«Просят не возвращать их на Украину»
За плечами у Игоря Вагина — военная служба, учеба в Военном институте Минобороны СССР, 20 лет работы в адвокатуре. На Донбасс с другом и коллегой Дмитрием Ершовым они приехали еще в апреле.
— Следствие в Донецке и Луганске ведут военные следователи Следственного комитета РФ. В соответствии с Уголовным кодексом и Уголовно-процессуальным кодексом РФ с момента задержания или момента, когда человек становится подозреваемым, я уже не говорю обвиняемым, ему нужно предоставить адвоката. У местных, донецких и луганских, адвокатов был статус адвокатской палаты ЛНР и ДНР, они действовали по своему процессуальному закону. Нужны были российские адвокаты.
Игорь Вагин с Дмитрием Ершовым — выпускники одного курса — и раньше обсуждали вопрос о праве на защиту военнослужащих ВСУ и иностранных наемников. Поэтому тут же откликнулись на предложение военных следователей отправиться на Донбасс.
— Нас включили в ближайшую военную колонну, которая следовала в Донецк. В ней были и служебные машины со спецтехникой для экспертов, и «КамАЗ» с гуманитарной помощью, на борту которого было написано: «Детям Донбасса от Следственного комитета РФ». Приехали, поселились. Стали жить и работать в соответствии с распорядком дня военного следствия.
Как рассказал защитник, базируются они сейчас то в Донецке, то в Луганске, откуда выезжают в различные точки на срочные следственные действия. Все время находятся в движении.
— Проводим проверку показаний на месте. Присутствуем при допросах военнопленных, которых обвиняют по самым тяжким статьям УК РФ.
По словам защитника, юридическая помощь требуется не всем военнопленным. Многих из них опрашивают в качестве свидетелей.
— Это в основном молодые парни, которые исполняли приказы своих командиров. Военному следствию как таковые они не интересны. Но они ценные информаторы, которые могут рассказать о совершенных преступлениях против мирных жителей.
— В каком состоянии находятся военнопленные?
— Все сытые, отмытые. Я им в первую очередь задаю вопросы: «Кормят, поят? Не издеваются, не бьют?» Все в голос говорят, что не ожидали такого отношения к себе. Это говорят и морпехи, и «азовцы» (организация запрещена в России). Их лечат. Сотрудники Красного Креста привозят им гуманитарную помощь. Они пишут письма, но отправить их сложно. Работа почты парализована. Это вопрос чисто технический.
— Где они содержатся?
— Кто-то в следственных изоляторах, кто-то на гауптвахтах. Под Донецком, в поселке Еленовка, для военнопленных выделили целую колонию. Быт у них устроен не как в колонии общего или строгого режима. Они живут в бараках все вместе, вместе питаются, свободно перемещаются по территории. В поселке случаются прилеты, до них добивает украинская дальнобойная артиллерия. Там участок дороги между Еленовкой и Волновахой хорошо простреливается. На днях по поселку было выпущено пять снарядов калибра 122 мм.
— Украинские военные обстреливают своих же, попавших в плен?
— А донецкие им что — не свои? Зачем они долбят по школам и больницам? В Донецк постоянно прилетает, и мы вместе с местными жителями падаем на асфальт. Рядом с нами несколько дней назад обстреляли гостиницу. До этого чаще прилетало по окраинам. А теперь они бьют по центру города. Причем прицельно.
В Донецке — постоянные перебои с водой. Из-за поврежденной подстанции в районе Майорска, который находится под контролем украинской стороны, парализована работа канала Северный Донец — Донбасс. Добраться туда для восстановления электроснабжения невозможно из-за интенсивных обстрелов.
— Вода в Донецк подается из резервных водохранилищ. Ее не хватает. Нам в гостинице воду дают только ночью. В это время и моемся.
Игорь Вагин говорит, что уголовных дел возбуждено много, и все они достаточно своеобразные. Ведь впервые стали использовать статью 356 УК РФ о применении запрещенных средств и методов ведения войны.
У защитников около трех десятков подопечных, многие из которых находятся в подавленном состоянии.
— Я в свое время читал литературу по нейролингвистическому программированию. О возможности с помощью специальных техник влиять на поведение человека. Там все устроено так, что человек должен ежедневно получать дозу нужной информации. Чтобы прийти в себя после этой кодировки, ему нужно 3–4 месяца. Состояние многих военнопленных говорит о том, что к ним могли быть применены эти методики. Они признаются, что только сейчас начинают многое осознавать. Сидят в плену и спрашивают друг друга: а зачем мы это делали?
По словам адвоката, пленные, рядом с которыми нет теперь кураторов, меняются на глазах.
— Их обрабатывали, зомбировали. На командных пунктах я видел немало специализированной литературы. Причем с шикарной полиграфией. Там же были натовские учебники по тактике. Украинских военнослужащих готовили по специально утвержденной программе.
