И ситуация складывается во многом тупиковая: шанса превратиться из нынешней «осажденной крепости» в равноценного партнера Запада, снова стать членом «восьмерки» уже нет. Другое дело, что Запад своим высокомерным поведением, расширением НАТО на восток как раз и спровоцировал у российской власти имперский синдром. Но ни один руководитель России уже не решится в свою очередь «исправлять исторические ошибки» «русской весны» 2014 года. Такие призывы подобны политическому самоубийству.
И сегодня, при всем авторитете Анатолия Чубайса за рубежом, вряд ли он сможет как посланник Путина восстановить доверительные отношения между Западом и РФ. И отсюда вырастает чрезвычайно сложная проблема — а именно необходимость сохранить страну в условиях «осажденной крепости». А в условиях «осажденной крепости» неизбежна милитаризация и государственной идеологии, и общественного сознания. Но, с другой стороны, власти вынуждены сохранять все то, на чем держится соревнование идей, умственная активность. И вся проблема состоит в том, что в современной глобальной цивилизации уже невозможно быть развивающейся современной страной без сохранения институтов демократии. С одной стороны, в той или иной мере необходимо считаться с внешними угрозами, хотя убежден, что Запад, для которого жизнь человеческая в десять раз дороже, чем для нас, не начнет войну во имя восстановления территориальной целостности Украины. На мой взгляд, наибольшую опасность для нынешней России все же представляют внутренние угрозы. Самой страшной угрозой для нынешней России, вообще для ее будущего является процесс увядания экономики, деградация духовной, политической жизни, а вместе со всем этим и утрата морального здоровья нации. Надо понимать, что вся эта политика закручивания гаек, уничтожение всего, на чем держится человеческая активность, и прежде всего активность мысли, ведет к утрате инстинкта самосохранения нации.
И существует качественная разница между предпосылками сохранения коммунистического государства и нынешним, все же во многом еще демократическим государством. Все-таки коммунистическую экономику, как тип натурального производства, можно было сохранить в какой-то мере в условиях тотальной изоляции от Запада. Но рыночную экономику, которая все же характерна для России, невозможно сохранить, будучи в полной изоляции от Запада, от его прорывных технологических достижений. Вообще сама ситуация «осажденной крепости» противоестественна для современной глобальной цивилизации.
Да, многое подталкивает к закручиванию гаек в условиях «осажденной крепости», когда кругом враги. Но я думаю, Кремль осознает, что стоит перейти через красную черту во всей этой истории закручивания гаек, и начнет рушиться не только экономика, но и вся общественная жизнь. Да, как считают нынешние депутаты Думы, придумывающие как можно больше статей, по которым можно сажать людей в тюрьму, существует реальная угроза подрыва безопасности России. Но они не видят, что еще большей угрозой для России является весь этот психоз, вся эта агрессия, которая сопровождает политику закручивания гаек и расширения количества людей, которых можно назвать иностранными агентами.
Есть, конечно, предпосылки для сакрализации власти, для восприятия всех тех, кто против Путина, как агентуры Запада. Тут дает о себе знать милитаризация общественного сознания: когда кругом враги, то президент превращается в верховного главнокомандующего, чьи приказы надо неукоснительно выполнять. Но если действительно превратить страну в сплошную военную казарму, то исчезнут все человеческие предпосылки сохранения жизни. Вообще надо понимать, что экстрим жизни в «осажденной крепости», военизированная экономика не могут существовать долго. И самое страшное состоит в том, что на самом деле не существует постепенного эволюционного выхода из подобных политических моделей. Как правило, авторитаризм без ограничений, доведенный до предела, ведет не только к распаду политической системы, но и вообще страны.
Слава богу, что все эти абсурды нашей государственной идеологии, все разговоры о том, что Россия — не Запад, существуют независимо от реальной экономики, которая в главном, в своем монетаризме, в своей рыночности, является классической западной экономикой. И это пример того, что все же, даже в условиях осадного положения, для Кремля характерен инстинкт самосохранения, он видит пределы, за которые не может перейти вся эта нынешняя истерия по поводу опасности всего, что рождено Западом.
Но я опасаюсь что все-таки, при всем своем инстинкте самосохранения, власть не видит крайне негативных последствий нынешней кампании по закручиванию гаек, по увеличению количества статей, предусматривающих тюремное заключение за отнюдь не преступные действия, к примеру, за попытку в знак протеста перекрыть движение. Все дело в том, что чем больше этого маразма, тем меньше желания у самодостаточной, способной личности, имеющей образование, жить в стране, для которой главным врагом стала свобода и где, выходя на улицу, мы рискуем попасть в тюрьму. Неужели власть не видит, что за последние годы уже больше миллиона высокообразованных, высококвалифицированных граждан России выехали на Запад? Как показывает опрос «Бостон консалтинг Групп», за рубежом хочет работать половина русских ученых — 54% топ-менеджеров и IT-специалистов. И, рискну сказать, что на самом деле врагами России являются не те, кто как ученый-специалист работает в престижных западных проектах под руководством иностранцев, а все те, кто спровоцировал всю эту кампанию по разжиганию ненависти к здравому смыслу, к ценностям свободы и к одаренной личности.
И я думаю, что превращение нынешней политики закручивания гаек, создание условий для реванша всех тех, кто когда-то не был способен на честную конкуренцию, является на самом деле самой главной угрозой будущему России. Надо нам наконец увидеть, о чем не принято говорить в политологической науке, что общественную жизнь в России пронизывает не только конфликт между теми, кто наверху и имеет все, и теми, кто внизу и, как правило, живет в нищете, от зарплаты до зарплаты. Но на самом деле общественную жизнь в России — и в политике, и в науке, и в культуре — пронизывает конфликт между теми, кто способен на многое, и теми, кто в силу разных причин не способен совершить что-то заметное в жизни. У каждого человека есть что-то свое, что дает ему преимущество перед другими. Но трагедия состоит в том, что именно в политику, а в советское время и в общественные науки, шли люди, которые не имели для этого никаких предпосылок: ни активности мысли, ни необходимых профессиональных знаний. Скажу честно, я очень уважаю выдающихся советских и российских спортсменов, которые являются сегодня депутатами Думы. Но я никогда не слышал от них какого-то серьезного, внятного анализа ситуации в стране, альтернативных предложений, связанных с совершенствованием нашей политической системы. Но, правда, теперь не только спортсмены, но и абсолютно все деятели, оказавшиеся в Думе, согласны со всем, что предлагает нашей стране президент.
Что спасло духовное здоровье российской нации от советского запрета на истину, на правду, на собственное достоинство? Активность мысли в культуре, в общественных науках вернула русскому человеку перестройка Горбачева. Но, как теперь стало ясно, нельзя вернуть право на мысль, не разрушая то, что ее угнетало, не разрушая советскую систему. Но нынешней власти, на мой взгляд, важно так реабилитировать правду, мысль, человеческие свободы, чтобы эта новая перестройка, если она произойдет, не привела к разрушению российской государственности. Я думаю, что сегодня, пока не поздно, нужно остановиться в закручивании гаек, преследовании «иностранных агентов». Многое зависит от диалога, сотрудничества нынешней власти с той частью интеллигенции, которая не мыслит своего будущего вне России, которая не хочет революции и настроена на серьезный, деловой диалог с властью. Я думаю, что единство народа и власти надо достигать не за счет преследования инакомыслия, а за счет доверительного, честного разговора о судьбах современной России. Я не романтик, но точно знаю: без языка правды, без уважения к здравому смыслу Россия уже не сможет выжить.