«Свой-чужой»
Кажется, что ничего страшного не произошло. Да, виза подорожает на 45 евро, и оформляться будет дольше. Но ездили же как-то раньше, до 2007 года, будем ездить и впредь. Так думают многие, и ошибаются. Судя по речам, доносящимся до нас из европейских столиц, речь может идти о практически полном отказе в выдаче туристических виз. Так, еврокомиссар по внутренним делам Илва Йоханссон заявила, что в страны ЕС граждане РФ смогут выехать только по семейным делам или гуманитарным обстоятельствам. «Больше нет оснований доверять русским. Россияне не могут быть туристами на территории ЕС: это привилегия». На сайте Еврокомиссии говорится, что европейские страны отныне будут иметь большую свободу действий при принятии решений о выдаче виз россиянам. Консульства должны будут проводить тщательную проверку кандидатов на получение визы и иметь право отказать «определенным категориям» граждан, которые, по мнению принимающей стороны, могут представлять угрозу ее национальным интересам или безопасности. Более того, европейские чиновники намекают и на возможность аннулирования уже выданных виз.
Как все это будет работать на практике? Кто и каким образом будет определять, представляет ли человек угрозу ЕС? Причем речь ведь идет не только об угрозе безопасности, с этим проще. Но и о некой угрозе «национальным интересам». Это как? Допустим, некие страны заинтересованы в том, чтобы их компании за бесценок скупили плодородные сельскохозяйственные земли на юге РФ, как они уже проделали это с украинскими чернозёмами. А кто-то выступает против продажи нашей земли иностранцам. Этот человек представляет угрозу, например, Германии, чей капитал активно присутствует в украинском агросекторе? До убийства дочери философа Александра Дугина в России знал довольно узкий круг интеллектуалов, в основном не имевших отношения к реальной политике. Его книги плохо продавались и не имели большого влияния на общество. Но Дугин, видимо, представляет для кого-то на Западе большую опасность, если убили его дочь, а его самого популярный американский политический комментатор Глен Бек назвал «самым опасным человеком в мире».
Речь идет о некой системе распознавания «свой-чужой». Не знаю, дойдет ли до маразма, который мы недавно наблюдали на латвийской границе, где у россиян требовали подписать документ об осуждении спецоперации на Украине. Не исключено, что и дойдет. Латвия же тоже член ЕС. Как и Литва, где недавно в суде у блогера Анатолия Шария требовали прояснить его позицию по Крыму, Путину и России в целом. Причем он в этом процессе выступал истцом, а не ответчиком. Будут ли с соискателями шенгенской визы проводиться собеседования с аналогичными вопросами?
Журналистов и правозащитников ведь тоже будут пускать не всяких, а только тех, кому нужна «защита». Надо полагать, от российского государства. То есть для всевозможных «борцов с режимом» двери ЕС будут открыты. Остальные должны будут очень постараться, чтобы заслужить эту «привилегию». На практике это приведет к разделению граждан России на «въездных» и «невъездных». Когда-то мы это уже проходили. Правда тогда это звучало по-другому - «невыездные» и «выездные».
Дырявый «железный занавес»
Мой папа был «выездной». Считается, что из СССР выехать за границу было невозможно. На самом деле это далеко не так. Выпускали, но не всех подряд. И речь не о «блатных». У папы не было никакого «блата», он не принадлежал к номенклатуре и не продвигался по партийной линии. Но он был уникальным, незаменимым специалистом в своем деле. А дело было довольно сложное, но необходимое – точное литье. Это изготовление разных сложных деталей для машиностроения так, чтобы они идеально подходили друг другу. Множество изобретений, патентов, золотые медали ВДНХ. Коллектив, который папа возглавлял, разрабатывал технологии. Они были востребованы не только в странах соцлагеря, интерес проявляли даже западные немцы, которые на машиностроении собаку съели. Да, СССР продавал технологии на запад, была даже специальная организация, которая этим занималась. Поэтому когда надо было ехать за границу на какой-нибудь конгресс литейщиков, для переговоров с партнерами – посылали папу. Конечно, можно было бы послать какого-нибудь сынка партийного секретаря, только тот ничего не понимал в точном литье. Так папа во времена СССР повидал мир, неоднократно бывал в «капстранах», не говоря уже о странах социалистического выбора. Привозил мне джинсы, к которым я была абсолютно равнодушна. Папа, конечно, был советским человеком, верил в идеалы, но при этом слушал «радиоголоса» и держал в диване Солженицына. Что касается задушевных собеседований с людьми в штатском, то, думаю, перед поездками папа через них проходил, как и все. Но на излете СССР они стали чисто формальными.
