Когда наш самолет глубокой ночью приготовился совершить посадку в центре Хорезмской области Узбекистана, Ургенче, я успел уже трижды пожалеть о том, что я не настоял на заказе для нас вип-зала. Во время полета мы с компаньонами обсудили «страшилки» знакомых о привычках узбекских пограничных и таможенных служб и приготовились к многочасовому изматывающему шмону. Но страхи оказались напрасными: все прошло без сучка без задоринки. И это, как я понял в финале поездки, вовсе не было счастливой случайностью. После кончины осенью 2016 года первого президента независимого Узбекистана Ислама Каримова почти никто из экспертов не ожидал, что в отгородившейся от внешнего мира республике произойдут по-настоящему важные перемены. Спецы по региону хором предрекали: государство с тридцатитрехмиллионным населением ждет продолжение режима Каримова без самого Каримова.
Однако новый президент Узбекистана — Шавкат Мирзиёев, сумел посрамить скептиков. В республике стремительно начались изменения, которые еще вчера казались немыслимыми. При Каримове сохранялись очень многие привычные черты Советского Союза. Жители Узбекистана могли покинуть свое государство, только получив «в органах» выездную визу. У национальной валюты страны — сума, всегда было два очень разных обменных курса: официальный, который являлся совершенно нереальным и невыгодным, и курс черного рынка, за обмен по которому можно было загреметь в места не столь отдаленные. В первые месяцы учебного года студенты и школьники занимались не учебой, а сбором хлопка на полях. Были в тогдашней узбекской действительности и «оригинальные» элементы в виде заминированных границ с бывшими братьями по Советскому Союзу. При Мирзиёеве все эти диковинки ушли в прошлое.
Уже потом в Москве, беседуя российскими чиновниками, лично знакомыми с двумя президентами Узбекистана, я обратил внимание и на разницу в личных стилях поведения двух лидеров. В разговорах с любыми собеседниками Ислам Каримов делал ставку на свой долгий монолог. Шавкат Мирзиёев блестяще умеет поддерживать диалог. Каримов отличался своей крайней закрытостью. Мирзиёева, напротив, характеризуют как очень открытого человека. Но чем больше я погружался в изучение ситуации, тем сильнее во мне укреплялась уверенность: противопоставлять двух лидеров Узбекистана неправильно. Без Каримова не было бы Мирзиёева. Если бы не крепкий политический фундамент, созданный суровым первым президентом страны, ее второй президент никогда бы не смог открыть Узбекистан миру и России.
Как Каримов спас Узбекистан
«Когда до здания оставалось около 130 метров, прямо на наших глазах произошел взрыв, в воздух взлетели какие-то предметы и детали от автомобиля. Я развернул машину, чтобы вернуться в аппарат президента. Хотя от места теракта это здание находилось в 600–700 метрах, там тоже от взрыва вылетели стекла. На улицу выбегали испуганные, растерянные люди. Ислам Абдуганиевич подошел к ним и сказал: «Не волнуйтесь. Мы справимся с этим испытанием...» Ислам Абдуганиевич принял решение вернуться в кабинет министров, около которого произошел взрыв... Подъехав к зданию, мы увидели огромную воронку, образовавшуюся от взрыва машины, начиненной взрывчатым веществом, людей, раненных осколками разбитых взрывной волной стекол, частично разрушенные здания. Находясь на площади, мы слышали взрывы в других частях города, происходившие с разными интервалами» — такой рассказ телохранителя первого президента Узбекистана Усмона Бердимуратова я нашел в подаренной мне в ташкентском фонде Каримова книге воспоминаний.
Конечно, такие драматические события, как описанная выше серия взрывов 16 февраля 1999 года, происходили в Узбекистане в первые годы независимости не каждый день. Но вот что не подлежит сомнению: когда в июне 1989 года Ислам Каримов стал первым секретарем ЦК Компартии Узбекистана, он получил очень тяжелое политическое и экономическое наследство.
