Тему московского подполья НКВД «зацепил» в свое время Андрей Сухомлинов — историк-исследователь, ветеран военной прокуратуры. Он занимался другой темой — про лабораторию ядов, работавшую когда-то на Лубянке, — и выяснил, что ее «продукция» предназначалась в том числе и группам диверсантов для борьбы с захватившими Москву гитлеровцами. «Докрутить» заинтересовавшую его «диверсионную» эпопею, написать о ней подробно Сухомлинов при жизни не успел. Но некоторой собранной информацией поделился с автором этих строк — в перспективе появления публикации на сей счет в «МК».
Тогда, лет 12 назад, статья так и не состоялась. Теперь, в связи с 80-летием битвы под Москвой, пришло время вернуться к этой истории, тем более что в дополнение к услышанному от Андрея Викторовича удалось раскопать интересные факты в архиве.
Парад фугасов
К октябрю 1941-го казалось, что немецкую операцию «Тайфун», цель которой — взятие Москвы, уже не остановить. Судьба Первопрестольной повисла на волоске, готовом вот-вот оборваться.
15 октября Сталин подписал постановление ГКО «Об эвакуации столицы СССР Москвы». Последний пункт: «В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову (1-му секретарю Московского обкома ВКП(б). — А.Д.) произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро…»
Советское руководство, теряя надежду отстоять Москву, хотело превратить город в настоящий ад для захвативших его гитлеровцев. Чекисты готовили проведение здесь массовых диверсий и терактов.
Одним из руководителей операции был назначен Павел Судоплатов, возглавлявший 2-й («диверсионный») отдел НКВД. Позднее он написал в воспоминаниях: «…В октябре 1941 года меня вызвали в кабинет Берии… и приказали заминировать наиболее важные сооружения в Москве…»
Документов с точными списками намеченных к уничтожению московских объектов обнаружить не удалось. Известно лишь, что был подготовлен план «специальных мероприятий» в столице, согласно которому предполагалось вывести из строя 1119 предприятий, сооружений и отдельных зданий. В том числе около 400 следовало разрушить при помощи взрывчатки.
Среди этих «приговоренных» много знаковых для города, важных построек. Например, Большой Каменный мост, Главпочтамт, Елоховский собор, завод «Серп и молот», телефонные станции, типография Гознака…
16 октября не работал столичный метрополитен. Одной из причин этого стало минирование его станций, технических сооружений, обеспечивавших подачу электроэнергии, откачку грунтовых вод, вентиляцию… На следующий день метропоезда вновь пошли, но теперь уже подземка была готова к тому, чтобы в любой момент быть взорванной.
Фугасами нашпиговали Большой театр, предполагая, что именно в его роскошном зале гитлеровцы захотят устроить торжественный вечер по случаю взятия Москвы. На этот праздник соберутся генералы, старшие офицеры — и тут как шарахнет заложенный в тайниках тол!
Исходя из перспектив предстоящей охоты на представителей немецкого командования, заминировали все престижные гостиницы в центре города, наиболее роскошные особняки… К ним добавили также кирху в Старосадском переулке: ведь наверняка многие неприятельские офицеры захотят помолиться после взятия заветной большевистской столицы — тут мы их и накроем…
Подрыв большинства объектов собирались осуществить дистанционно — из потайных пунктов, где находились пусковые устройства с протянутыми к ним от электрических взрывателей проводами. Одна из таких законспирированных точек находилась на улице Мархлевского (ныне — Милютинский пер.), в квартире актрисы Золотовой.
Среди прочих сооружений заминировали знаменитую Шуховскую башню. Есть информация, что еще до возникновения реальной угрозы захвата города немцами был получен приказ обрушить ее как удобный ориентир для вражеских летчиков и артиллеристов. Однако тогдашний «хозяин» башни — руководитель Московского телецентра — проигнорировал его, пожалев уникальное творение инженера Шухова.
