В написанной замечательным российским журналистом Владимиром Снегиревым биографии классика советской литературы Олжаса Сулейменова среди прочего приводится рассказ занимавшего тогда пост посла Казахстана в Италии Олжаса Омаровича о драматических событиях, свидетелем которых он стал в аэропорту Алма-Аты осенью 1997 года: «Я вышел из депутатского зала, побродить, посмотреть на окружающее. Прибыл какой-то большой самолет с красными иероглифами на борту. Подкатили трап. Постелили красную дорожку. Какой-то явно высокий гость из Китая. Дверь самолета открыта, но никто не выходит. Пять минут, десять. Увидел кого-то знакомого. Кто прибыл? Почему нет встречающих? Оказалось, прилетел чуть ли не премьер Китая, которого должен был встретить у трапа наш премьер. А его нет. Не могут найти. Я вернулся в депутатский зал, по «вертушке» набрал приемную Кажегельдина: «Соедините с председателем правительства». — «Его нет». — «В аэропорт уехал? — спросил я с надеждой. — Гостя встречать?» Секретарь замялась: — «Нет...» — и заплакала».
Обставленное таким странным образом внезапное отбытие тогдашнего премьер-министра Акежана Кажегельдина в заграничное изгнание чем-то неуловимо напоминает мне нынешнюю атмосферу российско-казахстанских отношений. На уровне официальной риторики первых лиц двух стран все хорошо. Везде сплошь одни «красные ковровые дорожки». Но не хватает чего-то очень важного: взаимной сердечности, неподдельного взаимного притяжения друг к другу на человеческом уровне. Все наши прошлые общие достижения полностью никуда не исчезли. Но рядом с ними вдруг поселились такие «антидостижения», как возрастающий объем взаимной подозрительности и недоверия, тяжелый груз мелких, но многочисленных взаимных обид. Из этого ни в коем случае не следует, что отношения между Россией и Казахстаном обречены на дальнейшую деградацию. Речь совсем о другом. У наших стран давно назрела и перезрела необходимость в долгом, предметном и совершенно откровенном разговоре по душам. А такого разговора все нет и нет.
Что не ладно в семье
«Спустя несколько месяцев после получения Казахстаном независимости один из самых старых и доверенных помощников Назарбаева Владимир Ни рекомендовал кандидата на работу в аппарат президента, добавив при этом в сопроводительном письме: «Он кореец по национальности». Так как сам Ни тоже был корейцем по национальности, такая пометка была нацелена на повышение привлекательности кандидата в глазах президента. К изумлению Ни, Назарбаев сделал ему выговор, заявив: «Прекрати мыслить в рамках «он той национальности» или «он этой национальности»! Этническое происхождение больше не является важным в Казахстане. Мы все одна большая семья!»
На каком-то уровне этот описанный в книге британского биографа Назарбаева Джонатана Эйткена диалог между первым президентом Казахстана и его многолетним управляющим делами так и остался декларацией о намерениях. Когда иностранцы — в данном контексте это относится и к журналистам из России — начинают рассуждать о внутренней структуре казахского народа (он делится на три крупных родоплеменных объединения — старший, средний и младшие жузы, а каждый жуз, в свою очередь, делится на отдельные племена и роды), — то в ходе официальных бесед местные чиновники смотрят на них с жалостью и выдают что-то вроде: «Не фантазируйте! Эти явления из прошлого уже давно не играют никакой роли в нашей основанной на современных нормах и правилах современной жизни!» Играют, еще как играют. Если наладить с теми же самыми чиновниками доверительные отношения, то они с готовностью расскажут: кто из какого рода и жуза и какой жуз и род сейчас в силе. Например, родиться в семье из рода Шапрашты, к которому принадлежит сам Назарбаев, — это в последние десятилетия важное карьерное преимущество.
Но в данном случае важно не то, что в Казахстане сохранились рудименты родоплеменной структуры. Важно то, что на многих других уровнях Назарбаев после превращения Казахстана в независимое государство сумел сделать лозунг «мы одна семья» основой местных политических практик. «Казахстанские русские во многих отношениях совсем не похожи на тех русских, которые живут в России! Это наши русские!» — сказал мне в ходе недавнего разговора «не для печати» видный член нынешнего казахстанского руководства. Я не способен точно сформулировать, чем именно российские русские отличаются от казахстанских русских. Но на инстинктивном уровне этот посыл моего собеседника вызвал у меня полное согласие.