Пролистывая уже упомянутую книгу воспоминаний о первом президенте Узбекистана, врученную мне с дарственной надписью его вдовы, Татьяны Акбаровны, я натолкнулся на следующий рассказ своего давнего знакомого, работавшего в конце девяностых — начале двухтысячных послом Узбекистана в Москве, Шокасыма Шоисламова: «В начале 1986 года в Москве приняли решение создать «молодой резерв кадров» в количестве 40 человек возрастом не старше 35 лет. Меня, инструктора орготдела ЦК, также включили в этот состав. В марте 1986 года нам объявили, что состоится встреча с заместителем председателя совета министров, председателем госплана Узбекской ССР. К нам вышел моложавый, подтянутый человек. Это был Ислам Абдуганиевич Каримов. Бесстрастно, без каких-либо эмоций он сообщил, что расскажет нам о состоянии экономики республики. Затем, не заглядывая в бумаги, он в течение часа сорока минут излагал информацию, которая повергла нас в шок. Мы были не просто растеряны, а раздавлены услышанным. Получалось, что практически по всем показателям на душу населения республика была на последних местах в бывшем Союзе. В зале стояла мертвая тягостная тишина. Чтобы преодолеть неловкость от затянувшейся паузы, я, как староста группы, задал вопрос: если положение Узбекистана настолько тяжелое, куда смотрит руководство республики? Ислам Каримов внимательно посмотрел в зал, а потом произнес: я бы тоже хотел это знать».
Конечно, соратников Ислама Каримова можно заподозрить в необъективности по отношению к их покойному начальнику. Но их оценка ситуации полностью подтверждается воспоминаниями человека, у которого нет нужды льстить Каримову, — его предшественника на посту первого секретаря УК КП Узбекистана Рафика Нишанова. Отношения между двумя политиками явно не были самыми теплыми. В своих мемуарах фамилии Каримов Нишанов старается не упоминать. Но то, как описывает положение в республике в период до и во время своего краткого, полуторагодового пребывания в должности, говорит само за себя: «Анализируя состояние дел, я везде отмечал досадные приметы упадка. Впору было схватиться за голову. Сгусток проблем».
К несчастью для Узбекистана, этот «сгусток проблем» носил не только экономический характер. В последние годы существования СССР волны политической нестабильности начали обрушиваться абсолютно на все советские республики. Узбекистан оказался для этих волн особенно уязвим. Политическая элита республики была деморализована и дезорганизована. В рамках «узбекского дела» руководителей самого высшего звена пачками отправляли под арест. Достаточно сказать, что в 1989 году в местах не столь отдаленных находились и недавний председатель совмина, и даже бывший первый секретарь республиканского ЦК партии. Такого в тот момент и близко не было ни в одной другой союзной республике. А когда нарастающий политический вакуум наложился на социальную неустроенность, стремительный рост населения и увеличение влияния религиозных экстремистов, в Узбекистане создались все условия для взрыва насилия. Такие взрывы насилия не заставили себя ждать.
Вот как Рафик Нишанов описал в мемуарах то, что произошло за считаные дни до прихода Ислама Каримова на должность партийного руководителя Узбекистана: «Вечером 3 июня в гостинице раздался один из самых кошмарных звонков в моей жизни. На проводе — Фергана. Мне сообщают, что в поселках Ташлак, Комсомольский, городе Маргилане беда. Который час идут погромы турок-месхетинцев. Организованные толпы молодчиков врываются в дома, грабят, насилуют, совершают зверские убийства, поджигают здания. Бесчинства сопровождаются криками: «Турки, вон из Узбекистана!»... Через день с министром внутренних дел СССР Вадимом Викторовичем Бакатиным я отправился в Фергану... Когда мы с Бакатиным осматривали пострадавшие районы, нам навстречу попадались грузовики с парнями, державшими в руках палки, монтировки, бутылки с зажигательной смесью, даже оружие. И это притом, что на самых опасных участках были выставлены бойцы внутренних войск».
