«Службу на заводе возглавляет бывший начальник РОВД, в помощь ему отправлен руководитель КГБ»
Уговорить белорусских идеологов на откровенную беседу — дохлый номер. Люди, которые находятся на этой должности, не идут на контакт с журналистами. Одни стесняются своего статуса, другие боятся, третьи не считают нужным раскрывать тайны режима. Мы нашли человека, который приоткрыл завесу секретности белорусской идеологии.
Снежана Погодина живет в Жлобине Гомельской области. Семь лет она работала корреспондентом в заводской газете, которая чуть более пяти лет входит в состав отдела идеологической службы Белорусского металлургического завода. 2 ноября подписала заявление об увольнении. Указала причину ухода: «В связи с несогласием с кадровой политикой нанимателя и трактовкой идеологической работы, проводимой на предприятии, а также в знак солидарности со всеми уволенными из-за их политических убеждений».
— Кто может стать идеологом в Беларуси?
— Идеологом может стать абсолютно любой человек — пол, возраст, образование не имеют особого значения, — начала разговор Снежана Погодина. — Семь лет назад я подала резюме на должность корреспондента газеты «Металлург» на Белорусском металлургическом заводе. К тому времени я окончила Гомельский университет имени Франциска Скорины, факультет филологии, специализация «литературная работа в газетах и журналах». Через некоторое время мне позвонили из редакции и дали тестовое задание: написать текст про бабушку-ветерана, над которой шефствовал завод. Наш диалог с пенсионеркой закончился тем, что ей стало плохо. Вызвали «скорую». Я присутствовала, когда врачи ее раздевали, проводили разные медицинские манипуляции. На следующий день я позвонила ей, чтобы согласовать материал. Ее дочь сообщила, что моя собеседница ночью скончалась. Это и стало финальной фразой в материале, который я, несмотря ни на что, отправила в редакцию. Как позже коллеги признались, моя стрессоустойчивость их впечатлила.
— Журналист на заводе, по сути, тот же идеолог?
— Когда я устроилась, редакция еще не входила в состав идеологической службы, но подразумевала это. Как я это поняла? Одним из первых моих заданий стало обращение к местным властям за разъяснением сроков окончания проводимой реконструкции в жлобинском кинотеатре, который уже в течение трех лет не могли ввести в эксплуатацию, хотя регулярно на данные работы переводились средства как из кошельков горожан, так и из бюджета предприятий.
Я созвонилась с представителем райисполкома. В ходе беседы мужчина периодически давал комментарии к только что сказанному «ну вы же сами понимаете, напишите как-нибудь красиво и аккуратно». Я написала как есть. И заголовок звучал так: «Обещанного три года ждать?!». Описала неудобства горожан, которые три года вынуждены ездить в соседние города на премьеры фильмов. Естественно, материал в таком виде не прошел. Меня еще и пропесочили. Тогда до меня дошло, что такое журналистика на госпредприятии.
— Странно, что вас сразу не уволили…
— Видимо, понимали, что это недоработка с их стороны. Поэтому дальше каждый материал проходил прежде согласование на редакционном уровне, затем отправлялся адресату. Через год-полтора редакцию включили в состав отдела информации, идеологии и развития персонала. В структуру идеологической службы помимо редакции вошли еще отдел информации и отдел развития персонала. Всего в штате насчитывалось 16 человек.
— Про что вы писали?
— Газета носит статус массово-политического издания, но от политики на самом деле далека. Распространяется строго по подписке, печатается в собственной заводской типографии, выходит тиражом 8,5 тысячи экземпляров один раз в неделю.
Освещаемые темы были разные: день рождения цеха, государственный или профессиональный праздник, производственные успехи заводчан, их хобби и т.п. У всех работников разные истории, род деятельности, увлечения. Но вот что всегда совпадало — «это не для печати». Эту фразу часто слышала от своих собеседников. А потом читатели возмущались на приторно-сладкий вкус материалов. «Где же острые темы, где проблемы, критика?». А ведь возмущаться нужно на себя, а не на газету грешить. В Беларуси огромная проблема с внутренним страхом. Не свобода слова, а свободу — за слово.