Тезис «мы одна семья» еще недавно был характерен и для межгосударственных отношений Казахстана и России. Разговаривая энное количество лет назад с тогдашним послом Казахстана в Москве, я обратил внимание, что он использовал местоимение «мы» и по отношению к своей собственной стране, и по отношению к нашей. Говорить, что все хорошее осталось в прошлом, ни в коем случае нельзя. Проведя мини-опрос своих знакомых в Алма-Ате о нынешнем состоянии межнациональных отношений, я пришел к выводу: на человеческом уровне эти отношения, как правило, остаются очень хорошими. Но вот что меня насторожило и даже испугало. Я родился в той же Алма-Ате и, хотя никогда там не жил во взрослом возрасте, продолжал очень часто бывать в Казахстане. У меня есть свой круг близких друзей из числа политической и журналистской элиты республики. В прошлом отношение этих людей к России было однозначно позитивным. Но с недавних пор в их публичных и частных высказываниях появились совершенно другие нотки. Россия стала оцениваться как нечто непонятное, чужое, враждебное и потенциально опасное.
У меня «неправильные» друзья? С друзьями у меня как раз все в порядке. Корень проблемы — не во мнении отдельных индивидуумов, которые вдруг радикально поменяли свою позицию. Изменился общий настрой той части казахстанского общества, которая во многом формирует в стране политический климат. Пытаясь докопаться до рациональных причин такого изменения, я смог довольно быстро сформулировать три основных пункта. Перечислю их по степени возрастания значимости. Пункт номер три. Вызванное пандемией общее ухудшение морального климата в республике. «Появление «Куатов Ахметовых» — это от безысходности, — заявил бывший многолетний советник Нурсултана Назарбаева по политическим вопросам Ермухамет Ертысбаев. — Пандемия спровоцировала очень серьезные человеческие страдания и затяжной экономический кризис. Люди озлоблены, и эта негативная энергия ищет свой выход. Например, в стране участились драки — причем не только между представителями разных национальностей».
Все это накладывается на пункт номер два — разногласия в среде казахстанской элиты по поводу ценности для республики экономической интеграции с Россией. Официальная позиция Назарбаева и Токаева состоит в том, что такая интеграция — безусловное благо. Но вот что, например, можно прочитать в изданной в позапрошлом году книге известного местного политолога Досыма Сатпаева «Деформация вертикали»: «Никакой экономической эффективности Евразийский экономический союз не показал. Россия и в большой степени Казахстан являются сырьевыми государствами. Они не взаимодополняют друг друга... Сложно создать работающий союз между неконкурентоспособными игроками, тем более если экономика некоторых из них базируется только на экспорте сырья. Два минуса не дают плюса».
С точки зрения носителей подобной аргументации, «плюс», видимо, дает экономическая «интеграция» Казахстана с Китаем. Я взял слово «интеграция» в предыдущем абзаце в кавычки потому, что в отличие от Москвы Пекин в экономическом плане действует в Средней Азии по методу поглощения — пусть медленного и «бархатного», но зато в долгосрочной перспективе абсолютно неуклонного. Сотрудничество с Россией создает для Казахстана полезный противовес Китаю, позволяет ему проводить многовекторную внешнеэкономическую политику. Но это так, заметки пристрастного злобствующего. Если же вернуться к попытке беспристрастного описания ситуации, то важно отметить следующее. Наличие настроений в стиле «вся взаимная торговля ведется только в пользу Москвы» (дословная цитата моего знакомого казахстанского экс-посла) позволяет различным влиятельным казахстанским бизнес-группам использовать антироссийские настроения в качестве оружия в конкурентной междоусобной борьбе. «Во всех случаях, когда местные национал-патриоты вдруг сильно возбуждаются из-за тех или иных связанных с Россией экономических проектов, они хорошо проплачены», — сказал мне один знаток казахстанского политического закулисья. Согласен с такой точкой зрения на 100%.