Его непутевая дочь, то есть я, очень рано пошла по кривой дорожке, связавшись с настоящими диссидентами. В этом кругу вопрос «ехать или не ехать» звучал как гамлетовское «быть или не быть». К людям, примкнувшим к движению, чтобы облегчить себе процесс эмиграции, относились сдержанно. Хотя многие именно с этой целью и приходили. Но я знаю историю человека, который предпочел эмиграции тюрьму. Его пригласили в КГБ, показали материалы, которые у них были не только на него, но и на его брата и отца. Там была целая семья инакомыслящих. И сказали: «Уезжайте из страны. Иначе ваш брат сядет». Он отказался. Посадили его брата, посадили его самого. Другой мой знакомый, очень известный в прошлом диссидент, уже в 90-е не решался поехать в Европу на какой-нибудь правозащитный сходняк, опасаясь, что его не впустят обратно. Да, потому что любил Россию, случалось и такое.
Но были и другие, те, кто боролся за право выезда из СССР как за одно из фундаментальных прав человека. Конечно, в первую очередь это были евреи, стремившиеся уехать на историческую родину – в Израиль. Выпускали не всех. Сегодня мало кто уже знает, что такое «выездная виза». Это разрешение на выезд из страны. В Советском Союзе ее выдавал ОВИР – Отдел виз и регистрации МВД. Те, кому уехать не разрешали, становились «отказниками». «Отказ» - это как чистилище между раем (выездом на ПМЖ) и адом (посадкой по «антисоветской» статье). Человек физически оставался в Советском Союзе, но образ его жизни менялся кардинально.
«Нам дали три дня на сборы»
Писатель Давид Маркиш, сын известного поэта Переца Маркиша, расстрелянного по делу Еврейского антифашистского комитета, уехал из СССР в 1972 году, живет в Израиле.
- После ареста, а затем и расстрела моего отца нашу семью сослали в Казахстан на 10 лет. – вспоминает писатель. – Потом умер Сталин, мы вернулись из ссылки. И я стал ходить в тот же класс московской школы, из которого меня забрали. После всех этих событий я знал точно, что жить в СССР не хочу. В 1970 году мы с мамой подали в ОВИР документы на выезд и попали в «отказ». В «отказе» мы просидели два года.
- Как вы узнали, что в выезде вам отказано? Это произошло на собеседовании в ОВИРе?
- Сообщения об отказе приходили по почте. Когда давали разрешение, то также по почте приходило извещение: «Вам необходимо явиться в ОВИР в такое-то время». Всего за два года у нас было пять отказов. Несколько раз проводились встречи «отказников» с офицерами МВД на улице Огарева в Москве. «Отказники» действовали властям на нервы. Собиралось обычно человек 40-50. Выходил какой-нибудь генерал и объяснял, что нам дается отказ по причине близости к государственным секретам или службы в армии. Во время одного из таких «приемов» я спросил генерала: «Почему меня не выпускают из страны? Я никогда не имел доступа к советским государственным тайнам, не служил в армии, не работал на закрытых предприятиях». Именно это обычно служило мотивом отказа. Но на свой вопрос я получил такой ответ: «Нет, гражданин Маркиш, вы имели допуск к государственной тайне. Вы имели допуск к советскому образу жизни».
Я прошу своего собеседника вспомнить, как изменилась его жизнь после подачи документов на выезд.
- Как правило, «отказников» увольняли с работы. Но моя мама нигде не работала. А у меня к тому времени уже вышло несколько книг, я занимался литературным трудом и был членом Литфонда. Работал дома. Когда мы подали документы, я перестал ездить в командировки от московских газет и журналов, поскольку не хотел их поставить в неловкое положение. Это было бы нечестно по отношению к моим коллегам, товарищам. Но была угроза, что меня могут выслать из Москвы за 101-й километр за тунеядство. Поэтому я пошел работать грузчиком.
- Вас не исключили из Литфонда?
- Пастернака тоже не исключили. Даже был опубликован некролог в «Литературной газете»: «Умер член Литфонда Пастернак». Его исключили из Союза писателей. Я не был членом Союза писателей. А Литфонд – это коммерческая организация. Люди, которые профессионально занимались литературой, могли быть членами Литфонда. Но жили мы за счет гонораров. По тем временам это были крупные деньги. Я много писал, переводил. Но когда я подал документы, печатать меня перестали. За эти два года я не напечатал ни строчки.
