Однако должен заметить, что события в соседней республике заслуживают внимания и безотносительно к тому, что ее руководители думают о ситуации вокруг Украины. Как известно, после январских беспорядков (ставших, по всей видимости, следствием процесса передела власти внутри казахстанской элиты) президент К.-Ж.Токаев объявил о запуске процесса реформ почти во всех основных сферах общественной жизни. Главными их задачами были объявлены политическая трансформация, ускорение экономической модернизации и утверждение верховенства права ради искоренения коррупции. Однако по прошествии полугода с момента начала январских событий возникает много сомнений по поводу того, будут ли эти решения воплощены в жизнь.
Пока мы видели только первый шаг по пути политической реформы — конституционный референдум 5 июня, в результате которого были расширены полномочия парламента; выборы стали более прозрачными; родственникам президента запретили занимать руководящие посты в правительстве и госкомпаниях; был воссоздан Конституционный суд и учрежден пост омбудсмена. Насколько одобренные народом поправки изменят казахстанскую политику и смогут ли они превратить авторитарный режим в нечто более, чем плебисцитарный, мы увидим нескоро — очередные парламентские выборы должны состояться только в 2026 г. Что же касается остальных реформ, то они пока находятся, я бы сказал, только «в проекте»: программа экономических преобразований, судя по всему, будет анонсирована лишь в начале осени, а обещанное реформирование правоохранительной системы откровенно буксует.
Еще задолго до январских событий президент K.-Ж.Токаев неоднократно говорил: «Ни у кого не должно возникать даже сомнений насчет независимости судей: граждане, бизнес, инвесторы должны быть уверены, что казахстанские суды выносят беспристрастные и справедливые решения», хотя сомнения такие в обществе возникали, скажем откровенно, довольно часто. Сразу после подавления беспорядков президент признал, что «судейская система пока вызывает законную озабоченность со стороны граждан». Эти пожелания, конечно, справедливы, но казахстанская правоохранительная система практически наверняка станет самым активным противником реформ, которые объявил глава государства, и пока я не вижу никаких гарантий того, что Акорда выйдет победителем из противостояния с огромной силовой бюрократией.
Примеры, подтверждающие, что такое противостояние будет сложным, весьма многочисленны. В ходе того же конституционного референдума была принята поправка, полностью отменяющая применение в стране смертной казни — но как минимум шестеро задержанных были убиты правоохранителями в СИЗО, а не менее 25 других подвергались изощренным пыткам. При этом расследование этих преступлений затруднено, так как большинство силовиков участвовали в избиениях подследственных, будучи в масках, а видеозаписи допросов не велись. Предстоящие процессы — причем как в отношении участников январских событий, так и обвиняемых в применении насилия к ним — станут важной проверкой реальности намерения казахстанских властей добиться большей независимости представителей судебного корпуса. Пока, не могу не заметить, в большинстве процессов обвинительный уклон присутствует так же, как и прежде: если в 2016 г. процент полностью реабилитированных судом лиц без учета дел частного обвинения составил 0,2%, то в 2020 г. — 0,4%, а по результатам второго отчетного квартала в июне 2022 г. (с нарастающим итогом) — 0,6%.
При этом даже тогда, когда в судах первой инстанции — где судьи с энтузиазмом восприняли призывы президента жить по-новому — выносятся оправдательные и/или сравнительно мягкие приговоры, прокуратура обжалует решения и добивается их пересмотра в апелляционных судах, плотно контролируемых «средним эшелоном» силовой бюрократии. Примером этого в последнее время может служить дело экс-руководителя ТОО «СК-Фармация» Б.Шарипа, обвиненного в злоупотреблении должностными полномочиями и оправданного судом первой инстанции, однако в последующем признанного виновным в инкриминируемом правонарушении апелляцией по протесту прокуратуры. Экономических дел такого рода сегодня довольно много: согласно данным Национальной палаты предпринимателей «Атамекен», до 26% всех уголовных дел против бизнесменов возбуждаются необоснованно, но при этом тянутся годами, сопровождаясь арестом имущества и банковских счетов — и, по сути, разрушением бизнеса со стороны правоохранителей. Почти три четверти проверок бизнеса предпринимаются не на основании данных системы управления рисками, а вследствие различных жалоб и обращений, многие из которых могут инициироваться самими правоохранителями или недобросовестными конкурентами. При этом даже в случае, если предпринимателям удается отстоять свое доброе имя, о возможности компенсации их потерь не может идти и речи. В данной сфере, на мой взгляд, ситуация должна особенно волновать россиян, так как Казахстан является самым крупным партнером России по ЕАЭС, и российский бизнес начал перемещаться в республику в надежде, что в стране действуют единые с Россией таможенные правила — однако это не так, и некоторые судебные решения последнего времени игнорируют целый ряд нормативных документов Коллегии Евразийской экономической комиссии и Комиссии Таможенного союза. Учитывая, что с момента начала спецоперации на Украине в Казахстан прибыли тысячи российских граждан и релоцировались несколько тысяч российских бизнесов, все эти обстоятельства не могут не приниматься во внимание. Заложником конфликта интересов казахстанских правоохранителей и противостояния между различными «этажами» судебной системы может стать каждый.
Ситуация в Казахстане не является уникальной — необычным для постсоветского пространства является скорее попытка казахстанского руководства попытаться исправить сложившиеся за десятилетия порядки. Сделать это будет крайне сложно: пока на стороне К.-Ж.Токаева находятся высшие руководители правоохранительных органов и служб безопасности, назначенные им по итогам январских событий, а также молодые судьи и следователи, только начавшие свою карьеру и готовые в полной мере соблюдать требования законодательства (по своей «букве» являющегося в Казахстане вполне современным). Однако между низовыми и высшими звеньями правоохранительной системы находится огромный массив силового чиновничества, традиционно считающего себя особым сословием и воспринимающего любой оправдательный приговор как личное оскорбление.
Пока власти ведут диалог с предпринимателями о серьезном пересмотре экономического законодательства — прежде всего в части регистрации, лицензирования и отчетности бизнеса, так как именно эти моменты наиболее часто становятся причиной (или поводом) для возбуждения дел в отношении предпринимателей. Президент К.-Ж.Токаев недавно встречался с бизнесменами, обсуждая в том числе и тему их взаимоотношений с правоохранителями — однако вскоре было объявлено, что власти надеются получить «первые ощутимые результаты этой работы»… к 1 января 2024 г. Как минимум до этого времени, судя по всему, прежнее давление правоохранителей на бизнес и граждан останется практически неизменным.
На мой взгляд, январские события в Казахстане стали важным водоразделом: в прошлом осталось авторитарное государство, долгие тридцать лет весьма успешно работавшее в режиме «ручного управления» и личного контроля первого президента над экономикой и обществом; в перспективе стране обещан демократический строй со сменяемой верховной властью и системой сдержек и противовесов, опирающийся на верховенство права и независимость судебной власти. Пока общество верит в реальность такого перехода, доверие к нынешнему главе государства и объявленным им реформам будет оставаться высоким. Однако если граждане поймут, что объединение «верхов» и «низов» так и не сможет разрушить власть застарелого «среднего уровня» бюрократии, век казахстанских реформ будет недолог…