Ну, наконец мы дошли до пункта номер один. Пункта, который объединяет и усиливает все предыдущие. Это так называемый крымский синдром. Официальная позиция Казахстана по отношению к возвращению полуострова в состав России зиждется на двух слонах: Москва не сделала ничего неправильного, повторение крымского прецедента немыслимо и невозможно даже теоретически. В 2014 году МИД Казахстана назвал прошедший в Крыму референдум «свободным волеизъявлением» и заявил о своем «понимании» действий России. А в начале этого года президент Токаев опубликовал статью «Независимость — самое дорогое», где содержатся и следующие строки: «Наша священная земля, унаследованная от предков, — наше главное богатство. Она не была нам «подарена» кем-либо. Отечественная история началась не в 1991 или 1936 годах. Наши предки жили здесь во времена Казахского ханства, в эпоху Золотой Орды, Тюркского каганата, гуннов, саков». Но за фасадом этого официального спокойствия скрывается подспудный страх: а вдруг Москва захочет повторить крымский прецедент уже по отношению к Казахстану?
В период территориального размежевания внутри новорожденного советского государства создание тех или иных «субъектов Федерации» (простите мне этот современный политический жаргон) и проведение между ними точных границ часто зависело от совершенно случайных факторов. Факт, которым очень гордятся современные казахстанские историки. В 1920 году в период создания Киргизской Автономной Республики в составе РСФСР (чтобы вы поняли, насколько все запутано: речь идет о современном Казахстане, современная Киргизия тогда была частью совсем другой территории — Туркестанской Автономной Республики тоже в составе РСФСР) делегат от местной «прогрессивной общественности», 29-летний недоучившийся студент Томского технологического института Алимхан Ермеков сумел убедить Ленина передать новой автономии многие важные регионы. Сумел убедить — а мог бы и не суметь. Случайность? Однозначно. Или вот вам другая случайность: до 1925 года столицей «автономной Киргизии» был Оренбург. Но затем всю Оренбургскую губернию вернули в состав непосредственно РСФСР.
Кто и кому тогда «делал подарки» — вопрос очень спорный. Чтобы вы запутались окончательно и бесповоротно, приведу, например, такой факт: входящая ныне в состав Узбекистана Республика Каракалпакстан в первые годы правления Сталина была частью автономного Казахстана, затем была непосредственной частью России и только в 1936 году обрела свой нынешний статус. Но дело, конечно, не только и не столько в территориальных перекройках столетней давности. Сухие цифры официальной статистики на 2019 год. Северо-Казахстанская область: казахов — 194 тысячи, русских — 74 тысячи. Кустанайская область: казахов — 355 тысяч, русских — 357 тысяч. По сравнению с 1989 годом национальный баланс в большом экономико-географическом регионе Северный Казахстан (сюда входят четыре области плюс столица страны город Нурсултан) в силу множества причин — миграция, разница в уровне рождаемости у представителей разных национальностей — радикально изменился в пользу казахов. На излете существования СССР русских здесь было около 46%, а казахов — около 24%. Именно ради изменения этого баланса Назарбаев в конце прошлого века перенес сюда столицу из Алма-Аты. Однако процесс демографической перестройки региона еще далек от своего завершения.
И любые заявления депутатов в Москве о том, что «в прошлом Россия сделала вам очень щедрый территориальный подарок», воспринимаются в Казахстане очень болезненно. Вот как один видный казахстанский политик разложил для меня по полочкам такую реакцию: «Кто такой Куат Ахметов? Никто — неграмотный пацан! А кто такие депутаты Никонов и Затулин? Серьезные люди! Итак, с одной стороны, мы имеем маргинального придурка, который не знает, что творит, а с другой — государственных мужей с большим опытом». Рационально опровергнуть такую точку зрения можно очень просто. Вячеслав Никонов, Константин Затулин, не говоря же о Владимире Вольфовиче Жириновском, — это, конечно, «очень серьезные люди». Но высшее руководство Казахстана отлично знает, кто на самом деле делает погоду в Кремле, а кто лишь красуется на трибуне в Государственной думе или на экранах телевизоров. Однако до конца понять суть возникших между Москвой и Нурсултаном непоняток с помощью только рациональных выкладок невозможно. Для этого надо с головой погрузиться еще и в область эмоционального.