Особенно кризисным в политическом отношении в Узбекистане выдался момент непосредственного распада СССР. В декабре 1991 года официальные государственные структуры окончательно потеряли контроль над ситуацией во втором по численности населения городе Узбекистана — Намангане. Власть фактически перешла в руки радикальных исламистов во главе с 23‑летним самопровозглашенным «эмиром» Тахиром Юлдашевым. Я слышал рассказы о том, как Каримов срочно прилетел в Наманган, пробрался в самый центр толпы, выхватил микрофон из рук лидера исламистов и крикнул: не верьте! Реальность была менее театральной, но, на мой взгляд, еще более впечатляющей. Прилетев на Як‑40 с минимальной охраной в захваченный экстремистами город, президент Узбекистана вступил в переговоры с населением и лидерами исламистов и постепенно сумел переиграть их политически.
На чудом сохранившихся видеозаписях тех событий видно, как Ислам Каримов именует Тахира Юлдашева «дорогим молодым братом» и ведет с экстремистами долгие вежливые беседы. Думаю, что эти вежливые разговоры собеседники лидера Узбекистана вспоминали потом еще очень долго. Борьба официального Ташкента с экстремистским подпольем была долгой и упорной. Но мало-помалу, сочетая применение силы и политические инструменты, Каримов сумел переломить ситуацию — и, кстати, не только в собственной стране. Вот что о роли президента Узбекистана в борьбе с дестабилизацией в Средней Азии мне рассказала руководитель Центра ближневосточных исследований Института мировой экономики и международных отношений РАН Ирина Звягельская: «Когда после распада СССР в Таджикистане началась гражданская война, официальная Москва первоначально не хотела в нее вмешиваться. В российских правящих кругах господствовала точка зрения, что в этой бывшей советской республике демократы воюют с бывшими коммунистами. Визит Ислама Каримова в Москву сумел переломить ситуацию. Президент Узбекистана сумел объяснить Ельцину, что большинство оппозиции никакие не «демократы», а самые настоящие исламисты. После этого подконтрольная Москве 201‑я дивизия вступила в активную борьбу с экстремистами. Благодаря Каримову в Центральной Азии удалось избежать эффекта домино. Опасность полной дестабилизации региона была устранена».
Одного этого достаточно, чтобы сказать первому президенту Узбекистана большое спасибо. После смерти Ислама Каримова в сентябре 2016 года Владимир Путин высказался о нем так: «Он по-доброму ко мне относился. Ислам Абдуганиевич был постарше, поэтому при личном общении обращался ко мне по имени и на «ты». Было в этом что-то очень душевное, по-человечески простое и искреннее». В полной мере осознавая все недостатки того режима, который Ислам Каримов построил в Узбекистане, я прекрасно понимаю, почему Путин попрощался с ним с такой пронзительной сердечностью.
Будни новой эры
Первое значимое появление будущего второго президента Узбекистана Шавката Мирзиёева относится еще к 1991 году. Существовавший на тот момент Верховный Совет Узбекистана не был полностью лоялен по отношению к Исламу Каримову. На одной из парламентских сессий группа оппозиционеров попыталась устроить своего рода номенклатурный путч — сместить президента с должности. Как указывается в книге воспоминаний о Каримове, занимавший тогда в Верховном Совете должность председателя мандатной комиссии Шавкат Мирзиёев был в первых рядах тех, кто дал «решительный отпор» бунтовщикам.
На следующий год начался плавный, но в то же время достаточно быстрый карьерный взлет будущего президента в системе исполнительной власти Узбекистана. Сначала с поста первого проректора Ташкентского института инженеров ирригации и механизации сельского хозяйства он перешел на должность главы администрации одного из районов столицы. В 1996 году Шавкат Мирзиёев был повышен до уровня хокима (губернатора) Джизакской области. В 2001 году последовал перевод на аналогичную должность в Самарканд. Наконец, в 2003 году будущий президент стал премьер-министром республики.
