Окружение
Март в Сирии — комфортное время года. Всего +20 градусов, а в тени и того меньше. Мы готовимся выехать в лагерь беженцев ранним утром.
— Там столько беженцев нет, сколько едет прессы, — эта фраза, брошенная мимоходом одним из наших охранников, удручает.
Для журналиста в Сирии визит в лагерь беженцев — рутина. Во всяком случае, так многим может показаться. После короткой проверки остается позади блокпост с вооруженными сирийцами. Маленький кортеж: два автобуса с журналистами и сирийская полицейская машина едут по провинции Риф-Димашк. По-русски это Дамасская область.
Ехать недалеко. Вдоль дороги однообразные жилые дома из силикатного кирпича. Иногда то здесь, то там мелькают башенки минаретов. Поворот. Еще поворот. Мы проезжаем под поднятым шлагбаумом. Табличка на въезде гласит: «Лагерь беженцев Хирджила».
Для местных жителей любые гости — целое событие. Особенно для детей. Стоит им узнать, что ты говоришь по-арабски, и вокруг сразу собирается большая группа бойких ребят в возрасте от 5 до 10 лет.
— Как тебя зовут?
— Я Зейд, это Омар и Амад.
— Откуда ты?
— Кафария, а Амад из Фуа, — брошено невзначай, просто ответ на простой вопрос.
— И вы все оттуда?
— Да, мы все приехали оттуда, — простое детское признание, которое многим ничего не скажет. Хотя на самом деле это примерно то же самое, как если бы в 1944-м советские детишки на вопрос «откуда вы» ответили бы: «из Ленинграда».
Или просто — из ада.
Для большинства из нас слово «блокада» — это термин из учебника истории или из кино про войну. Для очень многих сирийцев до самого недавнего времени это страшное слово было действительностью.
Трагическая история Фуа и Кафария началась в конце марта 2015 года. В то время сирийские правительственные войска терпели поражение за поражением. Под контролем властей Дамаска оставалась небольшая часть территории страны. Боевики давили со всех сторон: если их удавалось потеснить в одном месте, они тут же начинали наступление в двух других. Снова и снова. Самой крупной победой террористов стало взятие города Идлиб — центра одноименной провинции.
После затяжных городских боев правительственные войска отступили на юг и оставили город. Но это было не самое страшное. Севернее Идлиба остались два населенных пункта — Фуа и Кафария, которые не сдались боевикам. Почему? В этих небольших городах жили мусульмане-шииты. Для террористов — вероотступники, все до единого обреченные на смерть, без права на помилование.
И этот приговор вынесли те, кого коллективный Запад до сих пор называет «умеренной оппозицией» и «повстанцами».
Сирийцы шутят на этот счет: «бывают ли умеренные убийцы»?
Жителям Фуа и Кафария ничего другого не оставалось, кроме как взять оружие в руки и защищаться.
Ахмад, невысокий мужчина лет сорока, говорит: возможности бежать не было.
«Когда военные сказали, что нужно бежать, было поздно. Из города шла одна-единственная трасса. Боевики расстреливали все машины, которые пытались уехать. Все, кто решил тогда уехать, погибли. Они не дали коридора, чтобы уйти. Просто ждали, пока мы умрем».
Вскоре правительственные силы отступили южнее, а анклав остался в полном окружении далеко в тылу террористов. Со временем Идлиб превратился в главное логово террористов, но два маленьких городка отказывались подчиниться новому режиму. Так началась блокада Фуа и Кафарии, которая продлилась три года.
Скоро у окруженных стали заканчиваться боеприпасы, еда, медикаменты. Кое-что из еды удавалось вырастить местным жителям, но это не могло покрыть потребностей всего населения.
В лагере беженцев почти у каждого домика стоят горшки с землей — даже спасшись из окружения, люди не могут отказаться от привычки выращивать овощи дома.
С началом операции российских войск в сентябре 2015 года ситуация немного изменилась. Борта ВКС России, а также ВВС Сирии и Ирана регулярно сбрасывали на анклав партии гуманитарных грузов. Но террористы хотели лишить жителей и защитников города даже этого канала помощи.