Кроме того, «отказники» довольно часто проводили различные акции.
- Мы проводили голодовки на Центральном телеграфе в Москве. – вспоминает Маркиш. - Он был открыт круглосуточно, к тому же находился в центре. Мы там собирались и посылали телеграммы советским руководителям с требованием разрешить нам выезд. После убийства израильских спортсменов на олимпиаде в Мюнхене в сентябре 1972 года мы устроили первую в СССР демонстрацию у ливанского посольства, так как штабы террористической организации «Черный сентябрь», ответственной за это преступление, находились в Бейруте. Нас всех задержали, отвезли за город. Через полчаса в мотоцикле с коляской подвезли еще одного человека, который пришел к посольству позже. Из коляски вышел академик Сахаров.
- Как получилось, что вас все же выпустили?
- Мне посоветовали обратиться к Виктору Луи (английский и советский журналист, тесно связанный с КГБ – М.П.) и спросить, выпустят нас или нет. Предполагалось, что он может это знать. Луи был близок к Андропову, тогдашнему председателю КГБ, и играл заметную роль в передаче нужной советским спецслужбам информации на Запад. Он пригласил меня на свою дачу в Баковке и показал лист бумаги со списком из 23-х фамилий, среди которых под 18-м номером я нашел и свою. Луи сказал, что этот список «отказников» ему передали в Иерусалиме, попросив помочь. Он тогда довольно часто ездил в Израиль. «Вас скоро выпустят». – сказал он. Так и случилось. Думаю, он мне помог. Почти все люди из этого списка уехали один за другим, кроме трех семей, которые потом просидели в отказе по 15 лет. И это не предел, один мой товарищ ждал репатриации 17 лет.
Пожилой писатель не может сдержать волнения, вспоминая события осени 1972 года:
- Наконец мы получили письмо из ОВИРа, в котором говорилось, что нам следует срочно приехать. В ОВИРе на втором этаже, в кабинете директора - полковника Смирнова, сидел генерал КГБ Минин. Он сказал: «Вы получили разрешение на выезд в Израиль». Потом добавил: «Вы боролись два года и очень устали. Хотите, мы вас отправим в какой-нибудь хороший санаторий на Черном море, вы отдохнете?» Я ответил: «Мы бы предпочли отдыхать не на Черном, а на Красном или Средиземном море». Он никак не отреагировал на эту дерзость, потому что уже был приказ нас отпустить. Как в свое время было указание нас не выпускать, исходившее лично от Андропова. В архиве покойного академика Александра Яковлева есть документы, подписанные Андроповым, в которых говорится, что семью Маркиша выпускать не следует. Поскольку роль моего отца в литературе была очень большой, а его судьба трагичной, наш приезд в Израиль может быть использован западной пропагандой и не пойдет на пользу советской власти.
На сборы было отведено всего три дня. Надо было успеть до очередной годовщины Октябрьской революции – 7 ноября.
- За это время надо было сдать квартиру, причем в чистом состоянии, ее должны были принять. – рассказывает Маркиш. - Еще надо было из нее выписаться, а мне сняться с военного учета. Мы также должны были подписать отказ от советского гражданства и заплатить за это тысячу рублей. Моя мама тогда воскликнула: «Но мы не успеем достать билеты!» На что генерал ответил: «Не беспокойтесь, мы позаботились об этом. На ваше имя забронированы билеты в кассе Аэрофлота, вам осталось их только выкупить». Мама тут же поехала туда, действительно, для нас были отложены билеты на рейс «Москва-Вена». С собой можно было взять лишь чемодан с вещами, но можно было отправить багаж, если хватало времени. Мы успели отправить какие-то книги. Но у нас ничего не было, мы за два года отказа распродали почти все имущество. А некоторые люди отправляли даже мебель. Потом Луи, который несколько раз приезжал в Тель-Авив, сказал мне: «Вам дали так мало времени на сборы, потому что опасались, что вы на 7 ноября можете устроить какие-то провокации». Мы уехали 6 ноября 1972 года.
Путь репатриантов на историческую родину лежал тогда через Вену.