Прорыв плотины
«Большое количество водки дало Ельцину вкус к рискованным приключениям. Следующей остановкой в устроенной Назарбаевым экскурсии по красивейшим местам было Талгарское ущелье — место слияния горных рек высоко над Алма-Атой. Течение в этих реках было очень быстрым, а вода в них холодной, как лед, и полной пены. Ельцин заявил, что он хочет поплавать, отвергнув все призывы к осторожности… «Вы не можете здесь плавать! Вас выбросит на скалы!» — запротестовал Назарбаев. «Нет, я пойду!» — прокричал Ельцин. В то время как спор лидеров становился все более бурным, их службы безопасности общими усилиями изобрели способ решения проблемы. Второпях они соорудили плотину в неглубоком месте реки, отгородив спокойный участок, в котором течение не могло унести пловцов. Температура осталась леденящей, но Ельцин окунулся и, благополучно пережив купание, потребовал еще несколько рюмок водки «для согреву».
Так, со слов Нурсултана Назарбаева, в книге Джонатана Эйткена описывается визит президента РФ в Алма-Ату накануне путча ГКЧП в августе 1991 года. Почему я привел здесь эпизод? Потому что отношения России и Казахстана очень долго оставались под защитой мастерски сконструированной Назарбаевым «политической плотины». Сравним все описанные в предыдущей главке этого текста претензии к Москве с таким золотым веком российско-казахстанских отношений, каким сейчас представляются 90-е годы. Неужели реально сложных аналогичных проблем тогда было меньше? Нет, их было гораздо больше.
Неуважительные по отношению к независимости Казахстана заявления звучали тогда на гораздо более высоком уровне. В одном из своих предыдущих материалов я уже как-то раз приводил отрывок из книги Эйткена, описывающий прибытие нового премьера РФ Виктора Черномырдина в Алма-Ату сразу после его назначения на эту должность в декабре 1992 года. Сделаю это еще раз. Услышав от одного из встречающих, что он «российский посол в Казахстане», не набравшийся еще к этому моменту дипломатического лоска Виктор Степанович впал в ярость, осыпал его матерными ругательствами и заметил вполголоса — но так, что услышала радушная принимающая сторона: «Если Казахстан думает, что он независимое от России иностранное государство, ему лучше подумать еще!»
Иногда действия Москвы в те годы создавали для Казахстана уже не умозрительные, а совершенно реальные экономические проблемы. Во время того же самого визита Черномырдина в Алма-Ату Назарбаев задал нашему премьеру прямой вопрос: оставят ли Казахстан в рублевой зоне, когда Москва вместо советских денег введет российские? Виктор Степанович ответил на этот вопрос утвердительно. Шесть недель спустя на форуме в Давосе Черномырдин повторил эти заверения. Но, когда летом 1993 года в России вместо купюр с портретами Ленина появилась своя собственная валюта, места в новой рублевой зоне для Казахстана не нашлось. Просчитав заранее возможность такого исхода, Назарбаев был готов к введению своих собственных денег. Однако последствия вызванных острым конфликтом внутри российского руководства действий Москвы все равно оказались для Казахстана катастрофическими. На несколько месяцев до введения в обращение новой валюты, тенге, в середине ноября республика превратилась в место сброса потерявших свою ценность советских денег — с соответствующими последствиями для инфляции и прочих экономических показателей, не говоря уже об уровне жизни.