В любой стране мира пост главы правительства — один из самых ключевых и значимых. Узбекистан в этом плане исключением не является. В каком плане он являлся исключением, так это в том, что при Каримове премьер-министр не имел ни права, ни возможности публично проявить свою собственную политическую индивидуальность. Посещавшие в те годы Ташкент высокопоставленные визитеры из Москвы рассказывали мне, что даже на закрытых переговорах премьер республики не мог общаться с ними на нормальном человеческом языке. Вместо этого он был обязан читать по бумажке заранее заготовленный текст.
Возможность публично раскрыть собственное «я» появилась у Шавката Мирзиёева только тогда, когда после смерти Ислама Каримова в 2016 году он стал сначала и. о. президента, а потом и всенародно избранным главой Узбекистана. Вот, например, одно из взятых мной практически наугад свежих заявлений Шавката Мирзиёева: «Мы должны удовлетворить наш народ. Непосредственно встречаться с народом. Непосредственно встречаться с людьми. Ни у кого нет права сегодня работать как вчера. Закрытость, непрозрачность, коррупция, кумовство не помогут работе... Многие хокимы городов и районов хотят это продолжить. Если они не будут удовлетворять народ, если у них ноги оторвались от земли, знайте, мы будем вынуждены всех уволить... Пока есть жизнь, мы не сможем избавиться от желаний. Но коль ты перешел на служение народу, ты должен отбросить все эти вопросы... Один неверный шаг становится кандалами на ногах, портит наш имидж, который мы завоевали, роя иглой колодец».
Многочисленные высокопарные, но обычно не подкрепленные реальными делами речи Горбачева и Ельцина создали у россиян определенный иммунитет к риторике на тему «служения народу». Но пытаясь привить узбекскому чиновничеству принципиально новую для него политическую культуру, Шавкат Мирзиёев не просто грозится «всех уволить». Он выполняет это обещание даже тогда, когда речь идет о лично близких ему людях. Когда будущий президент работал хокимом Самаркандской области, профессиональный экономист Зоир Мирзоев был у него начальником финансового управления. Через несколько лет карьера Мирзоева пошла в гору. Каримов назначил его губернатором, а уже новый президент Мирзиёев — вице-премьером по сельскому и водному хозяйству.
Многообещающая карьера находящегося в фаворе у президента вице-премьера оборвалась в октябре 2018 года. Навестив с инспекционным визитом Аккурганский район Ташкентской области, Зоир Мирзоев остался крайне не доволен качеством полива пшеницы. Стремясь преподать «нерадивым сельхозникам» урок, вице-премьер приказал шестерым из них встать в заполненный водой арык, а потом выстроиться в ряд, держа в руках тяжеленные камни. По прежним меркам узбекского чиновничества в таком поступке не было ничего постыдного и даже примечательного. Еще в советские времена начальники высокого ранга привыкли здесь не только прилюдно осыпать подчиненных проклятьями, но и самолично применять к ним, выражаясь бюрократическим языком, «меры физического воздействия». Но у истории с арыком и камнями был совсем иной финал. Когда фото инцидента попали в Интернет, Шавкат Мирзиёев со скандалом снял Мирзоева с должности.