Отступая, они пытались сжечь свою форму, разбивали сотовые телефоны. На одном из пепелищ Игорю удалось найти нашивку морского пехотинца, на которой было написано: «Наша честь — верность».
— Это девиз войск СС. (Нюрнбергский трибунал признал большую группу членов СС преступниками. В их ведении находились концентрационные лагеря и лагеря смерти, в которых погибли миллионы людей. — Авт.) Этот девиз у СС был выбит на клинках кинжалов и на пряжках ремней. А теперь перекочевал на нашивки — заметьте, не «Азова» (организация запрещена в России), а на нашивки морской пехоты. Там же на командном пункте мы нашли «Майн Кампф» Гитлера. Зачем морскому пехотинцу это читать?
— Вы не спрашивали их об этом?
— Спрашивал, говорят: «Мы не читали». Говорю: «Ну у вас же на командном пункте найдено». Ну разве они признаются, что придерживались нацистских взглядов?
Есть среди пленных те, кто не хочет, чтобы их обменивали. Просят не возвращать их на Украину. Потому что их опять отправят на фронт. Известны случаи, когда украинские военнослужащие дважды попадали в плен.
— С разрешения следователя я даю им свой телефон, чтобы они позвонили своим родным. Помню, как кадровый офицер ВСУ, кто дослужился до подполковника, попросил: «Можно мне позвонить жене?» Говорю: «Можно. Где живет?» Объясняет: «В Николаеве». Морпех, командир роты, услышав наш разговор, попросил: «А можно мне позвонить маме в Винницкую область?» И добавил: «Вы же не будете ругаться, если я буду говорить на суржике?» Говорю: «Да хоть на китайском». Он начал на мове расспрашивать домашних, как кум, как корова… Рассказал, что находится в плену, что их не бьют, нормально кормят. Понятно, что самым отъявленным преступникам я не пойду навстречу, не дам телефон. Например, тому же замполиту 36-й бригады морской пехоты ВСУ Батынскому.
«Думал, как бы хорошо ему отсидеть»
Замкомандира роты огневой поддержки по воспитательной работе войсковой части А-2777 36-й бригады морской пехоты ВСУ старшего лейтенанта Сергея Батынского обвиняют по статье 356 УК РФ о применении запрещенных средств и методов ведения войны. Также его подозревают в убийстве жителя Мариуполя и изнасиловании его жены.
— Семейная пара ехала мимо блокпоста на велосипедах. Батынскому они показались подозрительными. По его приказу их задержали, отвезли на территорию металлургического комбината имени Ильича, где базировались морпехи. Посадили в зиндан (подземную тюрьму-темницу. — Авт.). Начали допрашивать. И этот замполит, напившись, стал на глазах мужа насиловать его жену. Когда несчастный супруг стал возмущаться, он его застрелил. Потом его же подчиненные набили Батынскому морду. Они же рассказали российским следователям о преступлениях замполита.
Адвокат говорит, что Батынский — фигурант самого резонансного уголовного дела, над которым он работает. Этот изверг насиловал женщину не потому, что ему хотелось женского тепла, а потому что считал их с мужем «сепарами» — сепаратистами.
— Батынский спрашивал меня, не отдадут ли его ДНР, где ему грозит смертная казнь. Признался, что в прошлом был милиционером, работал участковым. И интересовался, может ли он попасть в российскую колонию для бывших сотрудников правоохранительных органов. Думал, как бы ему хорошо отсидеть. По нашим законам у него есть шанс получить лет 18–20 и когда-нибудь выйти на свободу.
Недавно о преступлении Батынского на заседании СБ ООН рассказал Постоянный представитель РФ Василий Небензя.
Есть среди подзащитных Игоря Вагина и саперы.
— Они были призваны совсем недавно, но успели заминировать мост, который находится на трассе между Донецком и Мариуполем. Начался обстрел, взорвать его они не успели. Потом взрывчатку удалось обезвредить нашим саперам. Мост следствие рассматривает как гражданский объект. Военные по нему не перемещались, только местные жители. Командир украинских взрывников — в прошлом инженер — стал подозреваемым по статье 365 УК РФ.
Еще один подзащитный Игоря Вагина, 21-летний марокканец Брагим Саадун, вместе с двумя британцами — Шоном Пиннером и Эйденом Аслином — был приговорен 9 июня коллегией Апелляционной палаты Верховного суда Донецкой народной республики к смертной казни. Их признали виновными в наемничестве, насильственном захвате власти, совершении преступления группой лиц, в прохождении обучения в целях осуществления террористической деятельности.