Но были случаи, когда подобные важные объекты успели ликвидировать, хотя критический момент на фронте под Москвой еще не наступил. Об одном упомянул Судоплатов:
«…16 октября неожиданно были выведены из строя передающая радиостанция Наркомата морского флота в Томилине и приемная радиостанция этого же наркомата в Вешняках, разрушены радиобюро и автоматическая телефонная станция, размешенная в наркомате. В результате лишились радиосвязи пароходства в… Мурманске, Архангельске, Астрахани, Махачкале… Были приняты строгие меры в отношении начальника центрального узла связи наркомата... Как выяснилось, именно он отдал распоряжение о разрушении... Этими действиями был нанесен большой ущерб, и временно потеряно управление морским транспортом».
Руководство НКВД планировало дальнейшее расширение программы минирования Москвы — уже после захвата ее неприятелем. Для этого устроили десятки складов с взрывчаткой. Размещались они в потайных местах — в подвалах, среди руин разбомбленных зданий, на территориях парков…
Но вся эта масштабная подготовка в итоге не пригодилась: войскам вермахта захватить столицу СССР так и не удалось. Уже в январе 1942-го, когда стал очевиден успех нашего контрнаступления под Москвой, сверху дали распоряжение начать разминирование объектов в городе, подготовленных к взрыву.
«…После того как немцев отбили, мины были сняты, причем делалось это под строгим контролем по детально разработанному плану». Однако, как выяснилось впоследствии, саперы ликвидировали не все закладки. Некоторые из фугасов продолжали прятаться под ногами людей долгие десятилетия. Несколько таких опасных сюрпризов нашли случайно.
Один из эпизодов относится к началу 1981 года, когда Москва готовилась к проведению XXVI съезда КПСС. Накануне столь важного политического мероприятия сотрудники органов тщательно проверяли центр столицы на предмет возможной подготовки терактов. При обследовании подвалов Госплана (теперь в этом здании располагается Госдума) под случайно отвалившимся куском штукатурки обнаружился кусок бикфордова шнура. По этой «ниточке» добрались до старой взрывчатки, замурованной в стенах.
Еще один случай произошел в июле 2005-го. Рабочие, расчищавшие фундамент только что снесенной гостиницы «Москва», наткнулись на скрывавшиеся в нем ниши, где находились ящики с толом. Всего там было 1160 кг взрывчатки, заложенной в далеком 1941-м…
Конечно, опасные «сувениры» военных лет вывезли и уничтожили. Однако вопрос, почему фугасы не ликвидировали сразу после отступления немцев, так и остался без ответа. То ли это была организационная накладка, то ли… Некоторые исследователи высказали предположение, что часть мин оставили по распоряжению Берии, решившего приберечь такие «веские аргументы» на случай возможных в будущем баталий за руководство страной.
«Лихие Старики»
Руководить московским подпольем назначили начальника контрразведывательного управления НКВД СССР комиссара госбезопасности 3-го ранга Петра Федотова. Резидентура его была не очень многочисленна. П.Судоплатов вспоминал: «На нелегальное положение переведены 43 работника центрального аппарата НКВД, 28 сотрудников Управления НКВД Московской области…» Оставались в Москве и области около 400 человек из агентурной сети УНКВД. Таким образом, лишь небольшая часть подпольщиков являлись штатными сотрудниками ведомства Берии, а остальные…
Удивляет та продуманность, которую в столь сложной обстановке продемонстрировали спецы из органов, подбирая кандидатуры для московского подполья. Благодаря рассекреченным уже в наше время документам можно узнать о существовании нескольких «эксклюзивных» групп.
В группу «Старики» включено 6 человек из числа бывших противников большевиков — левые эсеры, анархисты, имевшие за плечами практику подпольной боевой работы. Теперь эти оппозиционеры согласились действовать в тылу общего врага — гитлеровцев.
Для группы «Лихие» подобрали четырех уголовников, которых смогли к тому времени перевоспитать в Болшевской трудовой коммуне НКВД. Возглавлял их экс-бандит (агент «Марков»), имевший в прошлом судимость за грабежи. Его команду тренировали для проведения терактов против офицеров вермахта.
