Что свидетельствует о нарастающей нервозности?
1. Скандалы с официальной экономической статистикой.
Понятно, что когда в экономике все хорошо, то у властей нет необходимости как-то там подправлять статистику. Другое дело, когда эта самая статистика дает «неправильные» цифры. Сегодня, к примеру, для властей совсем далекими от желаемых являются цифры по динамике реальных располагаемых денежных доходов населения. Вместо того чтобы расти согласно правительственным установкам, они падают: за I полугодие 2019 года на 1,3% в годовом выражении. Даже пересмотр методологии расчета данного показателя, «вдруг» проведенный в начале текущего года, не смог переломить эту тенденцию. Максимум, что удалось сделать в результате методологических ухищрений, это «выправить» в плюс результат по итогам 2018 года: прирост реальных доходов теперь составил за прошлый год аж 0,1%. Но ведь это же скандал, когда ради исправления показателей начинают менять методологию.
Еще одна громкая история — публикация данных Росстата о динамике промышленного производства за июнь 2019 года. Напомню: данные по промышленности в целом (+3,3%) тогда никоим образом не сошлись с данными по отдельным видам экономической деятельности, составляющим эту самую промышленность. Там чисто математически ничего не «билось». Скандал? Безусловно! Но ведь даже ничего не исправили. Таких некрасивых историй и в таком количестве в нашей статистике еще не было. Ну это ли не доказательство нервозности в верхах?
2. Пересмотр ранее принятых решений.
Когда спокойны и уверены, тогда нет необходимости пересматривать принятые решения. Но вот пример: уж, казалось бы, окончательно решили, что новая высокоскоростная железнодорожная магистраль должна пройти от Москвы до Казани. Нет, появляются предложения Минэкономразвития, что железную дорогу необходимо строить только до Владимира.
А сколько не могут определиться с решением об индивидуальном пенсионном капитале? То так решат, то по-другому, теперь нам гарантированный пенсионный продукт (ГПП) обещают. Такая неуверенность — верный признак усиливающегося беспокойства тех, кто вырабатывает подобные решения.
3. Перестраховка в подготовке мер экономической политики.
В качестве примера приведем формулировки из свеженького документа Минэкономразвития, в котором излагается видение нашим ведущим экономическим ведомством как текущей ситуации, так и прогноза на будущее. МЭР в этом документе, в частности, предлагает «дополнительные меры по повышению потенциала экономического роста». Вас ничего не смущает именно в редакции данной формулировки? Обратите внимание: речь идет не о том, как ускорить экономический рост, а только о том, как повысить потенциал этого роста. То есть, если не получится с ростом, всегда можно будет сказать, что эти меры предполагали только повышение потенциала, а то, что потом потенциал не реализовался в повышенный экономический рост, — это уже другая проблема.
Понимаю, кто-нибудь скажет, что я придираюсь, крючкотворствую. Поверьте моему опыту (я много лет проработал в правительственных структурах): все эти формулировки не случайны. Боятся ответственные товарищи, перестраховываются.
4. Разногласия, полемика между ведомствами.
Это тоже отличительная черта последнего времени — различные министерства и ведомства начинают публично спорить друг с другом. Нет, в принципе это нормально, когда есть разные точки зрения, в споре, как известно, рождается истина. Не совсем нормально другое, когда выяснение правоты происходит публично. В качестве примера таких публичных дискуссий я бы назвал спор между Минэкономразвития и Банком России по поводу того, есть ли сегодня в российской экономике «пузырь» на рынке потребительского кредитования или нет. Уже много последних месяцев спорят, все не договорятся.
5. Алармистские настроения: «Все пропало!»
Ярче всего подобные настроения проявляются у Счетной палаты РФ. В частности, известна позиция ведомства Алексея Кудрина по поводу того, как плохо обстоят дела с реализацией национальных проектов. Счетную палату понять можно. Когда будут подводить итоги провальных нацпроектов, всегда можно будет сказать: «А мы предупреждали».