— Помимо заводских тем вы еще о чем-то писали?
— Тематика настолько широка, что всего и не перечислить. Мы могли охватывать любую сферу, брать любое направление, которое хотя бы косвенно касалось наших работников. Брались также темы районного и республиканского масштаба. К слову, в газете можно найти даже материалы про урожаи, надои и отелы.
— Как тема надоев связана с металлургическим заводом?
— Одно сельскохозяйственное предприятие входит в состав холдинга, головной компанией которого является БМЗ. Завод помогает колхозу держаться на плаву, обеспечивает техникой, запчастями и даже иногда кадрами. В пиковые часы на помощь селу отправляется несколько работников. Например, на уборочную или посевную. Ребята становятся на время то трактористами, то комбайнерами. Так и выходит, что журналист может из горячего цеха отправиться на поле освещать зажинки, затем съездить в приют снять волонтерскую акцию, после чего еще успеть на традиционную церемонию чествования ветеранов труда в связи с выходом их на заслуженный отдых.
— Чем еще занимался отдел идеологии?
— Программа идеологов планируется на месяц вперед. Некоторые пункты плана спускают на выполнение район и область. Идеология — центр предприятия. Конечно, важно, какие показатели по производству, но важнее, как по ним отчитается идеология.
— Какие идеологические мероприятия проводили на заводе?
— На постоянной основе один раз в месяц проходит единый день информирования — на завод приглашаются представители РОВД или сотрудник другого ведомства, смотря какую тему обсуждали. Традиционно проводятся прямая телефонная линия с представителями различных сфер деятельности, приемы по личным вопросам, например, члена депутатского корпуса. Проводятся экскурсии по предприятию, делаются показательные открытые мероприятия, организовываются профессиональные праздники, в том числе День металлурга и прочее.
— Сколько вы получали?
— Не скажу, что зарабатывала большие деньги. Журналист на заводе приравнивается к рабочей профессии, а на зарплаты заводчане не жалуются. Но рабочие в цехах получали гораздо больше, чем инженерно-технический персонал в заводоуправлении, в том числе в идеологии.
— Как указана ваша должность в трудовой книжке?
— В трудовой не написано, что я идеолог. Там указано, что я корреспондент группы по подготовке и выпуску газеты отдела информации, идеологии и развития персонала БМЗ. Ни у кого из сотрудников отдела не прописано, что он идеолог — такой должности нет. Даже у нашего главного идеолога указано, что он заместитель генерального директора по идеологии.
«Знали, чем кто дышит»
— На должность руководителя идеологического подразделения кого брали?
— Службой руководит заместитель гендиректора по идеологической работе. Ранее этот человек возглавлял жлобинское РОВД. В настоящий момент формируется своего рода министерство национальной безопасности. Представитель этого ведомства уже заступил на службу на наш завод. Он обязан курировать идеологическую работу и кадровую политику предприятия. Эту должность занял бывший глава жлобинского КГБ. Теперь каждый сотрудник будет «отфильтрован» непосредственно им.
— Что входило в обязанности этих людей?
— Главная задача идеолога — знать, чем кто дышит. Это — грубо говоря, но, по сути, так. Если приходили запросы из РОВД, райисполкома на того или иного рабочего, информационный отдел идеологического подразделения обязан был плотно с ними сотрудничать, например, выдать полную характеристику на человека. Притом что ведется такая совместная работа с органами, идеолог не имеет какого-то «защитного амулета» со стороны государства. Вот на моем примере. Меня вдруг забрали с рабочего места люди в гражданском, изъяли всю технику по месту работы и из дома. Отношение отвратительное. Повышенный тон, оскорбления, угрозы и пр. Ближе к вечеру лишь я узнала, что прохожу по делу в рамках уголовного дела по статье 188 УК «Клевета». (Нашу собеседницу заподозрили в сливе личных данных. — Авт.) В РОВД я провела 9 часов. Меня допрашивали семь следователей. Адвоката ко мне пустили ближе к 10 вечера. И только благодаря ему я не отправилась на трое суток в ИВС, как, например, моя сестра, которую допрашивали в соседнем кабинете. И вот назавтра я пришла на работу. Как ни в чем не бывало обрабатывала письма для публикации, присланные в редакцию из РОВД. Кстати, до сих пор технику мне не вернули. А прошло уже полтора месяца.
