– Вопрос насчет характера событий в Ливне непростой, поскольку под революцией мы каждый раз понимаем разное, – комментирует ведущий научный сотрудник Центра арабских и исламских исследований Институт Востоковедения РАН Алексей Сарабьев. – Являлось ли революцией то, что все трудоспособное население мужского пола в Ливане вышло на улицы после 17 октября 2019 года? Массовость и политические лозунги – было ли это началом революции? Лозунги были не экономического характера, не требованиями бесплатного доступа к WhatsApp или другим мессенджерам (одним из поводов к массовым протестным выступлениям осенью прошлого года стало намерение правительства ввести налог на телефонные звонки через мессенджеры – «МК»). Люди требовали не дать им горячую воду или электричество. Нет, лозунги были за отмену конфессиональной системы управления страной.
Была ли революционной повестка у протестующих в Ливане на протяжении второй половины осени, зимой 2019-2020 гг. – потом из-за связанного с коронавирусом карантина был перерыв до возобновления протестов в июне – вот каким вопросом следует задаться. Может слово «революция» сознательно исключается современными СМИ, чтобы не будировать социальные протесты в других частях мира – где они, кстати и проходили. Пальцев рук не хватит для перечисления стран, переживших серьезную волну социальных протестов на протяжении прошлого года.
Люди протестуют за переустройство политической системы, которую считают виновной в своих неурядицах, в глубоком социальном расслоении, в недостаточной обратной связи. В этом плане решительные действия протестующих в Ливане – целиком и полностью продолжение той волны, которая началась в 2019 году.
– Искрой для новой вспышки ярости, конечно, послужил взрыв в бейрутском порту, вновь продемонстрировавший, по мнению протестующих некомпетентность властных структур...
– Действительно, это послужило спусковым крючком для новой волны протестов. Протестующие требовали другого правительства, другого подхода к исполнительной власти в принципе. И им, якобы, такое правительство дали – в январе в Ливане был сформирован «кабинет технократов». Кто есть кто в этом правительстве – для ливанцев совершенно не является секретом. Они увидели, что правительство сформировано по таким же конфессиональным квотам, как и раньше. И министерские портфели были розданы по политическим соображениям, а не по соображениям профессиональной пригодности в той или иной сфере. Поэтому люди не прекращали протесты и не чувствовали себя удовлетворенными.
Карантинные меры очень удачно дали новому правительству большой тайм-аут действовать на благо Ливана в отсутствии протестов. Там блокировка автотрасс действовала до такой степени, что на официальных сайтах завели специальную рубрику о ситуации с возможностью проезда по стране. Причем не пускали никого – ни экстренные службы, ни машины с правительственными номерами, ни простых людей, спешащих на работу – до того серьезная в стране была ситуация.
В Ливане были приняты одни из самых жестких в ближневосточном регионе ограничительные меры. Такой эпизод, например: ассоциация адвокатов делала специальный запрос на имя президента, который потом был адресован на имя министра юстиции – чтобы разрешить проезд по городу некоторым автомобилям по спецпропускам для выполнения адвокатами их служебных обязанностей. На трудно представить себе такую строгость действовавших ограничений.
Поэтому у тех, у кого бизнес был в других странах (а у многих в Ливане двойное гражданство), может, положение было относительно лучше. Конечно, крупный бизнес пострадал, но простые ливанцы потерпели колоссальные убытки. Даже в условиях такого строжайшего карантина водители общественного транспорта в Триполи провели забастовку – при том, что армия и спецслужбы специальным распоряжением правительства были привлечены к тому, чтобы такого не случалось.
И конечно, этот взрыв в Бейруте продемонстрировал, что эти полгода, которые правительство могло использовать для решения проблем, они не были в полной мере для этого использованы. Поэтому начинается новый раунд протестов.
Будет ли это революцией? Если понимать революционную ситуацию по-ленински, то в общем она сложилась. Но даже у классика была оговорка, что революционная ситуация не обязательно приводит к революции. В Ливане нет такой централизованной силы, которая могла бы ясно сформулировать свои задачи. Цели ясны, но программы нет, нет и силы, которая взяла бы на себя ведущую роль. Как не было и во Франции с их «желтыми жилетами».
И появления такой силы, похоже, не предвидится. А те политики, которые пытались предложить свои услуги по формулированию программы, отметались как политики прошлого, как часть той системы, против которой протестующие как раз и выступают.
– Вырисовывается ли «физиономия» протеста? Кто эти люди, которые вышли на улицу, пытаются захватывать министерства?
– По моим наблюдениям, люди напуганы теми грозными невидимыми природными силами – вирусом. И по протестному движению это сильно ударило. Раньше протесты были действительно массовыми, теперь, когда нам показывают с места событий кадры – по меркам того, что было в Ливане, это не идет ни в какое сравнение.
То, что называют «захватами» министерств, не было захватом. Была попытка поджога здания Ассоциации банков, кто-то пытался ворваться в министерство энергетики и природных ресурсов. Собственно, и все. Столкновения с силами правопорядка были потому, что все это происходило очень близко к зданию парламента. В любой стране служба безопасности будет так реагировать.
Сейчас в протестах участвует группа пассионарных молодых людей. Но если ничего не делать, то на улицу выйдут все. И снова Ливан будет в полном коллапсе.
Во всяком случае, костяк протестного движения будет строиться не по конфессиональному признаку. Для Ливана всегда было характерно присматриваться к тому, кто конкретно выходит на улицы – шииты или марониты. Люди, наоборот, сопротивляются тому, чтобы какая-то из конфессиональных групп возглавила протесты.
