта. Каждый род и вид войск делал беспилотник под себя. Технические характеристики, которые подходили одним войскам, абсолютно не соответствовали требованиям других.
Кстати, представители Минобороны недавно говорили, что, несмотря на то, что у нас такое разнообразие дронов, оно не дает такого эффекта, который необходим. В результате операции по подавлению и преодолению системы ПВО противника сейчас решаются слишком большой ценой.
К тому же противник на той стороне применил хитрую тактику. Объединил свою ПВО в информационную сеть. В результате их РЛС работают в пассивном режиме, но когда наши самолеты заходят на цель, они включаются, и их комплексы бьют с близкого расстояния. Бортовые комплексы обороны самолета не успевают срабатывать, и мы несем потери, летчики попадают в плен.
— Чтобы стать незаметными, наши летчики стараются летать как можно ниже?
— Да. Такие низковысотные скоростные полеты как раз и позволяют выполнять боевые задачи без потерь. Но стоит только дать самолету подняться на большую высоту, это приводит к тому, что он становится мишенью для различных комплексов ПВО. То есть вопрос в том, что без систем разведки, где в комплексе работают беспилотник и самолет-разведчик, эффективно решать задачи в будущих войнах станет невозможно.
— Из этого сделаны какие-то выводы? Задачи промышленности уже поставлены?
— Недавно я был на предприятии (не буду его называть), которое занимается беспилотными летательными аппаратами, и видел, что изменения в конструкции беспилотников уже сделаны. Выпускаются уже совершенно другие аппараты. Так что «работа над ошибками» уже сделана.
— Многие эксперты очень неплохо отзываются об эффективности нашей войсковой ПВО, которая довольно хорошо себя проявила во время спецоперации. Особенно комплексы «Тор» и «Бук». В каком направлении эти войска будут развиваться дальше?
— Сейчас их развитие идет в направлении, когда совершенствуется взаимодействие комплексов «Top» и «Бук» в одном информационном пространстве. Есть такая станция под названием «Купол». Она может передавать целеуказания как «Буку», так и «Тору».
Дело в том, что противник может применить тактику использования роя дронов, за которым идет реальный авиационный комплекс. На отдельных участках линии боевого соприкосновения эта тактика была им опробована. То есть вначале летели дроны, а за ними уже самолеты, которые пытались наносить удары, не входя в зону действия нашей ПВО. Но эта тактика у них провалилась.
Другую тактику они использовали, когда стреляли американскими реактивными снарядами HIMARS. То есть вначале запускали свои ракеты системы залпового огня, стреляли «Точкой-У», и за ними следом шли HIMARS. В большинстве случаев эти их массированные атаки были сорваны.
В зоны, которые подвергались наиболее частым атакам, были введены комплексы «Тор-М2». Они имеют 16 направляющих, то есть 16 ракет. А также «Бук-М3». Они могут стрелять двенадцатью ракетами, установленными на пусковой установке, и на боевой машине располагается еще шесть ракет. То есть за один раз комплекс способен выстрелить 18 ракетами, одновременно поражая все цели.
— И работают оба этих комплекса в едином контуре боевого управления?
— Да, и дальнейшее развитие войсковой ПВО связано с тем, что они будут сопрягаться не только между собой, но и с такими комплексами, как С-300 и С-400, чтобы распределять цели большой дальности. Дальнобойные будут работать, к примеру, по самолетам-носителям, а комплексы «Бук-М3», «Тор-М2» или такая система, как C-350, смогут выполнять задачи по поражению различных маневрирующих целей, в том числе прикрывая те установки ПВО, которые, к примеру, находятся в режиме перезарядки.
— А какая в процессе спецоперации в целом высветилась тенденция развития Сухопутных войск? Какие направления уже просматриваются?
— Я думаю, что развитие идет в сторону батальонных тактических и бригадно-тактических групп, штурмовых подразделений, которые будут специализироваться на штурме укрепрайонов для ведения боев в городских условиях. Думаю, здесь у нас наблюдался некий пробел, дефицит такого рода подразделений и специалистов.
Другое направление — насыщение подразделений тактического звена беспилотниками малого размера, вертолетного и самолетного типов. Это необходимо для обеспечения работы в тактической зоне для целеуказания, допустим, минометным подразделениям, артиллерийским установкам и так далее.
Получит свое развитие комплекс войсковой разведки, управления и связи «Стрелец». Я видел уже образцы.