Пробыв около года на низовой должности хокима района, Зоир Мирзоев был, правда, «политически реабилитирован»: получил назначение на пост областного губернатора. О чем это свидетельствует? Не только об отходчивости Шавката Мирзиёева и его готовности давать своим проштрафившимся подчиненным второй шанс. Это яркое проявление системной проблемы, с которой столкнулся президент Узбекистана, взяв курс на модернизацию страны, — острого дефицита квалифицированных, надежных и готовых работать по-новому управленческих кадров. Особенно это касается силовых структур, описывая нравы которых, Шавкат Мирзиёев часто не стесняется в выражениях: «Прокуроры — самые главные воры!». Два предыдущих генеральных прокурора Узбекистана сейчас, кстати, сидят. Рашиду Кадирову дали десять лет заключения за коррупцию и злоупотребление служебным положением. Ихтиёру Абдуллаеву — восемнадцать лет за организацию преступного сообщества. Интересно, что после своего ухода из прокуратуры в 2018 году и до момента своего ареста Абдуллаев больше года провел в кресле руководителя главной узбекской спецслужбы — Службы государственной безопасности.
Главной целью моей первой поездки в Узбекистан этой осенью был осмотр культурных и исторических достопримечательностей. Сказать, что они произвели на меня потрясающее впечатление — ничего не сказать. Великолепно сохранившийся средневековый город в Хиве, с его минаретами, дворцами и караван-сараями, это нечто из «Тысячи и одной ночи». Древние крепости Каракалпакии заставляют задуматься об исчезнувших цивилизациях: некоторым из этих величественных сооружений свыше двух с половиной тысяч лет. Узкие улочки традиционных кварталов Самарканда, попасть на которые можно, свернув с парадной центральной пешеходной улицы Ислама Каримова. Непередаваемая атмосфера старой Бухары, из которой было просто мучительно больно уезжать. Все это вместе взятое создало во время моей поездки ощущение бесконечного праздника.
Но это ощущение не помешало мне увидеть, как стремительно и вместе с тем непросто в Узбекистане идет процесс модернизации. С одной стороны, за три года пребывания у власти Шавката Мирзиёева сделано не просто много, а очень много. Из-за отмены многих ненужных запретов в республике совершенно по-другому дышится. Столица страны Ташкент напоминает гигантскую стройплощадку. Старинные города страны забиты иностранными туристами. С другой стороны, было заметно, насколько колоссальным является объем того, что Узбекистану только предстоит сделать. Президент Мирзиёев уже пообещал, что в недалеком будущем Узбекистан перейдет на механизированные методы сбора хлопка. Но на момент нашего визита поля были заполнены женщинами, собиравшими хлопок по старинке — вручную. Во время нашего 420-километрового автомобильного путешествия из Ургенча в Бухару иногда дорога была вполне сравнима с самыми благоустроенными шоссе мира, а иногда — с утыканной ухабами полосой препятствий.
Всю сложность задачи, стоящей сейчас перед Шавкатом Мирзиёевым, я оценил, посетив прошедшую в ноябре в Самарканде Азиатскую конференцию Международного дискуссионного клуба «Валдай». По правилам клуба я не имею права дословно цитировать, кто и что сказал. Передам поэтому лишь суть выступления известного российского эксперта, которое произвело на меня наиболее сильное впечатление. Что обычно считается конечной целью экономической модернизации? Правильно, генерирование максимально возможных темпов роста экономики. Но опыт реформ в некоторых государствах Востока показывает, что быстрый экономический рост не обязательно является ключом к улучшению общей ситуации в стране. Рост производительности труда приводит к высвобождению рабочих рук, которые пока просто нечем больше занять. Лишние рабочие руки формируют идеальную питательную среду для роста экстремистских настроений. Поэтому важно не просто гнаться за ростом экономики. Важно сочетать экономический рост с сохранением социальной стабильности.
Для Узбекистана такой осторожный и взвешенный подход является абсолютно необходимым. Вот статистика о росте населения республики: 1950 год — 6,3 миллиона; 1991 год — 20,7 миллиона; 2019 год — 33,5 миллиона. Около двух миллионов из этих людей, кстати, живут и работают в России. Ислам Каримов относился к ним очень негативно: публично называл лентяями. Шавкат Мирзиёев настроен прагматично. По словам знакомых с ситуацией российских чиновников, он понимает, что подобное положение дел на нынешнем этапе является подспорьем для поддержания в Узбекистане экономической и социальной стабильности. При Мирзиёеве отношение официального Ташкента к Москве вообще претерпело радикальное изменение. На смену свойственной эре Каримова настороженности и подчеркнутой дистанцированности пришло время восстановить тесные связи.