Рассказывает пожилой сириец лет 60: «Мы слышали звук самолета, люди выбегали на улицы. Знали, что прибыла помощь. Бандиты стреляли по самолетам. Груз скидывали с большой высоты, и его уносило ветром к боевикам. Если упаковки падали на нейтральной территории, террористы расстреливали всех, кто пытался приблизиться к этому грузу. Иногда давали людям подойти поближе, взять еду, и тогда начинали стрелять из орудий. Многие пытались забрать еду ночью. В том числе дети. Но бандиты оставляли там мины. Много людей погибло. Но они все равно пытались добраться до еды. Все хотели есть. Разбирали даже картон, в который упаковывали помощь, — он шел на топливо. Потому что зимой ночами мы страдали от холода».
Сейчас беженцы из Фуа и Кафарии получают гуманитарную помощь, в том числе от России. Один из наших миротворцев просит перевести: «Скажи им: один пакет и одна коробка на семью».
Каждый, кто получает продовольственный набор, предъявляет квитанцию с надписью «Подарок для друга от русского народа».
Дети тут же достают из пакетов пряники и сладкое, то, чего еще недавно они были лишены.
На вопросы о войне, блокаде и обстрелах школьники предпочитают не отвечать — им интереснее то, как они живут сейчас. Из разрозненных ответов получается такая картинка:
«Иногда мы жили в подвале 3–4 дня. Все вместе, друг у друга на голове. Учителя пытались вести уроки, но не всегда получалось. Сейчас у нас есть школа! Пойдем посмотришь на наше футбольное поле! В Фуа? Нет, мы никогда не играли, нам было нельзя выходить даже на праздник. В праздники они стреляли больше, чем обычно».
В лагере для беженцев много раненых. Пожилой мужчина в инвалидной коляске, обе ноги у него ампутированы по колено. Он курит сигарету и говорит нервно: «Я был дома, когда услышал, как падает ракета, но было поздно. Когда я очнулся, то попытался встать, но не мог пошевелиться. Ноги придавило обломками дома. Я знаю, мы все знаем, кто нас убивал, кто сделал это. Это американцы дали им оружие, чтобы убивать нас. Они просто ненавидели нас за то, что мы не сдались».
Изгнание
Была ли у сирийских блокадников возможность уйти? Кто-то платил деньги и уходил к боевикам — те обещали вывезти в Турцию. Но от тех, кто решился на такой шаг, с тех пор нет никаких вестей. Вряд ли им удалось покинуть город.
«Воздушным мостом» невозможно снабжать тысячи человек. Были и другие каналы. Иногда террористы соглашались пропустить в город партию гуманитарной помощи, но только в обмен на поставку продовольствия своим подельникам, окруженным где-нибудь в Алеппо или Дамаске.
Такой «зеркальный принцип» применялся ими и в других вещах. Фактически жители Фуа и Кафарии превратились в «грушу для битья» и предмет шантажа. Если где-то террористы терпели поражение в боях с сирийскими войсками и их союзниками, то тут же террористы начинали круглосуточные обстрелы Фуа и Кафарии, вымещая злость на мирных жителях.
Западные СМИ и «мировое сообщество» на все эти ужасы закрывали глаза. Ни один из обстрелов двух городков за годы блокады не был осужден западной прессой или политиками. Словно, так и надо. Зато с Дамаска до сих пор не сняты западные санкции.
Эвакуация жителей на территорию, подконтрольную Дамаску, шла медленно. Боевики соглашались выпустить часть мирных жителей в обмен на коридор безопасности для своих союзников. Группа за группой люди покидали родные дома. Ехать было страшно. «Пока мы ехали в автобусе, в нас летели камни. Люди кричали, что все равно убьют всех нас, говорили, что найдут наши дома. Они ненавидели», — вспоминает пожилая женщина.
Она держит на руках внучку, которую вывезла из окружения.
Однако камни и оскорбления — это не самое страшное. Война и смерть были все время рядом.
Даже здесь, в лагере беженцев, который расположен далеко от фронта, нельзя забыть о войне. Здесь есть школа — поставленные в квадрат модульные строения, со стороны напоминающие крепость. Вокруг школы — глубокий ров. Это защита от машины смертника. Единственный вход в школу — узкий проход между двумя блоками.