Весьма колоритно выглядела группа «Семейка». В нее вошла супружеская пара: православный священник (кличка «Альфред») и его жена («Арбатская»). Предполагалось, что эти люди не вызовут подозрения у оккупантов и потому получат возможность, свободно передвигаясь по городу, подготовить теракт.
Была и еще одна группа — «Дальневосточники», тоже сформированная по принципу «семейного подряда». Во главе — агент «Леонид», партизанивший в 1920-м на Дальнем Востоке против японцев, а среди подчиненных восьми диверсантов — его жена и 17-летний сын.
Группа под руководством агента «Свистуна» — Николая Хохлова, состояла из эстрадно-цирковых артистов. Им предстояло добиться разрешения выступать перед немецкими офицерами. По ходу очередного такого концерта артисты должны были во время эстрадного номера — жонглирования булавами, под которые замаскировали гранаты, — забросать ими ряды зрителей, высокопоставленных гитлеровцев.
П.Судоплатов: «Особая роль отводилась молодой сотруднице… НКВД, младшему лейтенанту А.Камаевой-Филоненко, которая под видом активистки баптистской общины координировала бы использование установленных закамуфлированных взрывных устройств. Ей было поручено привести в действие по особому сигналу мощные взрывные устройства, которые предполагалось заложить в местах появления главарей гитлеровского режима или командования вермахта».
Для коллеги Камаевой, майора госбезопасности Виктора Дроздова, задумали иной тактический ход. Его легендировали как одного из сотрудников аптечного управления города. Именно в таком качестве он должен был явиться к захватившим столицу гитлеровцам и выдать им места нескольких складов с медикаментами. Подобная демонстрация преданности новым властям должна была, по задумке чекистских «режиссеров», помочь Дроздову войти к ним в доверие и добиться зачисления в оккупационную администрацию. А уже заняв там должность, агент мог гораздо легче организовывать диверсионную работу.
В некоторых случаях планировали очень сложные многоходовки, позволившие бы добиться в будущем резонансных успехов при проведении борьбы с гитлеровцами.
Для работы в московском подполье завербовали бывшего офицера царской армии, получившего псевдоним «Лекал». Перед ним была поставлена специфическая задача: нужно… жениться на дочери бывшего владельца Прохоровской мануфактуры! Чекисты знали: у этой женщины много знакомых среди немцев и в белоэмигрантских кругах. Прогнозировали, что после захвата Москвы новые власти вернут ей отцовскую фабрику. Вот тут и пригодится «Лекал». Как муж фабрикантши он сможет взять управление «Прохоровкой» в свои руки. А реальному хозяину крупной фабрики легко войти в избранный круг новой московской элиты, которая наверняка будет пересекаться с высшим немецким командованием. Это даст шансы «Лекалу» на проведение теракта против кого-либо из высокопоставленных гитлеровцев.
Еще пример креативного подхода чекистов к делу. Одну из «команд» московского подполья они создали с прицелом на подготовку покушения на самого Гитлера! В группу были включены композитор Лев Книппер, немец по происхождению, и его жена. На Лубянке знали, что сестра композитора Ольга Книппер-Чехова жила в Германии и у нее широкий круг знакомств в правительственных кругах рейха. А раз так, размышляли в ведомстве Берии, связи сестры помогут Льву Константиновичу наладить контакт с руководством оккупационной администрации. Появившийся в результате доступ в высшие властные эшелоны Лев Книппер сможет использовать для проведения актов возмездия против руководителей фашистской Германии или даже фюрера, если он приедет в захваченную Москву.
Предусмотрительные чекисты по-разному легендировали московских подпольщиков, стараясь обеспечить им в будущем максимально лояльное отношение немецких властей. Например, в осенние дни 1941-го несколько человек были арестованы за якобы антисоветскую деятельность. Аресты проводились так, чтобы о новых «врагах народа» узнало побольше граждан. В результате после захвата Москвы гитлеровцами эти люди, «чудом спасшиеся из лап НКВД», превращались в надежную опору оккупационного режима. Такое положение позволило бы им в дальнейшем успешно осуществлять диверсии.
