Конституционный суд — важнейший институт государства. А накладываемые поправками запреты доверие к этому институту очевидным образом подрывают. Нет, конечно, если вы хотите, чтобы КС воспринимался гражданами как «черный ящик», от которого можно ждать любых сюрпризов, как еще один подключенный к кремлевскому серверу «безумный принтер», тогда да. Тогда — верным путем идете, товарищи депутаты. Если же планы несколько иные, то сперва нужно думать и только потом что-то вносить.
Впрочем, есть сильное подозрение, что парламентарии действовали отнюдь не на свой страх и риск. Да, справедливости ради, изначально проект, вышедший из недр президентской администрации, — необходимость его вызвана исправлением Конституции, в соответствие с которой приводится теперь законодательное поле, — был лишен такой рестриктивной жесткости. Согласно варианту, поступившему в Думу, особое мнение подлежало «размещению на сайте Конституционного суда... вместе с решением Конституционного суда».
Но авторов поправок ко второму чтению проекта — председателя думского Комитета по госстроительству и законодательству Павла Крашенинникова и сенатора Андрея Клишаса — можно подозревать в чем угодно, но только не во фрондерстве. Если и колеблются, то, как говорится, вместе с линией партии. Да и спешное и безоговорочное одобрение поправок крашенинниковским комитетом также не свидетельствует в пользу версии об «эксцессе исполнителя».
Нет, никаким «эксцессом» тут и не пахнет. Пахнет зигзагом «генеральной линии». Не исключено, кстати, что задуманным специально. Мол, а мы тут причем? А мы ни при чем! Это все они, депутаты, крапивное семя! Но ничего не поделаешь — разделение властей.
Особое мнение судьи, согласно предложенным поправкам, не публикуется, а «приобщается к протоколу заседания Конституционного суда РФ и хранится вместе с ним». Но этим ограничения далеко не ограничиваются. Судьям запрещается также «высказывать свое мнение о вопросе, который может стать предметом рассмотрения в Конституционном суде», — ну, то есть вообще высказываться, поскольку предметом рассмотрения может стать практически любой вопрос, а также «критиковать в какой бы то ни было форме» уже принятые решения.
Ничего, правда, не говорится о том, что судьи должны ходить строем и в ногу, а не как сейчас — расхлябанно, недисциплинированно, каждый своей, особой, походкой. Но, очевидно, это уже следующий этап реформирования.
Тамара Морщакова, судья Конституционного суда в отставке, доктор юридических наук, профессор:
— Думаю, это не может хорошо сказаться на деятельности Конституционного суда и доверии к нему. Мне кажется, это движение в том общем направлении, которым, в частности, следует наш парламент, переставший быть местом для серьезных дискуссий. Демонстрация единомыслия.
Особое мнение — институт, имеющий, безусловно, очень важное значение. Со многих сторон. С точки зрения правовой науки, Конституционный суд не просто принимает решения — он развивает правовые идеи в целях их практического воплощения. Это же очевидно, что в любой науке — не важно, гуманитарной или естественной — необходимо слышать разные позиции, другие мнения.
Но для меня это, прежде всего, вопрос конституционной этики. Публикация особых мнений — знак уважения к людям, к обществу. Она показывает, что решения не штампуются бездумно, не отрежиссированы, не принимаются судом по заказу. Что можно доверять его независимости, раз есть возможность для реальной дискуссии.
Такой подход вытекает из известной позиции Конституционного суда, закрепленной в очень многих его решениях: исходя из признания Конституцией человеческой личности и ее достоинства высшей ценностью, которую государство обязано уважать и охранять, человек и общество, к которым обращено решение суда, являются в отношениях с государством не объектами его деятельности, а равноправными субъектами. Поэтому доверие с их стороны необходимо и суду, и государству. Именно на это ориентирован институт особого мнения судьи.
Особые мнения никогда не мешали исполнению решений, но продвигали развитие права и давали полезные сигналы обществу. Почему надо запрещать их публикацию? Когда предлагается решение, столь явно нарушающее существующую традицию, для этого должны быть какие-то серьезные основания. Либо юридические, либо этические. Таких оснований я вообще не вижу.
Могу сказать, что тоже обращалась к возможности выразить свое особое мнение, когда была судьей Конституционного суда. За все годы работы наберется, наверное, порядка десятка моих особых мнений. Это не такое частое явление среди судей. Но должна быть сама такая возможность. Это важно и для судьи, и для гражданского общества.
