И здесь, конечно, было бы уместно порассуждать, почему даже советские писатели-фронтовики, к примеру Виктор Астафьев, никогда не могли позволить услаждать свою душу воспоминаниями о количестве убитых ими немцев. Причем учтите, солдат Астафьев убивал фашистов, которые напали на его родину, а Прилепин и его батальон устроили «полный беспредел» по отношению к своим якобы «бывшим братьям», к украинцам, которые пытались (и имели на то все права) восстановить территориальную целостность своей страны.
Но все же я не смог избежать просмотра вживую интервью с Захаром Прилепиным, который, честно говоря, всегда меня отталкивал своими рассуждениями о «гниющем» капитализме и о своей приверженности ценностям коммунизма и ценности империи. В этих его рассуждениях всегда присутствовало что-то ложное, неподлинное. С одной стороны, топчет ногами гниющий капитализм, а с другой, с блеском в глазах хвастается своей популярностью в странах Запада, рассказывает о тех невиданных гонорарах, которые он там раньше получал.
Я как представитель традиционного русского просвещенного патриотизма никак не могу понять, как можно одновременно и любить Россию, и любить тех, кто откровенно уничтожал все, на чем держалась старая, настоящая дореволюционная Россия. Ведь, к примеру, патриотизм и любовь к родине Александра Солженицына заставляет его быть антисоветчиком, заставляет проклинать все очевидные преступления против русского народа, совершенные Лениным, Сталиным, вообще советской властью. А у национал-большевиков все наоборот. Любовь к собственной стране предполагает откровенный отказ от какой-либо нравственной оценки всех этих преступлений.
И поэтому национал-большевизм, который исповедует Захар Прилепин, — это какая-то трудноразрешимая загадка. Как можно совместить в своем сознании любовь к РПЦ, веру в Христа с преклонением перед марксистским коммунизмом, в основе которого лежал воинствующий атеизм — не только отрицание Бога, но и христианского «Не убий!». Как можно совместить в своей душе любовь к России и одновременно преклоняться перед большевиками, которые во имя своей коммунистической утопии убили, по разным оценкам, от 40 до 50 миллионов человек, искоренили цвет русской нации — думающую интеллигенцию, крепкого крестьянина.
И еще об одном кричащем противоречии: Прилепин во время интервью все время повторял, что смотрит на мир с высот русской классики, с высот мира, созданного Державиным, Пушкиным, Лермонтовым. И как можно соединить несоединимое: жить якобы ценностями великой русской литературы и в то же время преклоняться перед людьми — Лениным, Сталиным, — которые получали высочайшее удовлетворение от способности творить террор, от права убивать тех, кого они считали лишними на этой земле. Поистине загадка.
Конечно, причина морального срыва Захара Прилепина идет от изначальной несовместимости его внутренних ценностей, которая на самом деле убивает его как личность. Он не в состоянии осознать изначальный драматизм всей этой кровавой бойни в Донбассе, не в состоянии понять, что после этой бойни уже ничего от русского мира не останется, не в состоянии понять, что при помощи крови, насилия, убийства людей вообще ничего прочного построить невозможно. И трагедия Захара Прилепина и его бойцов состоит в том, что сейчас, когда жителям Донбасса стало ясно, что, по большому счету, они никому не нужны, тем более России, что их просто использовали в геополитической игре, они уже душой стараются уйти от всех тех ценностей, во имя которых они потеряли и нормальный быт, и нормальную человеческую жизнь, и обитают сейчас среди развалин.
На примере Прилепина мы видим, что с утратой ценностей человеческой жизни соседствуют страх перед правдой, утрата способности видеть разницу между добром и злом, утрата способности к состраданию, бедам и лишениям русских людей, через которые они прошли в страшном ХХ веке. Захар Прилепин и все те, кто исповедует национал-большевизм, не видят, что на самом деле их игра в «оргию смерти» очень приближает их к мышлению, идеологии национал-социалистов.