Участникам подполья сделали новые документы, поселили на конспиративные квартиры… В ряде случаев для подкупа немецких офицеров, должностных лиц в оккупационной администрации подпольщикам выделили не только пачки денег, но и золото — монеты, кольца, часы…
Позаботились сотрудники госбезопасности также о том, чтобы у их агентов было «спецоснащение» для проведения ликвидаций и самоликвидаций (в случае провала). Ассортимент обеспечила «лаборатория Х» под руководством чекистского «доктора Смерть» полковника Майрановского. Оттуда передали ампулы с ядом, стреляющие авторучки…
Провокаторы поневоле
Кроме диверсионных групп НКВД в Москве создавалось также антигитлеровское подполье по линии ЦК ВЛКСМ. Информация об этой комсомольской спецоперации практически нигде до сих пор не публиковалась. Однако корреспонденту «МК» удалось обнаружить некоторые материалы.
В сохранившихся документах эта законспирированная система названа Московской городской комсомольской организацией спецсети. Причем, как выяснилось, данное подполье продолжало свое существование вплоть до весны 1943-го, когда гитлеровцев уже отогнали далеко от стен Москвы!
Кое-какие подробности о создании спецсети и заданиях, которые выполняли ее участники, нашлись в воспоминаниях одного из руководителей — Федора Медведева, хранящихся ныне в фондах ЦГАМ.
В 20-х числах октября 1941 года его — секретаря Коминтерновского райкома — вызвали к 1-му секретарю МК и МГК ВЛКСМ Пегову. Тот сообщил, что на случай захвата города немцами создается подпольная комсомольская организация, во главе которой намечено поставить трех проверенных товарищей. Первый — секретарь Ростокинского РК ВЛКСМ Васильев, второй — Медведев, а третий — некто Жильцова.
Всех руководителей молодежного подполья законспирировали. Они должны были отныне работать под прикрытием и получили клички «Плясун», «Степан», «Ирина». Васильеву «танцевальную» кличку дали не случайно: его по фиктивным документам собрались устроить артистом в ансамбль песни и пляски.
Федору Медведеву придумали иную легенду. В одном из районных отделений милиции ему заменили подлинные документы на конспиративные. «Я стал Степановым Евгением Антоновичем. Была сочинена новая биография. Я получил конспиративную квартиру. Меня зачислили паяльщиком на один из краснопресненских заводов… С 8 утра до 8 вечера шла работа на заводе. Вечера и многие ночи мною отдавались встречам с товарищами, оставленными для подпольной работы…»
По линии органов Медведеву был передан потайной склад, где находились предназначенные для комсомольцев-подпольщиков оружие, радиопередатчик, портативный печатный аппарат, продовольствие.
Медведев упомянул, что московское комсомольское подполье состояло из 104 ячеек. Его информацию дополняет сохранившаяся в архиве справка «О работе московской городской подпольной организации ВЛКСМ»:
«…Столичная организация Ленинского комсомола призвала группу лучших и передовых товарищей на подпольную работу в Москве на случай оккупации ее немецко-фашистскими войсками…»
Но, судя по документам, задачи перед этими лучшими ставились в итоге далекие от реального противодействия врагу.
Среди прочего им поначалу поручили, например, «сбор информации о переменах, которые могли характеризовать ситуацию в основных сферах жизни Москвы». Для этого создали группы наблюдателей на вокзалах города, в МГУ, 1-м и 2-м медицинских институтах, на четырнадцати промышленных предприятиях, в четырех больницах, в семи ресторанах и гостиницах. Работавшие там под прикрытием члены подпольных ячеек вели наблюдения за «контингентом», отслеживали, о чем разговаривают, контролировали, кто прибыл в столицу…
В «подвешенном» состоянии комсомольцы-подпольщики оказались, когда немцев погнали прочь от Москвы. «Более полутора месяцев… люди не получали никаких заданий… В итоге среди работников конспиративной сети начались разговоры: «Пошлите на фронт! Что мы бесцельно проводим время?!»
Наконец, комсомольское руководство стало давать своим законспирированным агентам поручения, но какие! Это были тесты на умение обходить запреты, введенные в столице, находящейся на военном положении.
