Так почему бы немного не расслабиться, не посмотреть на календарь и не вспомнить, что был такой праздник 7 ноября, красный день календаря? Сто четыре года прошло с той памятной всем советским ветеранам ночи. Но мы помним! В школу ходили, стихи учили, наглядная агитация глаза мозолила. Вчера — рано, завтра — поздно; выстрел «Авроры»; женский батальон; «которые тут временные?»; телеграф, мосты, вокзалы; Ленин в парике и в Октябре. ВОСР: Великая, Октябрьская, Социалистическая, Революция! Начало советского периода нашей истории. И конец России старой, царской, буржуазной.
Ушла Россия ста тысяч дворянских гнезд, европейской культуры, предпринимательства и меценатства. Страна далеко не идеальная, с периодическими голодами, бездарным правительством и довольно странными царями; страна, где только одно сословие было хоть сколько-то свободно и представителей которого нельзя было просто так взять и выпороть. Собственности лишить по монаршему желанию — можно, а выпороть — нельзя. То есть не то что нельзя, бывало, что и пороли, но выпоротый же потом может застрелиться, пойдут разговоры, ропот, поэтому и не стоит.
За полтора века, считая от манифеста о вольности дворянства, из Пятиметров и Салтычих путем отбора и жизненных передряг возникли герои пьес Чехова, возникло русское офицерство, Могучая кучка, создатели великой русской литературы и искусства. Всякой дряни тоже много было, что уж греха таить. Как-то Федора Достоевского, отбывавшего каторгу в Омске, один из его товарищей по несчастью просветил: «Вы (дворяне) — железные носы, нас заклевали!» Советским читателям «Записок из мертвого дома» было понятно: за 70 лет до революции народ посулил ответочку.
На смену довольно разнузданной предреволюционной свободе пришел военный коммунизм – и, в общем и целом, остался с нами до конца. Так мы и жили до середины 1980-х годов. И сами мы солдаты, и жены наши солдатки, и шутки наши солдатские, сказал один лейтенант запаса.
7 ноября 1917 года — этот день стал началом самого страшного социального эксперимента XX века. К власти пришли люди, по своему невежеству, практической неопытности и примитивности мышления решившие, что им подвластны судьбы мира, что они знают, кто достоин жить, а кто нет, какой класс самый передовой, а какой самый реакционный, как должна быть организована жизнь для всех людей на планете во всех ее подробностях до скончания времен. Сколько носок, портков, костюмов и галстуков полагается на одну персону. Все было измерено и рационально обосновано, и с тех пор — все стало в дефиците. Единственное, что было немерено, что было всегда в изобилии, — это аресты, сроки и приговоры.
Вначале брали недовольных, потом — потенциальных недовольных, потом — вообще всех, просто потому, что с успехами в построении социализма возрастает накал классовой борьбы. В умелых руках органов социалистической законности колхозный конюх превращался в немецкого шпиона, балерина — в подпольщицу, а высшие руководители государства — в «подлую банду убийц и предателей».
Многие люди мечтали в течение веков усовершенствовать неразумную и неупорядоченную действительность, но только российским большевикам удалось поставить эксперимент на уровне огромной страны.
О чем обычно хочется поговорить с публикой нашим просвещенным публицистам накануне 7 ноября?
О том, какую замечательную страну — богатую, культурную, просвещенную — мы потеряли 7 ноября. Что неправда. Россия была промышленно неразвитой, со слабым сельским хозяйством, несвободной страной. Иногда вспоминают про Гражданскую войну, про то, как жестоко, с использованием запрещенных приемов, большевики выиграли войну. И какие замечательные люди были на другой стороне, в лагере Деникина, Врангеля, Колчака, Юденича и прочих белых генералов и адмиралов. Мечтают о том, как бы могла развиваться Россия, если бы выиграли белые.
Я уверен, что, выиграв Гражданскую войну, белые силы установили бы такой режим, что мало никому не показалось. Возможно, это бы скоро кончилось, но кровавой бани страна бы не избежала. Это точно не был бы режим приват-доцентов и кадетских интеллектуалов, а был бы режим черносотенцев и реакционеров. На какое-то время, во всяком случае.
О чем еще обычно мы вспоминаем по случаю революционной годовщины? О жертвах сталинизма, о десятках миллионов погибших в лагерях, сдохших с голоду, расстрелянных в подвалах и в пригородных лесах, о том, как идейно беспомощны и бестолковы были коммунистические мечтатели и утописты, как ненормальны в экономическом смысле были их идеи. О том, к каким «зияющим высотам» привела страну «дорога к рабству» (так назвал коммунистический эксперимент замечательный австрийский экономист и философ Фридрих Хайек). И это все правда.
Но я — про другое. Про то, как мы болезненно расстаемся со своим прошлым. Казалось бы, мы давно забыли о том, что такое коммунистический режим, люди младше 45 уже и не помнят, что там произошло 7 ноября по новому стилю и кто кого сверг. Первые постсоветские годы у нас сегодня называют лихолетьем. И это отчасти правда. Тогда очень многим пришлось тяжко. Государство переложило «заботу о населении» на плечи самих людей. И власть получила все проклятия на свою голову.