Но вот приводило ли все это к ожесточенным публичным перебранкам между руководствами двух стран? Нет, не приводило. В публичной сфере Назарбаев осознанно спрямлял углы и затушевывал разногласия. И в долгосрочном плане такой стратегический курс полностью оправдал себя. Среди постсоветских государств Казахстан по объему ВВП занимает второе место после России. Обычно это объясняется врожденными конкурентными преимуществами республики в виде сочетания огромных запасов природных ресурсов и сравнительно небольшого населения. Но для того, чтобы воспользоваться этими конкурентными преимуществами, нужны были стартовые усилия в виде политической и общественной стабильности, хороших отношений с влиятельными соседями. Отказавшись по примеру многих других постсоветских стран «вставать в позу» и делать ставку на внутренний и внешний раскол, Казахстан при Назарбаеве получил крепкий и надежный тыл в лице Москвы и сам стал таким крепким и надежным тылом для России. Ничего из этого не было предопределено и гарантировано заранее. В отличие от запасов полезных ископаемых общественная стабильность не является врожденной характеристикой Казахстана. Эта характеристика наработанная — в том числе на основе очень тонкого понимания мотивов, целей и устремлений Москвы.
Сейчас объем такого глубокого понимания России у казахстанской элиты явно уменьшился. Почему — вопрос дискуссионный. Не навязывая ответы, могу лишь внести свою лепту в эту дискуссию. У моего большого друга — крупного казахстанского политика, занимавшего видные посты при советской власти и в первые годы независимости, — три внука. Все они учатся в различных американских университетах. Вариант отправить кого-то из них на учебу в Москву даже не рассматривался. Для казахстанской элиты такая ситуация является абсолютно типичной. Те, у кого есть деньги, дают образование своим детям на Западе. Это очень сказывается на мировоззрении новых поколений казахстанского высшего общества. А на мировоззрении их еще заставших советские времена отцов и дедушек сказывается резкое сокращение человеческих связей с Россией. Когда-то мои казахстанские политические друзья бывали в Москве раз в несколько месяцев. Сейчас я не принимал их у себя в гостях уже долгие годы.
За этими простыми фактами, на мой взгляд, скрывается нечто гораздо более глубокое. Неизбежное становление национально-государственного самосознания вступило сейчас в Казахстане в новый этап. Из постсоветского государства страна постепенно превращается в государство совсем не советское. Происходит болезненный психологический процесс сепарации — сходный с сепарацией подростка от родителей. Кто в этом процессе выступает в роли «родителей», от которых хочется максимально дистанцироваться? Понятно кто — «начинается земля, как известно, от Кремля». Если кому-то такая интерпретация происходящего кажется высокомерной, то спешу внести важное уточнение. В России тоже сейчас имеет место новый этап сепарации от нашего прошлого. И для нас этот процесс тоже является не менее тяжелым. Ведь иногда мы в нем одновременно играем роль и подростка, и родителя.
Но вернемся к Казахстану. «Вы будете нас обозревать с позиции моральной правоты в рубрике «из жизни земноводных?» — написал еще один мой большой друг, крупный отставной казахстанский чиновник, узнав, что я хочу докопаться до корней негативных явлений в отношениях двух наших стран. — То, что это для нас обидно — мягко сказано. Ощущаем себя пигмеями в клетках зоопарка на потеху почтенной публике. Ваша озабоченность тем, что происходит сейчас в Казахстане, сродни лицемерию, поискам соринки в чужом глазу».
Сколько же в этих словах искренней боли, искренней психологической уязвимости, искреннего недоумения: мол, как же так, как же вы — большие — можете обижать нас — маленьких? Но вот чего в этих словах нет — понимания того, что в масштабах границ Казахстана «маленькими и уязвимыми» является как раз русское меньшинство. А еще в такой позиции нет осознания того, насколько потенциально опасной является нынешняя ситуация. Задав моему другу вопрос, как он относится к Куату Ахметову, я получил от него следующий ответ: «С Куатом Ахметовым поступили жестко, хотя ничего такого особенного он не делал. Конечно, он не хорошо поступал — унижал. Но вот является ли это достаточным поводом для того, чтобы его сажать? Унижать людей плохо. Но он же не применял к ним физического насилия. Не уверен, что его действия заслуживают уголовного преследования. Впрочем, это вопрос в первую очередь к юристам».