Ранее на допросе Брагим Саадун рассказал, что жил на севере Марокко, в городе Мекнесе. На Украину перебрался в 2019 году, год занимался на подготовительных курсах при Полтавском университете экономики и торговли, учил русский язык. На следующий год стал студентом Киевского политехнического института. (Именно в это время, как утверждает отец марокканца, Брагим Саадун получил украинское гражданство.) Но учиться ему наскучило. Саадун решил получить боевой опыт. В декабре 2021-го заключил на три года контракт с ВСУ. И отправился служить в 36-ю бригаду морской пехоты. Был водителем машины реактивной артиллерии, потом стал минометчиком.
— Я работал с ним на этапе предварительного следствия. Потом военные следователи весь собранный материал передали коллегам из Донецкой народной республики. Саадуна судили уже по законам ДНР. Ранее я его спрашивал, что ты так далеко поехал? Отправлялся бы воевать в Судан. Он говорит: «Нет, там наемникам голову отрезают и в футбол ею, как мячом, играют». У нас допрос был до 5 утра. У меня с собой была булка, ветчина и вода. Думаю, парень мусульманин, в ветчине свинина, ему нельзя. Предлагаю ему хлеб, он говорит: «Все буду: и хлеб, и воду, и сало». Он на Украине ко всему привык. Научился бегло разговаривать матом.
Подразделению, в котором служил Саадун, удалось вырваться из Мариуполя на грузовиках. В Волновахе офицеры от них сбежали.
— Полтора десятка военных не знали, что им делать дальше. Выход подсказала продавщица магазина Анжела. Вместе они составили список тех, кто хочет сдаться. Потом морпехи принесли девчонке автоматы, сложили их в подсобке магазина. Повязали на одежду белые бинты. И вышли с белым флагом к блокпосту российской армии.
«Прошел в десяти сантиметрах от мины»
Целые города и поселки на Украине сейчас лежат в руинах. Как и Мариуполь, откуда Игорь Вагин родом.
— Тяжело было смотреть на дом без окон, где когда-то жил мальчишкой. Когда были в Волновахе, казалось, что на центральной улице вообще не осталось уцелевших зданий. Невольно вспоминал в те минуты одного из своих подзащитных — командира подразделения минометчиков, профессионального украинского военного, который стрелял по жилым домам. Когда спрашивал его об обстреле города, он только разводил руками, говорил, что такие были целеуказания. В тот момент, по его словам, он не осознавал, что стреляет по мирным людям, считал, что бьет по врагам.
— Передвигаетесь с охраной?
— Едем вместе с военной колонной. Ходим в военной форме, в касках, бронежилетах. Когда выезжаем на место происшествия, нам дают автоматчиков. С нами же едут обвиняемые, их надо охранять. Делимся с ними на выездах сухим пайком, который нам выдают. Они ведь тоже люди, им надо есть и пить.
— А им не выдают с собой перекус?
— Кто им на гауптвахте ДНР будет выдавать сухпай?..
Защитник говорит, что, когда они выдвигаются в Мариуполь, к ним прикрепляют сапера.
— С нами часто выезжает 38-летний мужичок 140 сантиметров роста, который 8 лет провел на войне. На саперах сейчас колоссальная нагрузка, они работают и день, и ночь.
Покидая свои позиции, украинские войска минируют не только дороги, но и дома, бронетехнику, брошенные машины. Опасность поджидает на каждом шагу.
— На одном из выездов шофер отстал, и я полез посмотреть один из командных пунктов. И прошел буквально в десяти сантиметрах от мины. Там же, в поле, лежали восемь украинских военных, чьи тела были заминированы. Семеро были в одежде, один абсолютно голый. Кругом были разбросаны презервативы. Можно только догадываться, чем они занимались, когда их всех накрыло одним снарядом. Все кругом там было разворочено.
Как говорит защитник, в городах осталось много не разорвавшихся снарядов.
— Помню, мы приехали на окраину Мариуполя, в поселок Мирный, где находится комбинат имени Ильича. К нам подошла местная жительница, сообщила, что ей в огород вэсэушники кинули мину, и попросила ее обезвредить. С нами тогда были два парня-спецназовца. Пришли к ней домой, действительно лежит мина. Один из бойцов вытащил запал-взрыватель, а мину оставил лежать на грядках. Женщина никак не могла поверить, что она теперь безопасна. Взмолилась: заберите болванку, сказала, что ей страшно к ней подходить. Пришлось ребятам забрать мину. Потом отдали ее саперам, они ее взорвали.
Каждый раз, выезжая в Мариуполь, защитники покупают в магазине продукты, чтобы раздать их на месте местным жителям.
— Возим в основном свежий хлеб, пряники, ситро детям. Адресно — лекарства, которые покупаем в аптеках в Донецке. Подъехали как-то к одному из разрушенных домов, а жители во дворе на импровизированной печке, сложенной из кирпичей, жарили на сковородке оладушки. Увидели нас — и давай звать к столу. У самих муки в обрез, вода привозная. А решили поделиться последним, что у них было. Люди, потерявшие дома и близких, остались людьми.