Люди, с радостью приветствовавшие перемены конца 1980-х, спустя несколько лет проклинали Гайдара, Ельцина и Горбачева. Ведь «как хорошо мы плохо жили» в 80-х! Мы делали вид, что работаем, а власти делали вид, что нам платят. В магазинах вместо мяса висели схемы разделки туш коров и свиней, а мы, городские жители, сидели на кухнях, пили грузинский чай, иногда — водку и портвейн, ругали власть, слушали «Голос Америки» и Би-би-си. Изредка мы получали на работе в качестве поощрения продуктовые наборы с индийским чаем или пакетом гречки, столь же редко натыкались в городе на «выброшенные» продукты и другие дефицитные товары, типа туалетной бумаги, и возвращались домой, увешанные этой бумагой, как огромными бусами. Как мы, члены племени строителей коммунизма, гордились тогда собой и своей добычей!
Пакетов не было, таскать с собой на работу хозяйственную сумку — неловко, поэтому семейные люди носили в кармане пальто авоську (связанную из капроновых ниток сетку-мешок). На всякий случай, на «авось»: а вдруг наткнешься на дефицит?
И вдруг все это кончилось. Перестали работать многие институты и производства (а как мы потешались над этими многочисленными и бессмысленными институтами и производствами!). Развалились колхозы. Все это рухнуло. Вместе с зарплатой — хоть малой, но мы же жили на нее! И уже пенсионерам не на что купить лекарства, да их и нет в аптеках...
Появились решительные люди: одни пошли в бандиты, другие — в милицию, что, впрочем, было почти одно и то же. Другие решительные люди брали в долг у родных и ехали в ближнее и дальнее зарубежье: закупали одежду, обувь, косметику и любые другие товары, которых не было в наших городах, и, возвращаясь домой с огромными баулами, занимали места на рынках или сдавали товар оптовику. В поездах с выбитыми стеклами люди везли в малые и большие города великой страны в огромных баулах обувь и другие товары, зарабатывая кто на хлеб, кто на ваучеры для выкупа акций «Газпрома».
Десять лет великая страна жила как огромный караван-сарай. Ругали Гайдара, голосовали за Жириновского, работали иногда на трех работах, боялись за детей (в стране прошла эпидемия наркомании), старались выжить...
Но именно эти годы и стали самыми свободными и самыми важными для новой России. Мы с тревогой всматривались в будущее и следили за ценами. Мы опасались популистов. Но, как выяснилось, опасность пришла с другой стороны.
Мы гордо считали, что мы — постсоветские, попрощавшиеся с социалистическим вчера. Социологи буквально каждым своим опросом доказывали, что советский человек остался в прошлом. Мы смотрели на полные полки магазинов и были уверены в «необратимости процесса перемен».
Наш энтузиазм был понятен. Мы были свидетелями, как советские граждане падали в обморок, впервые попав в западные супермаркеты. Как Ельцин прослезился, впервые увидев обычный колбасный прилавок в американском магазине. Вот на этом полном прилавке мы и остановились в нашем реформистском энтузиазме. Железная дверь в квартиру, новая сантехника и забитый морозильник.
— Свобода слова — это опасное обоюдоострое оружие! Зачем она вам? Народу не нужна «чернуха» про аварии и взрывы. Народу нужна сбалансированная информационная политика!
— Власть существует для того, чтобы заботиться о своем народе! А народ будет работать на будущие поколения и служить опорой власти. И зачем же тогда эту власть выбирать и ограничивать?
— Парламент 90-х — это сборище болтунов и самолюбивых фразеров, надо выбрать туда людей, готовых вместо болтовни работать на благо людей и принимать нужные народу законы! Зачем же тогда соблюдать баланс трех ветвей власти?
Заботливым людям, обещавшим обеспечить нас работой, жильем, теплом, нужно было дать возможность проявить себя. Зачем им мешать — что из того, что они считают права человека менее важными, чем права и потребности государства?
Вот так все и шло, а товары на прилавках потихоньку редели. И тут как черт из табакерки выскочил ковид. И вдруг обнаружились новые «зияющие высоты»: доверие к верховной власти соседствует с недоверием к ее основным институтам и страшными подозрениями в «чипировании» населения. Пропагандисты в растерянности, а потребители ТВ-шоу и слухов о всемирном заговоре мучительно пытаются идентифицировать главного врага.
Но, несмотря на все тревоги, я уверен, что 7 ноября мы, бывшие советские, вспомним о бывшем празднике. Кто с умилением, кто с омерзением, а большинство — с безразличием. В нашей жизни появились новые проблемы, и старые рецепты справедливости и счастья для всех уже не работают. Новое вино не удержится в старых мехах.
А наш скромный постсоветский опыт говорит только о том, что думать надо самим, что надеяться надо на себя и близких, что надо уметь выживать вне зависимости от благоволения власти. Достаточно ли этого — я не знаю, но, кажется, это наш единственный пропуск в будущее.