Самолеты тактической авиации и вертолеты будут оснащаться комплексами СВП-24 «Гефест», которые позволяют им применять обычные бомбы, делая их высокоточными.
Вопрос целеуказания с земли будет решен, задачи будут распределены на всех участников общевойскового боя, что упростит задачи огневой поддержки. А так как штурмовая и бомбардировочная авиация действуют в интересах Сухопутных войск, то установка «Гефеста» повысит боевую эффективность наших армейских соединений.
Развитие получит бронетехника. Конкретно — нужна установка динамической защиты, в том числе на легкобронированную технику — БМП и БТР.
В современном бою легкобронированная техника на поле боя не всегда себя оправдывает, у противника слишком много средств поражения, которые могут ее повредить. Это и противотанковые ракеты вроде «Джавелинов». Они с трудом поражают наши танки, но БМП и БТР поражают. Это надо учитывать.
Ну и самое главное — это, безусловно, развитие автоматизированных систем управления войсками, чтобы любой военачальник видел реальную картину и мог в соответствии с ней принимать решения для тех подразделений, которые ведут бой под его командованием. Главное здесь, чтобы тактика была направлена на взаимодействие различных подразделений на поле боя.
— А связь?
— Однозначно нужно совершенствовать. Мы столкнулись с тем, что на Украине противник применяет высокоскоростные системы связи технологии 5G, которые позволяют ему не только передавать какую-то речевую и другую информацию, но и транслировать различные тактические данные, которые выводятся на боевые планшеты. Ими оснащены командиры подразделений.
Для нас это тоже одно из приоритетных направлений. Необходимо, чтобы командир начиная с уровня взвода полностью видел окружающую обстановку и мог скрытно в режиме реального времени передавать команды, отправлять любые запросы далее по цепочке.
Не менее важно заниматься тем, что связано с экипировкой военнослужащих. А также совершенствованием различных видов боеприпасов.
Сейчас тенденция развития боеприпасов идет в сторону высокоточного вооружения, так как использование такого рода боеприпасов сокращает не только финансовые расходы, но и резко повышает боевую эффективность.
Ну и, понятное дело, вопрос развития комплексов РЭБ и радиотехнической разведки в войсках. Он тоже должен быть в приоритете, так как мы в любом случае будем иметь дело с высокотехническиразвитым противником. А потому все ротные и бригадные тактические группы, усиленные полки и дивизии должны иметь в своем распоряжении весь инструментарий под решение конкретных задач.
— Сейчас идет частичная мобилизация. Основная часть мобилизованных придет, видимо, в Сухопутные войска?
— Да. Именно потому, что вся тяжесть этих семи месяцев операции легла как раз на сухопутчиков — танкистов, артиллеристов, стрелков, специалистов ремонтных батальонов и всех тех, кто обеспечивает боевые действия Сухопутных войск.
— Какие специалисты сейчас больше всего там требуются?
— Очень востребованы авиационные и артиллерийские наводчики.
— Но вряд ли мобилизованных сразу отправят на передовую?
— Нет, конечно. Их не должны отправлять сразу на передний край, тем более в обособленные подразделения, которые состоят только из резервистов.
Этими людьми могут быть доукомплектованы уже действующие воинские подразделения. В годы Великой Отечественной войны была такая хорошая практика, когда доукомплектованные подразделения отводились в тыл. Отцы-командиры занимались там боевым слаживанием прибывших новобранцев, а опытные бойцы получали часы отдыха. На все это отводилось от недели до двух. Затем полностью укомплектованные подразделения, снаряженные боекомплектом, возвращались на линию боевого соприкосновения и приступали к выполнению задач. Надеюсь, и сейчас это будет так.
Хотя я допускаю, что могут быть перекосы. К сожалению, без этого у нас не проходит ни одно событие. Я надеюсь, что с этими перекосами будут очень быстро разбираться, так как на кону жизни людей. В том числе тех, кого мы будем освобождать. И чем быстрее и профессиональней мы это сделаем, тем больше мы сохраним жизней.
ОТ РЕДАКЦИИ
Журналисты «Московского комсомольца» от души поздравляют личный состав и главкома Сухопутных войск генерала армии Олега Салюкова с наступающим праздником. Желаем побед и успешного выполнения всех боевых задач.
Читайте также: "Военно-учетная специальность: что значат цифры и буквы в билете"