- Там нас встретили представители еврейских организаций, пересадили в самолет авиакомпании «Эль Аль», и мы улетели в Тель-Авив. Потом, уже в конце 70-х, часть людей в Вене меняли маршрут и летели в США. Очень некрасиво это было. У нас это называлось «отсев», люди отсеивались. В Израиле тогда каждый репатриант получал возможность учить язык и жилье – комнату в специальных «общежитиях». Мы с мамой получили в Тель-Авиве такое жилье и прожили там полгода. Потом купили квартиры в ипотеку, для новых репатриантов это было относительно недорого. Потом была война и высокая инфляция, в которой «растворилась» эта ипотека. Я успел и повоевать, рядовым солдатом в боевых частях.
Два года – это совсем не срок для «отказника». Абсолютный рекорд поставила семья Файвеля Городецкого из Бендер, которая просидела в «отказе» 25 лет.
«Мы желаем поставить железный занавес…»
«Не пустили в Израиль по графе по пятой!» - пел Высоцкий. Пятая графа – это графа «национальность» в советском паспорте. Не пустили по пятой графе – это значит, что еврея не пустили в Израиль за то, что он еврей. Конечно, такого в реальности быть не могло. Это гротеск. Но причины для отказа в выезде могли быть довольно экзотическими. Например, служба в армии, даже если человек служил всего лишь в стройбате. Бесконечные запреты приводили к идеализации жизни на Западе, куда некоторые готовы были проникнуть «хоть тушкой, хоть чучелом». Так, австралийский переводчик Петр Патрушев, будучи 20-летним, в 1962 году сбежал из Батуми в Турцию вплавь, преодолев госграницу и расстояние в 30 км по Черному морю. Его рекорд побил в 1974 году океанолог Станислав Курилов, который спрыгнул с борта круизного лайнера и проплыл около 100 км в районе Филиппинских островов. Особая группа – это угонщики самолетов. Лично у меня они не вызывают никакой симпатии, так как подвергают риску жизни других людей.
Но на фоне всей этой экзотики количество людей, вполне легально выезжавших из СССР за границу, росло из года в год и в 1989 достигло 8 миллионов человек. Выездные визы были отменены 20 мая 1991 года. «Железный занавес» рухнул окончательно.
У всякой медали, как известно, есть две стороны. Фрондирующий образованец эпохи брежневского «застоя» был твердо убежден, что его свободному перемещению по миру мешает исключительно «проклятый совок». Между тем даже само это выражение -«железный занавес» - родилось не в «совке», а на цивилизованном Западе. Долгое время считалось, что впервые его использовал Уинстон Черчилль в 1946 году в своей знаменитой Фултоновской речи. Однако в литературе оно встречается и раньше. Например, в книге фантаста Герберта Уэллса «Пища богов» (1904 год). О «железном занавесе», который после революции опускается над русской историей, писал философ Василий Розанов. На самом деле железный занавес – вещь вполне реальная и материальная, такой занавес в далеком прошлом использовался в театре. Для освещения сцены тогда использовались свечи и другие источники открытого огня, был высок риск пожара. Чтобы уберечь зрителей, в случае возгорания на сцене ее отделяли от зала железным занавесом. Впервые такое приспособление появилось в конце 18 века в Лионе.
«Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», - писал Блок в январе 1918 года (поэма «Двенадцать»). Буржуи читали и боялись. В России полыхал пожар революции – и ее надо было отделить от остального мира «железным занавесом», чтобы огонь не перекинулся на другие страны. Статья писателя Льва Никулина, напечатанная в «Литературке» в 1929 году, так и называлась «Железный занавес». В ней говорится, что «с точки зрения буржуазии», в Советской России двенадцать лет длится пожар, поэтому на Западе изо всех сил «стараются постепенно опустить железный занавес, чтобы огонь не перекинулся в партер».
Очень откровенно высказался по этому поводу премьер-министр Франции Жорж Клемансо еще в 1919 году: «Мы желаем поставить вокруг большевизма железный занавес, который помешает ему разрушить цивилизованную Европу».
«От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес…» - речь Черчилля в Фултоне считается официальным объявлением «холодной войны». Мир был поделен на два лагеря: «братская ассоциация англоговорящих народов» во главе с США и Советская Россия со своей сферой влияния. А на войне, как на войне, пусть даже это война холодная. Мне вот интересно: если бы советские бюрократы вдруг чудом поумнели, отпустили бы евреев в Израиль, отменили выездные визы не в 1991-м, а в 1972-м году, когда СССР был на подъеме, - как скоро «цивилизованный мир» захлопнул бы перед нашим носом двери, как это происходит сейчас?