Самые младшие из детей не помнят войны. Те, что постарше, помнят, например, апрель 2017 года, когда колонну беженцев подорвали террористы-смертники.
«Все, что я помню, — где-то позади меня раздался взрыв, — рассказывает мальчишка. — Автобусы почему-то остановились, мы уже должны были приехать на территорию, где стояли наши войска. Помню грохот, очень громко и совсем рядом. Потом, кажется, еще взрыв. Никто не кричал. По-моему, они умерли сразу, в один миг. Я помню, как кто-то пытается тушить автобусы, везде огонь и дым».
В тот день погибли более ста человек. Точные цифры до сих пор не известны. Большинство погибших — дети. Их эвакуировали в первую очередь. Детишкам отомстили за упорство их родителей. Так в свое время немецкие самолеты топили баржи с вывезенными из блокадного Ленинграда детьми на Ладожском озере. Но тогда главные виновные за те преступления все же предстали перед судом. Удастся ли наказать всех, кто разжигал гражданскую войну в Сирии и кто поддерживал боевиков, называя их «умеренной оппозицией»?
Мы вернемся
Большинство беженцев из Фуа и Кафарии сейчас живут в новых домах по всей стране. В лагерях для беженцев остаются те, кто хочет вернуться домой. Проблема этих людей в том, что им некуда ехать. Их дома захвачены, в них живут террористы, приехавшие в Сирию со всего света. Политики в США называют их «сирийской демократической оппозицией». Они живут в домах убитых ими людей, владеют землей тех, кого они изжили отсюда.
«У меня был свой дом, большой участок земли, — рассказывает отец семейства Хассан. — Я собирал 2–3 урожая в год, честно продавал, что вырастил. Я не иждивенец, я хочу работать своими руками, потому что я был хозяином на своей родной земле, а сейчас там сидят эти ублюдки».
Хассан говорит, что оставил не только землю предков, но и могилы двоих детей. Мужчина считает, что они, скорее всего, были осквернены.
Жители лагеря Хирджиллы ждут, когда их земля будет освобождена сирийской армией. И это не пассивное ожидание. В лагере почти нет молодых людей в возрасте 18–30 лет. Как правило, они пополняют ряды армии.
Один сирийский школьник рассказал мне, что у него шестеро братьев и сестер, и он сейчас старший, потому что его взрослый брат в армии. Как и другие молодые и неженатые парни. А многие погибли, защищая свои семьи с оружием в руках.
* * *
Точное число жертв блокады Фуа и Кафарии не известно до сих пор. Этого не знают ни те, кто покинул города, ни те, кто в итоге захватил их. Спасение беженцев — заслуга российских и иранских посредников, но по факту террористы получили то, чего хотели. Они добились изгнания неугодного им населения и создали на оккупированной сирийской территории свой режим, поддерживаемый Турцией. Как говорят сирийцы: «Султану не нужны граждане — ему нужны рабы и наложницы». Кого называют «султаном», угадать нетрудно.
«Каждый день умирали молодые. Они говорили: «Нана, что будет, если я отрежу себе руку? Мне дадут двойную порцию еды, чтобы наесться?» Молодые не должны умирать раньше нас, но они уходили воевать и не возвращались», — рассказывает страшные вещи одна из пожилых женщин.
Она сидит на ступеньках дома и ждет близких. Рядом — пары детской обуви. Много сандалий и кроссовок разного размера. В этом доме живут дети, но они, в отличие от их бабушки, вырастут на чужбине как изгнанники. Смерть одного — трагедия, а смерть тысяч — статистика.
Трагедия Фуа и Кафарии не уникальна и поэтому осталась почти никому не известной.
«Мы как настоящие солдаты, — говорит Зейн, мальчик лет восьми. — Нам все так говорили, а мы поверили в это только сейчас, когда на нас смотрят как на особенных. Наверное, это потому что мы самые храбрые. Хочу ли я вернуться домой? Мы все хотим. Наверное, мы вернемся».