«Жалобы до адресата не доходили»
— Какую идеологическую работу проводили с заводчанами?
— Расскажу про жалобы. Иногда заводчане отправляли жалобы в администрацию президента, в министерство здравоохранения или другие высокие ведомства. Так вот, их письма редко доходили до адресата, так как их сразу же спускали обратно на завод в наш отдел. С таким жалобщиком необходимо было провести идеологическую работу, решить его вопрос на местном уровне. Так как выросшее количество вопросов — плохой показатель работы идеологической службы: ничего не должно выходить за пределы «своей кухни».
Еще одна показательная история. Однажды сотрудник БМЗ обратился в милицию с заявлением по поводу кражи. Человек хорошо погулял, познакомился с девушкой, которая оказалась клофелинщицей. Дама его чем-то опоила, потом обокрала. Такую информацию милиция сразу же присылает в наш отдел. В свою очередь, райисполком отругал нас за то, что мы плохо проводим работу с персоналом, в частности, не обеспечиваем сотрудникам достаточно хороший досуг, поэтому они вынуждены пить и снимать женщин. Велели идеологической службе проработать пострадавшего.
— Проработали?
— С провинившимся провели профилактическую беседу, инцидент описали в нашей газете «Металлург», там же указали, какие мероприятия планируются в городе, посоветовали, где лучше провести выходные.
— Но все же взрослые люди, они же понимают, что это смешно?
— Понимают, но подчиняются режиму. У нас на госпредприятиях до сих пор существуют товарищеские суды. Однажды наши заводчане угодили в драку. Над ними устроили товарищеский суд. Собрали полный актовый зал народу. В центре сидели участники конфликта и прокурор, который во всех подробностях рассказывал, в каком состоянии находились зачинщики, описали, из-за чего произошла драка. В формате товарищеского суда этих товарищей осудили, наругали, ай-яй-яй, взрослые парни, как так можно, и выписали штраф.
— Что еще странного есть на заводе?
— Идеология занимается распространением лотерей. Проводятся они на постоянной основе, каждый месяц. Стоимость билетика около трех-четырех белорусских рублей — это полтора доллара. Нужно продать от 500 до 1000 билетов. Начальники распространяют билеты в своих структурах. Ни об одном победителе за все годы моей работы я не слышала. Куда деньги уходят, неизвестно. Такая же ситуация и с обязательной подпиской на республиканские и районные газеты.
«Я — человек военный, что скажут, то и сделаю»
— Как развивались события на заводе после выборов президента?
— Когда начались протесты, из РОВД направляли нам список задержанных, фамилии тех, кто участвовал в уличных акциях. На каждого человека из списка отдел идеологии должен был составить краткую характеристику. Затем все отчетные данные отправляли выше по инстанциям.
— На вашем заводе устраивали забастовку?
— Так называемая забастовка состоялась 14 августа. Тогда люди всего-навсего потребовали диалог с властями. Диалог не состоялся. Потом руководство стало точечно придавливать людей, вызывать на беседы, кого-то увольнять, лишать премий. После этого народ поутих. Сейчас протестное заводское движение выражается в том, что люди выходят из провластных профсоюзов, вступают в независимые. Профсоюзники пишут докладные.
— Вы думали, протест будет мощнее?
— Да, но ожидания пока не оправдались. Хотя у людей мнение не поменялось, но атмосфера слишком накалена. Сейчас представитель нашей идеологии с руководящим звеном ходят по цехам, ведут беседы с заводчанами, предлагают задавать наболевшие вопросы. Но вопросы никто не задает. Потому что перед такими встречами начальники цехов проводят работу с подчиненными, им советуют не задавать никаких вопросов под угрозой лишения премий. Вот люди и молчат. Все нацелено на то, чтобы человек был максимально зажат. Минимальное расхождение со взглядами системы тут же пресекается.