Впрочем, наверное, слово «восстановить» здесь не совсем уместно. Восстанавливать, по сути, нечего. Ведь то, что было в Советском Союзе, в СССР и осталось. Правильнее говорить поэтому о появлении принципиально новой основы сотрудничества России и Узбекистана. Какой именно будет эта «новая основа», пока, правда, не совсем понятно. Главная интрига отношений Москвы и Ташкента на нынешний момент — вопрос о том, войдет ли Узбекистан в пророссийский оборонный блок ОДКБ и Евразийский экономический союз. В нашей столице не скрывают своей заинтересованности в подобном развитии событий. И я такую заинтересованность понимаю и даже приветствую, но с одной очень важной оговоркой. При Каримове Узбекистан дважды входил в ОДКБ и дважды выходил из него. Предшественнику Евразийского экономического союза ЕврАзЭС «повезло» чуть больше: операция «вход-выход» в его отношении была осуществлена только один раз. Все это вместе взятое представляет собой плохой прецедент, который ни в коем случае не должен повториться.
Если возвращение самой сильной страны Центральной Азии в патронируемые Россией интеграционные структуры и состоится, причиной такого шага должно быть не желание Ташкента «сделать приятное» Москве, а осознание: такой шаг полностью соответствует национальным интересам страны. Подобное развитие событий не неизбежно, но вполне возможно. Конечно, многие вопросы — особенно в сфере безопасности — Москва и Ташкент могут решать и в рамках своих двусторонних отношений. Но когда речь заходит о вопросах экономики, эти рамки могут оказаться слишком тесными или недостаточными. Например, Узбекистан заинтересован в открытии для себя огромного российского рынка. Но Россия — член ЕАЭС. Некоторые вопросы она не может решать сама, без консультаций с другими членами экономического союза. Но не будем бежать впереди паровоза. Путин и Мирзиёев очень часто и тесно общаются. Уверен, что они смогут прийти к взаимовыгодному компромиссу.
Практически накануне отъезда скоростного поезда из Самарканда в Ташкент я вдруг узнал, что теоретически у меня есть шанс побывать в рабочем кабинете Ислама Каримова. После своего прихода на должность президента Узбекистана Шавкат Мирзиёев распорядился превратить рабочую резиденцию своего предшественника в музей, а сам пока временно разместился в здании сената. Дело уже шло к ночи, но я настолько пылал энтузиазмом, что принимающая сторона приложила все усилия: передо мной распахнулись ворота дворца «Оксарой» в центре Ташкента. В святую святых дворца я, правда, так и не попал. И в аскетичном рабочем кабинете первого президента Узбекистана, и в его не менее функциональной приемной, где много лет работал его бессменный личный секретарь, прекрасно говорящий по-узбекски Георгий Крайнов, шел монтаж экспозиции.
На следующий день аналогичная история повторилась и в Музее искусств Узбекистана. Подъехав к его зданию и уже предвкушая встречу с прекрасным, я натолкнулся на табличку на двери «закрыто на реконструкцию». Сначала я очень огорчился, но потом понял, что на самом деле мне повезло. Теперь у меня есть предлог приехать в Ташкент еще раз — приехать и увидеть в готовом виде и Музей Каримова, и Музей искусств, и возводимое сейчас Алишером Усмановым исполинских размеров здание Центра исламской цивилизации. В течение четверти века после распада СССР россияне продолжали знать, что «Ташкент — город хлебный», но этот «хлебный город» оставался для них во многом закрытым. Теперь он вновь открылся.
Читайте также: Горбачев прокомментировал свои съемки в рекламе пиццы
