Сразу признаюсь: половину жизни я прожил в СССР. Советский Союз мне совсем не чужой. Есть объяснимое чувство ностальгии по временам, когда деревья были большими, а глаза голубыми. Эта была интересная, вполне благополучная, если взять и такой критерий, часть моей жизни, но точно не лучшая. И я совсем не испытываю теплых чувств, замечая сейчас, спустя без малого 30 лет после развала СССР, все больше «весточек» из советских времен.
Прежде всего их приносят ветры геополитики. Вспомним, президент Владимир Путин назвал крах СССР «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века». Он по профессии президент, ему, наверное, положено оценивать жизнь по меркам геополитики, а у нее главное измерение: кто кого? Отсюда и волна антиамериканизма и — шире — антизападничества. Она роднит отечественный телевизор и официальную картину мира в исполнении сегодняшней России с советским периодом. Правда, есть существенные отличия.
Во-первых, идеология. СССР по рождению совершенно точно идеологическое государство. И его идеология строительства общества без капиталистической эксплуатации, нацеленность на коммунистическое завтра до поры была чрезвычайно привлекательна. Именно она, а уже во вторую очередь победа в войне, атомная бомба и Юрий Гагарин создавали международный авторитет СССР. И ее крах, превращение в пустой символ, в который никто, включая руководителей советского государства, не верил, стал одним из тех «бикфордовых шнуров», искра по которым привела к взрыву.
А что сегодняшняя Россия противопоставляет западным ценностям? Ничего, помимо голословного и неразвернутого утверждения: наши «исторические ценности и традиции» выше и чище. В ХХI веке повторяются постулаты идеологии царствования Николая I из второй трети ХIХ века. И то без завершенности знаменитого трехчлена Сергея Уварова: «Православие. Самодержавие. Народность». Если кто-то подзабыл историю, не вредно напомнить, что николаевское противопоставление России с ее «святостью» уже тогда загнивающей Европе закончилось позорным поражением в Крымской войне и удалением России на задворки мировой геополитики. Над этим каждому стоит подумать.
Во-вторых, когда СССР боролся с Западом на мировой арене, это было соизмеримое по силам противостояние. Не буду поминать бесспорную советскую великодержавность и «мировой социалистический лагерь». Проведу сравнение с сегодняшним днем. Сейчас Россия активно борется за равные позиции в диалоге с США и в целом с Западом, не останавливаясь перед разыгрыванием силовых карт. Что не делает ее равной с США в силовом, главном геополитическом измерении хотя бы потому, что на Россию приходится всего 2,5% мировой экономики, а на США — почти в 10 раз больше. Это, конечно, совсем не значит, что надо отказаться от своих национальных интересов. А значит, что их надо уметь защищать, не допуская открытой конфронтации. Что требует, в свою очередь, совсем другой внешней политики по сравнению с той, о которой не устает рассказывать Мария Захарова.
Между прочим, это тот случай, когда действительно стоит присмотреться к часто упоминаемому в России китайскому опыту. Китай стратегически сосредоточился вовсе не на геополитическом равновесии с США, а на всемерном развитии своей экономики. И преуспел. Даже сам факт затяжной торговой войны с США, в которую Китай оказался втянут, показывает, что экономические силы сторон соизмеримы. Что само по себе придает Китаю геополитический вес, который никто в мире не может игнорировать.
Пожалуй, достаточно геополитики. Тем более что в моей жизни, как и в жизни практически всех россиян, она совсем не главное. И я совсем не игнорирую тем самым интересы страны. Они в другом — прежде всего, в улучшении качества жизни в России.
И вообще я стараюсь держать дистанцию во взаимоотношениях с государством. Это вовсе не значит, что я противопоставляю себя государству, ни в коем случае, я просто придерживаюсь российской Конституции, в которой четко прописан приоритет интересов личности над интересами государства. Так что точнее было бы сказать, что государство должно держать дистанцию во взаимоотношениях со мной, что у него, увы, далеко не всегда получается. Для меня это очень ценный принцип, его наличие и конституционная необходимость его реализации и развития — едва ли не главное, что на уровне Основного закона страны отличает жизнь в новой России от жизни в СССР. Хотя, похоже, это важнейшее положение нашей Конституции постепенно тускнеет, погружаясь во все более сгущающуюся тень забвения. И это тоже горячий привет из СССР.
А что происходит в нашей частной жизни такого, что делает ее похожей на жизнь в СССР? Примеры, увы, множатся. Как и в СССР, нам говорят одно, а всем ясно, что на деле происходит совершенно другое. Взять хотя бы регулярно не выполняемые госпрограммы, обещающие нам разного рода долгожданные блага в будущем, у которого, однако, есть четкий адрес, то есть указание времени, когда эти блага должны быть предоставлены. Сменяющие друг друга программы каждый раз с большим шумом под «нескончаемые аплодисменты» принимаются, но у них есть еще одно общее: власть каждый раз «забывает» подвести, как правило, провальные итоги предыдущих программ— тех, срок годности, то есть реализации, которых вышел. Разве не так было в СССР?
Есть и другой пример масштабных социально-политических искажений — коррупция, вносящая изрядные коррективы в реализацию планов. Ее масштабы, с одной стороны, признаются, и борьба с ней ведется, однако всем известен дефицит чистых чиновничьих рук, в том числе и среди тех, кто эту борьбу по долгу службы возглавляет. В СССР размах классической коррупции был несоизмеримо меньше, но зато пышно расцветала другая ложь — массовые приписки.
Текущая динамика реальных доходов российского населения тоже будит ассоциации с советскими временами. Что такое пятилетнее падение реальных доходов? Это падение стимулов к работе. Что было широко представлено в СССР, с его повсеместной казенщиной, но в принципе несовместимо с рыночной экономикой, которая должна открывать массу возможностей для развития собственного бизнеса и вообще заработка, но этого, как показывает Росстат, не происходит. Значит, сегодняшняя российская экономика не вполне рыночная.
Тех, кто в этом сомневается, должен убедить министр экономического развития Максим Орешкин. В конце ноября он на конкретных примерах поведал о том, что российские предприниматели не просто не заинтересованы в повышении производительности труда на своих предприятиях, они боятся этого. Причина — с одной стороны, если показатели предприятия резко пойдут вверх, последуют проверки со стороны налоговиков и прочих контролеров, которые будут выяснять, из-за чего произошло экономическое чудо, а заодно, конечно, зададутся вопросом: почему оно не случилось ранее. С другой стороны, Орешкин прямо говорит, что рост эффективности особенно средних по масштабу предприятий может разбудить новые аппетиты у современных рэкетиров, а это уже, как правило, не откровенно криминальные персонажи образца 90-х, а, ну конечно же, представители доблестных правоохранных и других силовых госорганов. И вот это рыночная экономика?!
Что любопытно, она не вполне рыночна и с противоположного конца — со стороны российских миллиардеров, владельцев крупнейших российских частных компаний. Казалось бы, как раз они — витрина российской рыночной экономики. Если бы… Их значительная часть делает свой «успешный бизнес» исключительно на госзаказе. Есть такая профессия — на гостендерах побеждать. Другими словами, это миллиардеры-оборотни. В том смысле, что залог их успеха — «зеленая улица» во взаимоотношениях с распределителями бюджетных средств. А это опять, мягко говоря, не вполне рыночный бизнес.
«Мы строили-строили и, наконец, построили» что-то такое, что даже Чебурашке живо напомнило бы его советскую родину. Вот так, шагая по кругу, мы и ищем свой «особый путь».
Читайте также: Распилы и откаты при Сталине оказались не хуже нынешних
