Выяснить, что же на самом деле произошло с одним из самых противоречивых и самых видных политиков страны, нужно не каким-то там иностранцам. Это нужно, в первую очередь нам самим.
Сейчас крайне модно ругать факультеты журналистики вузов и подвергать сомнению саму необходимость их существования. Не желая вступать в эту дискуссию по существу, хочу, однако, отметить важный нюанс. В бытность студентом журфака МГУ меня, помимо всего прочего, научили: очень важно различать сам факт и интерпретацию этого факта, его эмоциональную оценку.
В случае с загадочным заболеванием Алексея Навального мы наблюдаем прямо противоположную ситуацию. Многочисленные, эмоционально окрашенные интепретации того, что произошло с политиком и всего того, что с этим связано, слиплись в один огромный снежный ком. Этот снежный ком стремительно несется вниз с горы и успешно маскирует те немногие твердо установленные факты, которые известны.
А этих фактов, по большому счету, всего два. С Алексеем Навальным произошло нечто странное и непонятное. Во взглядах омских и берлинских врачей на природу и причины этого непонятного обнаруживаются пусть не обязательно кардинальные, но совершенно очевидные противоречия. Именно на это, наверное, стоит обращать внимание, а не на то, что Олег Навальный обрушил порцию площадной брани на главного врача Омской больницы, где пытались спасти жизнь его брата. И не на то, что некое политическое движение в ультимативной форме потребовала у посла ФРГ в Москве объяснить, почему за Навальным прислали немецкий санитарный самолет.
Этот сопутствующий информационный шум, естественно, никуда не уйдет. Но он не должен отвлекать внимание от главного: выяснения того, что произошло с политиком.
Повторение — это, как известно, мать учения. Но в то же самое время повторение — это очень плохая журналистика. Вынужден, однако, повторить то, о чем я неустанно говорю с самого начала. Выведем за скобки организаторов и исполнителей осознанного отравления Навального (если оно, конечно, имело место, хотя сомнений в этом все меньше и меньше). Разоблачение того, что произошло, естественно, прямо противоречит их интересам. А вот если говорить о всех остальных, то в выяснении того, что произошло, одинаково заинтересованы и те, кто любит данного политика, и те, кто относится к нему резко негативно.
Предположим, что Алексея Навального все-таки отравили. Если организаторы этого отравления не будут обнаружены и наказаны, то тоже самое может через некоторое время случиться с каким-то другим политиком. А потом — с третьим, четвертым и пятым.
Мы не успеем и перевести дух, а отравления станут неотъемлемой частью нашей политической традиции, нашей политической культуры. Я понимаю, что этот прогноз о превращении России в некое подобие Рима во времена правления династии Борджиа может показаться несколько натянутым. Но политические традиции не есть нечто неизменное. Они имеют свойство меняться — причем совсем не обязательно в лучшую сторону.
Например, на днях я пообщался с одним видным знатоком белорусской истории. И вышел из его кабинета в состоянии тихого изумления. Вы знали, например, что в Белоруссии нет исторической традиции взаимного истребления в рамках гражданской войны ( несколько лет анархии после 1917 года — не в счет)? И вы знали, что в период немецкой оккупации во время Великой Отечественной в Белоруссии было так мало местных желающих идти в полицаи, что немцам пришлось их импортировать из соседней Украины?
С одной стороны, нынешнее политическое противостояние в Белоруссии показывает, что эти традиции по-прежнему живы. Протестующие не пытаются штурмовать правительственные здания, не устраивают майдан, ведут себя в целом очень законопослушно.
Но у медали есть и другая сторона. Еще считанные дни тому назад белорусские силовики вели по отношению к гражданскому населению с совершенно нетипичной для этой страны жестокостью. В августе 2020 года Белоруссия сделала шаг к своей латиноамериканизации не только в плане политической эстетики (Лукашенко с автоматом смотрится как фарсовая пародия на погибшего в ходе путча 1973 президента Чили Сальвадора Альенде). Аналогичный шаг был сделан и в сфере политических нравов: показательный садизм по отношению к «штатским» был отличительной чертой многих латиноамериканских диктатур 70-ых годов прошлого века.
Вернемся, впрочем, к нынешней российской ситуации. В ходе недавнего отпуска я услышал очень смешной и очень жизненный анекдот. Англичанин приехал в Россию и вскоре оказался на алкогольной вечеринке. Русские участники пьянки сразу начали ему рассказывать: и то в России плохо, и это плохо, и вон то тоже плохо!
На третьем часу выпивона англичанин со всем сказанным безоговорочно согласился — и сразу же получил по физиономии. К чему этот анекдот? К тому, что нашей стране совсем не обязательно слушать Жозепа Борреля для того, чтобы по собственной инициативе устроить полноценное и убедительное расследование загадочного недомогания Алексея Навального.
Пока я писал этот текст, Дмитрий Песков сделал важное заявление: "Кремль в данный момент не видит повода для инициации уголовного расследования ситуации с Алексеем Навальным... Сначала нужно найти вещество, установить, что стало причиной этого состояния. То есть для расследования должен быть повод. Пока мы с вами констатируем нахождение пациента в коме".
Кома — не повод для расследования? Пока мы можем констатировать, что Песков «родил» готовый мем. Ну а если серьезно, то очень хочется знать: есть ли на самом деле в организме Навального эти пресловутые ингибиторы холинэстеразы, и если да — то как они туда попали? Очень хочется знать — но вот узнаем ли мы это?
