Начну с Сербии — страны, которая остается практически последним бастионом российского влияния на Балканах. На чем основан этот статус? На том, что без теплых отношений с Москвой Сербии придется окончательно распрощаться с территорией, которую в Белграде считают колыбелью своей национальной истории — с Косово.
Если называть вещи своими именами, то фактически такое прощание состоялось уже давно. В зависимости от точки зрения Косово можно называть либо независимым государством, либо протекторатом «коллективного Запада», но Белграду эта территория точно не подчиняется. Но одно дело - геополитические реалии, а другое - тонкости международного права. Пока независимость Косово не будет подтверждена Советом безопасности ООН, оно не может считаться полноценным государством. А отмашка из «мирового парламента» в Нью-Йорке не поступит до тех пор, пока против такого шага будет категорически возражать входящая в Совбез на правах постоянного члена Россия.
Именно этим, а вовсе не какими-то особенно страстными дружескими чувствами Сербии по отношению к России объясняется категорический отказ Белграда присоединиться к западным санкциям против России. Но вот является ли подобная внешнеполитическая конструкция устойчивой? Долго ли, с сербской точки зрения, овчинка еще будет стоить выделки? Все рационально мыслящие местные политики понимают: вернуть себе физический контроль над Косово Сербия уже не сможет. Не лучше ли в таком случае смириться с неизбежным и обменять свое формальное признание новой неприятной реальности на конкретные бонусы в виде членства в НАТО и Европейском Союзе, поток западных инвестиций и прочая и прочая?
Высказывать подобные крамольные мысли вслух в Белграде не очень-то безопасно. Смельчаков могут запросто объявить «предателями национальных интересов» и разорвать на куски. Но никто не может запретить думать эти крамольные мысли. И «потаенные думы» сербской политической элиты выливаются в постепенный, не всегда заметный, но уже вполне себе наметившийся дрейф официального Белграда в сторону примирения с Западом и признания статуса Косова как независимого государства.
Как не трудно заметить, если такое примирение состоится, Москва станет Сербии совсем не нужна: значение нашего совбезовского вето станет нулевым. В сочетании всех этих обстоятельств, собственно, и состоит подоплека недавней громкой «обиды» президента Сербии на Россию. Неосторожный пост Марии Захаровой в социальных сетях вынес на поверхность то, о чем дипломаты предпочитают пока открыто не говорить.
Перенесемся теперь на Кавказ. За несколько недель до начала военных действий с Азербайджаном премьер-министр Армении Никол Пашинян высказался в том духе, что союзниками России в его стране являются не какие-то там конкретные политики, а «армянский народ». Верно подмечено, Никол Воваевич! Во внешнеполитических кругах в Москве прекрасно известно: Путин и олицетворение духа цветных революций Пашинян — это абсолютно чуждые друг для друга люди. На чем же тогда держаться отношения Москвы и Еревана? На статусе России как гаранта безопасности Армении. Если бы такого гаранта не существовала в природе, то Еревану пришлось бы сейчас воевать не на один, а на два фронта. Эрдоган помог бы Азербайджану, ударив Армении в тыл.
Но, как всем хорошо известно, российские гарантии безопасности Армении не распространяются на главный предмет спора — территорию Нагорного Карабаха. Логично поэтому задать гипотетический вопрос: что произойдет, если на этой территории в результате ожесточенных военных действий радикально изменится статус-кво? Предельно откровенный и, на мой взгляд, очень точный ответ на этот вопрос недавно дал в социальных сетях блестящий российский знаток региона, политолог Сергей Маркедонов: «Полное поражение Армении сделает ее прозападной в минуту. При этом никаких гарантий пророссийскости Баку не будет. Да и не дадут внешние доброхоты. Полное поражение Азербайджана более проблематично просто в силу физического неравенства ресурсов. Но таковое, если случится, окончательно сделает азербайджанскую политику частью турецкой».
Ясно, что интересам Москвы категорически не отвечает ни один, ни другой вариант. Но вот есть ли здесь в принципе вариант, которой не ударил бы по российским позициям?
Про дилемму, которая во весь рост встала сейчас перед Россией в Белоруссии, я уже много раз писал. Повторяться не буду: ставка Москвы на полную поддержку опостылевшего собственным гражданам режима Лукашенко имеет внутреннюю логику, но может поссорить нас с белорусским народом.
Я долго колебался: следует ли включать в этот список новых проблемных зон для российской внешней политики Киргизию? Ведь бунт против президента Жээнбекова вызван чисто внутренними причинами и никоим образом не носит антироссийского характера. Но потом понял, что говорить о Жээнбекове — впустую тратить время.
Вопрос надо ставить так: способен ли сейчас в принципе хоть кто-то управлять Киргизией? Или процесс распада управленческих механизмов в этой стране уже прошел точку невозврата? После двух предыдущих «революций» 2005 и 2010 годов Киргизия продемонстрировала свою способность вновь становиться на ноги. Но регулярные штурмы дома правительства не могут не подтачивать фундамент местной государственности, не могут не заменять его вакуумом. В этом я и вижу угрозу российским интересам — пусть не прямую, но очень серьезную.
Вот такой получился грустный рейтинг новых угроз, которые нам «подарил» 2020 год. Жалко, что, нам, скорее всего, не удастся оставить их в прошлом, когда куранты провозгласят, что он, наконец, подошел к своему завершению.