Нет, в первую очередь это вопрос не к юристам, а к тем, кто рулит общественно-политическими процессами в стране. Крушение межнационального мира во многих бывших советских республиках начиналось именно с этого — с «общественных активистов», которые «занимаются унижениями, но не применяют физическое насилие». Физическое насилие — это уже следующий этап. Этап, который может наступить, если казахстанские власти будут смотреть сквозь пальцы на действия тех, кто занимается самоуправством. К счастью, в казахстанской политической элите есть люди, понимающие всю опасность происходящего. «Только государство имеет монополию на принуждение. Языковые патрули грубо нарушают этот важнейший принцип государственного устройства, не говоря же про языковую дискриминацию, которая тоже недопустима и запрещена нашей Конституцией, — сказал мне бывший советник президента Назарбаева Ермухамет Ертысбаев. — Язык надо рассматривать с точки зрения глобального развития страны. Попытки ущемить русский язык могут нанести колоссальный вред государству. Я пять лет проработал послом в Грузии и прекрасно знаю о том, как грузины жалеют о том, что в свое время попали под обаяние Звиада Гамсахурдиа с его лозунгом «Грузия для грузин!» Действия провокаторов надо жестко пресекать!»
Впрочем, у Ермухамета Ертысбаева тоже есть свои вопросы к России: «Нам неприятно, что российское государство рассматривает казахстанских русских не как граждан Республики Казахстан, а как своих соотечественников, которые нуждаются в его защите». Понимаю такую позицию — понимаю и тоже абсолютно убежден, что защищать русских граждан Республики Казахстан должна в первую очередь сама Республика Казахстан. Но вот насколько полно и удачно она выполнила эту свою обязанность в ситуации с Куатом Ахметовым? Мои казахстанские друзья убеждены, что на 100%. Как сказал мне один из них: «Первый заместитель руководителя администрации президента Казахстана Даурен Абаев оценил поступки Ахметова как «проявление пещерного национализма». Чем вы еще недовольны?»
Я недоволен тем, что после этого абсолютно правильного заявления второго по старшинству человека в аппарате президента Токаева в течение нескольких дней со стороны казахстанских силовиков не последовало никаких решительных действий. Такие действия стали явью только после громких и очень решительных протестов Москвы. Впрочем, и после этого было принято «соломоново решение», нацеленное, видимо, на то, чтобы никого не обидеть: Куата Ахметова не взяли под локоток, а вместо этого выдавили за границу. Я пылаю «жаждой крови» и копаюсь в малозначимых технических деталях? И ни то, и ни другое. Я бьюсь не за детали. Я бьюсь за то, чтобы не отдавать экстремистам с обеих сторон политическую инициативу. А по факту в плане формирования общественных настроений в России и в Казахстане она принадлежит именно им.
Мы имеем заколдованный круг, который выглядит так: сначала условный Владимир Вольфович в «вежливой и деликатной манере» скажет что-нибудь про Казахстан. На это в той же самой манере отвечает условный Азат Перуашев (лидер плотно контролируемой администрацией президента Казахстана «оппозиционной фракции» в парламенте. И далее по кругу. Прибавьте к этому не до конца выверенные инициативы в языковой сфере и попытки некоторых раскачать ситуацию, манипулируя темой сложных страниц истории. В итоге мы имеем стремительно несущийся вниз снежный ком, который отравляет все, к чему прикасается. Вот так и получилось, что плотина, долгие годы защищавшая российско-казахстанские отношения, оказалась прорванной. Эту дамбу необходимо восстановить. Если этого не произойдет, то в гигантском проигрыше окажутся оба народа.
Понимают ли это руководители наших государств? Путин однозначно понимает очень хорошо. Как заявил мне высокопоставленный собеседник из окружения ВВП: «Главные принципы Президента России по отношению к Казахстану и другим постсоветским государствам, сохранившим близкие отношения с Москвой, выглядят так: не навреди, не обижай, помоги. Путин проявляет жесткость в их отношении только в самом крайнем случае. Путин ни разу не был замечен в высокомерном отношении к этим странам, зато много раз щелкал по лбу тех в России, кто зарывался». Токаев — это тоже абсолютно трезвомыслящий, очень умный человек, для которого Россия точно на втором месте после Казахстана, а третьего места нет. Господам президентам надо бы очень серьезно поработать — в том числе со своими подчиненными. Это ведь правда очень надо всем нам!