Итак, нервозность налицо. А почему, собственно говоря? Что волнует правительственных экономистов? Причин опять же несколько.
Во-первых, они, похоже, не очень-то и понимают, что происходит. Если бы все правильно понимали, то вряд ли экономика находилась бы в состоянии «около нуля». Если бы все правильно понимали, то опять же вряд ли бы приняли, к примеру, решение о повышении пенсионного возраста. И повышать ставку налога на добавленную стоимость (НДС) с 18% до 20% тоже не стали бы с 1 января 2019 года. Как показывают бюджетные итоги I полугодия 2019 года (профицит федерального бюджета за этот период составил огромную сумму — 1,7 трлн рублей), никакой срочной экономической необходимости ни в повышении пенсионного возраста, ни в увеличении ставки НДС не было.
Во-вторых, до них все больше начинает доходить, что главные экономические цели, которые должны быть достигнуты в 2024 году, являются нереалистичными. Россия не войдет в пятерку крупнейших экономик мира, обеспечив темпы роста своего ВВП выше общемировых. Обеспечение устойчивого роста численности населения Российской Федерации при нынешних-то нарастающих темпах естественной убыли населения тоже не состоится. Также фантастическим сценарием представляется снижение к 2024 году в два раза уровня бедности в стране и тесно связанная с этим задача устойчивого естественного роста реальных доходов граждан.
Естественно, сегодня никто из правительственных чиновников не признается, что все эти цели недостижимы. Но понимание данного факта есть, оно нарастает, оно заставляет волноваться.
В-третьих, в правительственных экономических кругах есть понимание того, что санкции — это надолго. Во всяком случае сегодня и Минэкономразвития, и Банк России в своих прогнозных документах исходят именно из этого. Мало того, санкции против России будут усиливаться, а их негативное влияние на российскую экономику, соответственно, — только нарастать.
Это только на словах чиновники рассказывают о благотворном влиянии санкций. На деле же, конечно, негатива от всех этих ограничений гораздо больше. Но фактор санкций для правительственных экономистов неприятен вдвойне, потому что об их негативном влиянии они попросту боятся говорить политическому руководству страны. Боятся-то боятся, но все понимают. Ну как тут не нервничать?!
В-четвертых, есть понимание, что совсем некстати приближается глобальный экономический кризис, а российская экономика по-прежнему уязвима. Прежде всего она критично зависима от уровня мировых цен на нефть, газ и другие товары нашего экспорта. Начнется мировой кризис — последует снижение спроса на сырье — будет падение сырьевых цен. И противостоять всему этому российская экономика никак не сможет, потому что она очень небольшая в мировом масштабе и потому уязвима. Согласитесь, занервничаешь тут, когда все понимаешь, но ничего сделать не можешь.
Не эфемерна ли угроза глобального кризиса? Тут важно понимать: «пузыри» в мировой экономике сформировались (на американском фондовом рынке, например), торговая война между США и Китаем, способная стать «спусковым крючком» кризиса, только усиливается. Эту проблему наши правительственные экономисты тоже видят и признают.
Согласитесь, что вышеперечисленного более чем достаточно для того, чтобы поволноваться за перспективы экономического развития страны. За провалы ростом ВВП и нацпроектами ведь могут и спросить.
Ну а нам-то чего делать? Тоже волноваться? Понятно, что абсолютно спокойными оставаться трудно, когда понимаешь, чем чревата нервозность в верхах. Разве что стоит призвать правительственных экономистов быть более профессиональными и ответственными. Ну и прислушиваться к независимым экспертным оценкам.
И еще. Я бы призвал правительственных экономистов, высокопарно выражаясь, к их профессиональной совести. Не надо бояться объяснять руководству страны и ее гражданам экономические последствия тех или иных решений. Понимаю: карьерные интересы заставляют быть сдержанными. Но как раз волнений подобного рода должно быть меньше. Тогда, глядишь, и за экономику станет спокойнее.
Читайте также: Почему россияне все больше боятся ближайшего будущего