И Прилепину, как и всем национал-коммунистам, ничего не остается, как во имя своей идеологии говорить своим читателям и слушателям, что все оценки террора Сталина страдают преувеличениями, что якобы его, Сталина, террор по сравнению с террором «западника» Гитлера — это пустяки, что фашисты, пришедшие на нашу землю, запустили «бешеную машину смерти» и убивали «без всякого смысла» ни в чем неповинных «детей, младенцев, беременных женщин».
Согласно идеологии нынешнего национал-коммунизма, в отличие от Гитлера, Сталин убивал «со смыслом», во имя великой идеи. Но тут я не могу не сказать, что Прилепин откровенно врет, когда говорит, что безумная машина сталинского террора была не так страшна, как безумная машина гитлеровского холокоста. Захар Прилепин забыл, что только голодомор 1932–1933 годов унес 6 млн жизней. Он забыл, что миллионы детей, умиравших от голода, так же мучились, как мучились дети евреев, погибавшие в газовых камерах. И, конечно, Захар Прилепин, который вместе со своими бойцами убивал украинцев, чтобы оправдать весь ужас этой бойни, утверждает, что избежать ее было невозможно, что война между прорусским Донбассом и антирусской Западной Украиной была порождена якобы непримиримой враждой между этими двумя частями Украины. Но Прилепин почему-то забыл, что на самом деле русскоговорящие украинцы Донбасса, составляющие около 70% его населения, не всегда были прорусскими. Эти люди в 1991 году были активными сторонниками создания нэзалэжной Украины. Более 80% из них на референдуме 1 декабря 1991 года проголосовали за выход Украины из состава СССР, за отделение Украины от того, что теперь принято называть русским миром. Захар Прилепин делает вид, что не знает, что на самом деле жажда Донбасса оказаться в России появилась только после нулевых, после того как в России заработная плата и пенсии выросли почти в три раза. Практичные жители Донбасса никогда не послушались бы Бородаев и Гиркиных, не стали бы захватывать правительственные здания, если бы к этому моменту Крым уже не был присоединен к России, если бы у них не появилась вера в то, что их не обманут, а приведут в богатую, обильную Россию точно так, как привели крымчан.
И правда состоит в том, что трагедия Иловайска и Дебальцева была порождена поражением проекта, предполагающего создание Новороссии, отделившейся от Украины. Все дело в том, что идеологи «русской весны» 2014 года жили советскими мифами. Не было никогда укорененного в жизни, прочного русского мира. Русский мир был прочен только тогда, когда его окружал «железный занавес». Не украинцы, не жители Донбасса, а русские люди, проголосовав за Ельцина, за суверенитет РСФСР, отказались от русского мира. Русский мир в 1980-е разрушили низкие цены на нефть. Скачок цен на нефть в нулевые возродил у многих веру в русский мир. И неизвестно, как сложится судьба этого русского мира, если, не дай бог, Россия станет непривлекательной не только для наших бывших «братьев», но и самих русских.
Но я сейчас не об этом и не о том, кто и в какой мере несет ответственность за разрушение Донбасса, за гибель в общей сложности около 20 тысяч людей. История все расставит на свои места. Интервью Захара Прилепина привлекло мое внимание по другим причинам: оно обнаружило изначальную ущербность нынешнего «крымнашевского» патриотизма. Этот патриотизм является откровенным вызовом русской духовности, ценностям русской культуры. Он топчет христианскую идею ценности личности и человеческой жизни. Он откровенно глумится над правдой, боится ее. Дело дошло до того, что правда о преступлениях советской эпохи приравнивается к государственной измене. И встает страшный вопрос: почему этот патриотизм без любви к России, без чувства сострадания к жертвам сталинского террора, без сознания ценности человеческой жизни, патриотизм без сердца, ума и совести, в основе которого лежит ложь, стал массовым явлением?