«Как известно, в условиях осады после 12 часов ночи движение по Москве без пропусков запрещено. Мы же, как правило, назначали встречи ночью».
То есть комсомольцев-подпольщиков их руководство заставляло нарушать комендантский час, «играть в прятки» с патрулями, рискуя быть пойманными и наказанными по законам военного времени! Но ребята почти всегда выполняли приказ, доставляя лишние хлопоты солдатам и офицерам, охранявшим порядок в городе. «В одном из случаев товарищу Г. пришлось перелезать через заборы, обойти переулками 4–5 километров… Товарищ И. дважды попадал в комендатуру, а затем нашел пути обхода и обходил контрольные посты…»
Другой «тренинг» касался выработки навыков перемещения по Москве без правильно оформленных документов — пропусков, удостоверений личности.
«…Тов. П. дважды отговаривался при проверке и уходил от патрулей. Один раз его забрали и отвели на вокзал для отправки на фронт как дезертира. Полсуток тов. П. просидел под охраной, пригляделся, выбрал удобный момент и убежал буквально из камеры заключения…»
Серьезные сложности в работе комсомольской спецсети возникли в связи с тем, что часть агентов так и не определили на легальную работу. По этой причине они не получали продпаек, не были прикреплены к какой-либо столовой. Это был серьезный организационный прокол в работе горкома ВЛКСМ, создававшего систему подпольных ячеек. Однако вместо того, чтобы решить проблему административным путем, комсомольское начальство превратило продовольственную «загвоздку» в еще один квест для подпольщиков.
«…Тов. П.-1, жаловавшемуся, что не может устроиться обедать в столовую, даем задание: познакомиться с девушкой — работницей одной из столовых, через нее узнать порядок отпуска обедов и посредством личного знакомства получать обеды. Через неделю тов. П.-1 доложил, что задание выполнено. В одной из столовых он питался до оформления на работу. Так же сделали товарищи Р., З., Г., С. и другие».
Некоторые из комсомольцев, находившихся в Москве на конспиративном положении, отрабатывали по-настоящему шпионские навыки, упражняясь на советских учреждениях и предприятиях.
«Тов. Б. под видом просьбы помочь устроиться на работу зашла в Краснопресненский РК ВЛКСМ. За три посещения она вошла в такое доверие, что смогла пользоваться такими материалами, как: докладные о выполнении производственных программ на заводах; списки предприятий с указанием адресов, телефонов и фамилий руководителей… Тов. С. получила задание проверить состояние охраны на заводе им. Войкова. Под видом устройства на работу она получила 16 января пропуск в завод для встречи с начальником цеха. По этому пропуску в течение января тов. С. проходила в завод несколько раз. Находилась на территории завода по 20–30 мин. и возвращалась без всяких препятствий…»
Московской комсомольской спецсети было поручено провести рейд по нескольким важнейшим стратегическим объектам города — пищевым базам. «Разведчики» умудрялись проникать на территорию этих баз, разговаривали с их работниками, «выясняя много важного». «…Сами методы проникновения на базы, умение вызвать на разговор их работников, неоднократные посещения, не вызывающие подозрения, — все это потребовало смекалки, выдержки».
Кадры комсомольского подполья были задействованы также и в роли осведомителей.
«В течение летних месяцев 1942 г. все наши товарищи получали неоднократно задания представлять информацию о настроениях, наиболее острых разговорах народа… Наши товарищи посещали очереди у магазинов, столовых, прислушивались к разговорам на работе, в трамваях, в кино… Посвящали сбору материалов целые дни, а иногда и недели».
В столь странном качестве московское комсомольское подполье действовало на протяжении полутора лет.
Из воспоминаний Ф.Медведева: «…Так длилось до марта 1943 г. Затем я был приглашен в МГК ВЛКСМ, где объявили: закрытая работа прекращается… Я сдал выданные мне в октябре 1941 г. документы и получил свои настоящие. Через неделю или через две нас, подпольщиков, вызвали в зал Пленумов МК и МГК ВКП(б). Выступал А.С. Щербаков. Он дал высокую оценку морально-политическому состоянию наших организаций, передал благодарность от И.В. Сталина…»
