Действительно, еще вместе воюем с Гитлером, а уже выбран день Х. 1 июля 1945 года 101 дивизия Англии, США и 12 вермахта, «припрятанных» в Шлезвиге и Южной Дании (их держали нерасформированными еще год, до весны 1946-го), нападают на СССР. Причины согласия США на операцию 19 мая 1945 года четко сформулировал помощник госсекретаря Грю в меморандуме, поданном президенту Трумэну: «Если есть что-то в мире неотвратимое, то таким неотвратимым является война между США и Советским Союзом. Гораздо лучше и надежнее иметь столкновение, прежде чем Россия сможет провести восстановительные работы и развить свой огромный потенциал»...
Далее обойдемся без гнева, осуждений. Да, «Немыслимое» могло перейти в «Мыслимое» или даже «Реализуемое», но речь пойдет лишь об исходных их задачи и последующих расчетах.
Шансы в войне с СССР просчитывались до завершения войны США—Англии с Японией. До первого испытания атомной бомбы на полигоне Нью-Мексико, тем более до второго и третьего испытаний — на японцах. Тогда были тоже интересные расчеты и просчеты. Первый в истории атомный взрыв 16 июля 1945 года: 6 кг плутония выдали мощность 18 000 тонн тротилового эквивалента. Но сам «отец бомбы» Оппенгеймер рассчитывал на 300 тонн и даже сделал ставку на эту цифру в споре ученых накануне взрыва. Здесь это вспоминаю лишь к тому, что в планах Черчилля и Грю надежды на атомную бомбу роли не играли. За 3 месяца до первого испытания политики могли и вовсе не верить в результат — если уж сам ученый-создатель ошибся в 60 раз. В «Немыслимом» весной 1945-го не играла роли и «висящая на балансе» война с Японией.
А что же тогда играло? Только «уровень слабости, истощения СССР». Это для нас: долгожданная Победа, восторг, моральный подъем. А для Черчилля, Грю: объективное состояние экономики СССР, развалины заводов, «урожай» мин на полях и мера нашего технологического, научного и промышленного отставания. Зафиксируем это как начальную точку А одного интересного вектора. Где вторая?
К середине 1970-х СССР не только достиг паритета с США и всеми их блоками: НАТО, СЕАТО, СЕНТО, АНЗЮС… но и вышел на линию, ведущую к превосходству в создании оружия: конвенциального и массового поражения. Наши наука, промышленность выдавали на-гора бомбы, ракеты, танки, подводные лодки… иногда качественней, но почти всегда — кратно дешевле и больше, чем на всем коллективном Западе. О победе СССР к середине 1970-х в гонке вооружений написано немало, лично я слышал это и от известного экономиста Михаила Хазина: политику СССР после 1975-го он назвал «Отказ от выигрыша». Косвенно об этом же говорило и выступление президента Никсона в конгрессе. Он признал военный паритет с СССР и советовал заключить соглашения об ограничении вооружений, пока паритет сильно не изменился — не в пользу США.
Другое дело, что сама гонка вооружений, возможность побед в ней — активно тогда высмеивались: «США может уничтожить СССР 15 раз, а СССР США — 20 раз!» Абсурд?
Вот и точка Б того вектора. Высший успех СССР, Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе и «Заключительный акт», подписанный главами 35 государств в Хельсинки 1 августа 1975 г. — не подгадывали, но вышло ровно через 30 лет после «Немыслимого».
Как? Когда был пройден путь от точки А («наиболее подходила для добивания СССР») до точки Б (полный паритет с «коллективным Западом»)? Получается, те 30 лет СССР прошел в состоянии «холодной войны»... А другие 14 лет (от Горбачева до войны НАТО с Югославией) в дружбе, взаимопонимании, «новом мЫшленьи» вернули нас примерно в точку А.
Можно ли считать результаты тех движений туда-обратно еще и ответом на популярный вопрос 2022 года «об опасностях изоляции от всего мира»?