— Во время протестов вы занимались пропагандой среди заводчан?
— Мне поступило задание сделать материал про забастовку на заводе, которой как таковой не было. Велели найти двух человек, постарше и помладше, которые скажут, что забастовка — это плохо, мы полностью поддерживаем политику президента. Я попросила привести этих двоих, но с условием, что приведу еще десять человек с противоположным мнением. Начальник разозлился.
— По всей Беларуси периодически проходят провластные митинги, рабочие с БМЗ в них участвуют?
— Конечно. Идеология предприятия плотно сотрудничает с местными властями и правоохранительными органами. Райисполком выдает задания по обеспечению людьми на подобных мероприятиях. Явка обязательна. На провластные митинги выделялся автобус, людей собирали под роспись. Начальники цехов потом отчитывались, кто пришел, кто отказался. Все контролируется.
— Как думаете, почему заводчане отказались бастовать?
— На БМЗ зарплаты самые высокие по городу и району, поэтому люди не решаются массово выйти на забастовки. Все понимают, чем это закончится. Еще на предприятии существует разобщенность. Народ находится по разным цехам. Может, в одном цехе есть люди, которые готовы бастовать, но они не уверены, что в другом цехе их поддержат. Если бы сплотился весь завод, ситуацию продавили бы. Но люди боятся.
— Какая зарплата у рабочих?
— Средняя зарплата по заводу около 450 долларов. В мелких, вспомогательных цехах получают 300–350 долларов в среднем, у работника из основного цеха выходит больше.
— Правда, если предприятие бастует, значит, виноват идеолог?
— Какое бы ни случилось ЧП с маленьким человеком на предприятии, всегда крайними выставят идеологов. Огромный поток писем валился ежедневно из разных инстанций на идеологию: проговорить, проработать, донести до провинившегося ту или иную информацию. Отдел по крупицам собирает информацию, чтобы отчитаться.
— Стыдно признаваться, что вы работали в идеологии?
— Как таковым идеологом я себя не считала. Да и я бы не сказала, что быть идеологом белорусского государства плохо. Просто у нас идеологи служат не государству, а одному человеку. Если у тебя другие мысли, не работать тебе в идеологии. Я свою позицию в отношении правящей власти не скрывала, что коробило руководство. Меня убеждали, что на госпредприятии до последнего нужно придерживаться политики нынешней власти. И тогда я поняла, что мне там не место.
— Отстаивать свою позицию перед руководством не стали?
— Бесполезно. Начальник отдела сказал мне: «Я — человек военный. Мне что скажут, то и сделаю. Выполню любой приказ, потом буду думать, насколько он правильный». Добавил, что приказ может касаться как профессиональной, так и личной сферы. Приказ есть приказ. Такая у него позиция. На вопрос, а если приказ отдает не совсем вменяемый человек, он ответил: «На то это и приказ, чтобы не размышлять. Я все выполню. Возможно, когда-нибудь пойму, что он был неправильный». И дальше проговорился, что многие приказы сейчас отдаются без уверенности, но они их все равно выполняют.
— Перед уходом вы закатили прощальную вечеринку с коллегами?
— У меня со всеми остались теплые отношения. Перед уходом я устроила небольшой банкет. Правда, моему начальнику неожиданно пришлось срочно куда-то уехать. Так что никаких напутственных слов от него я не услышала. Недавно мы пересеклись на суде, куда я пришла поддержать заводчанина, которого уволили из-за участия в забастовке. Босс тоже пришел послушать. Вот вам еще одна обязанность идеолога — он должен быть в курсе всего.
— Чем вы думаете заниматься дальше?
— Пока власть не изменится, ни в какое госучреждение я работать не пойду, но однозначно хочу остаться в журналистике.