Кстати. В ту «холодную войну» Китай, Индия не были для СССР «окнами альтернативных Западу технологических возможностей», скорее наоборот, СССР, проходя тогда по вектору А—Б, успевал помогать им: поставлял оборудование, передавал технологии, обучал специалистов.
В завершаемой книге «История российской цивилизации» я старался уйти от некоторых штампов, например, от примыкающего к теме гонки вооружений известного спора о передаче «атомных технологий». Конфликт на пересечении истории и пропаганды, науки и разведки.
В ответ на «да СССР просто украл секрет атомной бомбы!» с нашей стороны порой шли ура-патриотические заявления, отрицавшие ценность разведданных. Принижали роль всех передававших атомные секреты совершенно безвозмездно (оскорбленный вопросом советского резидента о «гонораре» Клаус Фукс просил никогда не поднимать этой темы), заплативших за это карьерой, свободой, а супруги Розенберг и жизнями: отправлены на электрический стул в 1954 г.
Самостоятельность советской науки лучше всякой пропаганды доказали первые в мире термоядерная бомба, супербомба (каскадный термоядерный заряд), атомная электростанция (1954), атомный ледокол (1959). А в 1949 г. перед Берией (главой нашего атомного проекта) лежали две бомбы: РДС-1, плутониевая, «украденная», с имплозивным подрывом работы Клауса Фукса. И РДС-2, урановая, «самостоятельная». Решили начать с РДС-1, проверенной в Нагасаки. Слишком велик был страх осечки.
А преуменьшение помощи американских ученых вредит даже сегодня, в 2022 году, затирая важнейший аргумент. Ведь они требовали от США, Англии поделиться с СССР атомными технологиями не из симпатий к коммунизму. Лишить США атомной монополии, по их расчетам, было необходимо ради сохранения мира!
Нильс Бор, ведущий консультант «Манхэттенского проекта», работавший в США под псевдонимом Николас Бейкер, еще весной 1944 года энергично убеждал Черчилля передать Советскому Союзу атомные технологии и совместно разработать схему международного контроля. То есть он и другие ученые не верили, что атомный монополист США лучше разберется и создаст справедливый, устойчивый мир.
Общий настрой ученых иллюстрирует случай с «отцом водородной бомбы» Эдвардом Теллером, давшим показания по «Делу Оппенгеймера» (создателя атомной бомбы подозревали в связи с коммунистами, подвергли унизительным допросам): «В большом числе случаев мне было чрезмерно трудно понять действия доктора Оппенгеймера. Не сомневаюсь в его лояльности, но мне хотелось видеть жизненные интересы нашей страны в руках человека, которого я понимаю лучше».
Даже эти уклончивые показания против Оппенгеймера вызвали возмущение научного сообщества и бойкот Теллера. Такой высокий моральный настрой и мотивировал ученых передавать сведения советской разведке. И ведь это еще до серии вторжений, войн: Куба и еще полдюжины стран Латинской Америки, Вьетнам с соседями (там генералы требовали вдогон к химическим ОМП еще и атомных ударов), Ливан, Сомали, Югославия, Ирак, Ливия… Нильс Бор с коллегами еще не знали этого US-портфолио, но их научный прогноз утверждал: одностороннее преимущество США — взрывоопасно.
Но тогда, получается, от России сегодня требуют уверовать в то, во что не верили американские, европейские ученые еще в 1944–1945 годах: в «однополярную мудрость, миролюбие США». Все пять волн расширения НАТО сопровождались требованиями к России верить, что это «не угрожает ее безопасности».
И когда сегодня пишут: «Ненависть к НАТО — иррациональна, а потому весьма эффективна... частный случай ненависти и русских элит, русской массы к цивилизованному миру» (Дмитрий Шушарин в «Новых известиях» 26 ноября 2021-го) — вроде можно и отмахнуться. Но сама линия «водораздела» настораживает. «Не веришь в миролюбие США — ты не из цивилизованного мира». Но ведь не верили в это и… (см. выше).
