Но 31 августа 1994 года завершился вывод советских войск с территории Прибалтики. Войска выходили из Латвии и Эстонии — из Литвы они ушли на год раньше. Первоначально планировалось завершить этот процесс только в 1999 году. Почему войска были выведены досрочно и как России удалось сохранить на 6 лет РЛС в Скрунде, нам рассказал глава Государственной делегации на переговорах с Латвией, чрезвычайный и полномочный посол Сергей ЗОТОВ.
«Сережа, верни нам пансионат в Юрмале!»
— Сергей Сергеевич, вы — дипломат старой советской школы. К моменту распада Союза, вероятно, уже имели большой опыт?
— Я работал во Франции — 2-м секретарем, советником по культуре. Работал в мидовском «мозговом центре» — Управлении оценок и планирования. Потом стал первым заместителем руководителя Департамента европейской безопасности. Участвовал в подготовке Хельсинкского заключительного акта.
— И вот Союза не стало. Что происходило в тот период с нашей дипломатией?
— Когда распался Советский Союз, мы все должны были уволиться. Потом нас, каждого по отдельности, зачисляли в Министерство иностранных дел РФ. Нашим министром стал бывший глава МИД РСФСР Андрей Козырев. Получилось так, что маленький российский МИД проглотил МИД СССР — с его огромным потенциалом, великолепной советской дипломатической школой, где были звезды, блестящие дипломаты, творившие чудеса… В руководство МИДа пришли, как у нас шутили, «бородатые партизаны», которые никогда не работали на дипломатическом поприще. Первым замом стал Федор Шелов-Коведяев, помощник Галины Старовойтовой.
— Нормально сработались?
— Вот что произошло в первую же мою поездку в Ригу в качестве главы государственной делегации, которая была создана указом Ельцина в 1992 году. Он как замминистра поехал меня представлять. У меня были инструкции президента: требовать возврата всех захваченных националистами Домов отдыха, баз, санаториев, которые были построены на средства работников предприятий, профсоюзов. Это не была советская собственность, поэтому она никак не подлежала захвату и национализации. А Шелов-Коведяев говорит латышам: «Все, что вы захватили, — ваше. Вы только верните Дом отдыха, который принадлежит Гостелерадио. Это нам поможет развернуть кампанию против красно-коричневых». По сути это была попытка подкупа журналистов. И как после этого я должен был требовать возврата нашего имущества?.. А они ему тут же говорят: «Хорошо, мы решим вопрос положительно. А вы нам передайте архивы КГБ в Латвии».
— Передали?
— Нет.
— Дом отдыха-то хоть вернули?
— Нет, конечно. У меня был друг — директор завода имени Хруничева. У них в Юрмале был пансионат. Он просит: «Сережа, ну верни нам пансионат, это же незаконно! Это собственность рабочих, профсоюза». Но мы после такого захода нашего замминистра ничего не смогли вернуть. Наши либералы стояли на том, что речь идет о нарушенной государственности Прибалтийских стран. Хотя формально они были республиками СССР, и речь должна была идти о цивилизованном «разводе».
— А в чем разница?
— Если речь идет о восстановлении их государственности, то, по мнению латвийских националистов, все, что произошло после 1940 года, должно быть «исправлено». То есть все, кто оказался на территории Латвии после 1940 года, являются «оккупантами». И весь период пребывания Латвии в СССР — это «оккупация». Все, кто не относился к «коренному» населению Латвии, стали лицами без гражданства. Без права голосовать и быть избранными, приватизировать жилье… А такие люди составляли половину населения.
«Они добивались унижения России»
— Но Россия как-то ставила вопрос о соблюдении прав русскоязычного населения?
— Пока там стояли войска, я считал, что смогу этого добиться. В наших директивах, которые подписывал Ельцин, прямо стояла задача: «защита прав русскоязычного населения». Чтобы заставить их считаться с русскоязычным населением, нужны были какие-то рычаги давления. Мы ставили эти вопросы с первых же дней. А нам говорили: «Нет, кто приехал после 1940 года, — все вон. Их дети и внуки — тоже». Вот как стоял вопрос: «чемодан, вокзал, Россия».
— Главной вашей задачей, насколько я понимаю, было договориться о выводе войск. Какие сроки изначально ставились?
— 27 декабря 1991 года Ельцин принял председателя Верховного совета Латвии Горбунова и сказал, что мы сможем вывести войска в течение 7 лет. Это позволяло спокойно обустроить новые места дислокации и решить все вопросы, связанные с выводом 60-тысячной группировки. Необходимо было также решить вопрос о социальной защищенности военных пенсионеров. Их с семьями было около 100 тысяч. И Россия хотела сохранить за собой три стратегических объекта: радиолокационную станцию предупреждения о ракетном нападении в Скрунде, центр слежения за космическими объектами (разведцентр ГРУ) в Вентспилсе и базу подводных лодок в Лиепае.
— А как 7 лет превратились в два года?
— Клинтон тогда прямо поставил вопрос перед Ельциным: мы экономическую помощь вам ограничим — и возобновим только тогда, когда вы ускорите вывод своих войск из Прибалтики.
Я веду переговоры исходя из этого срока — 7 лет. За 7 лет я могу добиться очень многого. Но министр Козырев внушает Ельцину, что надо немедленно сократить срок вывода войск. И в очередной свой заезд в США, где на него оказывается давление, Ельцин объявляет, что срок вывода войск сокращается на 5 лет. Телеграмму об этом Козырев мне прислал прямо с борта самолета. Теперь вместо 1999 года — конец 1994-го.
Я думаю, как минимизировать ущерб. Пишу бумагу, в которой доказываю, что такие огромные уступки с нашей стороны мы должны чем-то обусловить. Первым пунктом было решение вопроса о статусе русскоязычного населения. Эта бумага пошла и министру, и президенту. Ельцин ее одобрил. Но буквально через две недели Козырев делает заявление, что никакой связи между выводом войск и правами русскоязычного населения нет. Это было подло. Это как если бы у тебя в бою вырвали из рук автомат…
На следующем раунде переговоров в сентябре 1992 года я делаю заявление: «Да, мы готовы сократить срок вывода на 5 лет, но при условии пакетного решения всех вопросов. В том числе защиты прав военных пенсионеров и решения проблемы стратегических объектов, которые мы хотим оставить на временной основе и после вывода войск». Это была сенсация. Наши партнеры по переговорам были взбешены. Они тут же приняли в парламенте решение, что вывод войск будет осуществляться по графику, составленному парламентом и правительством Латвии. Но сами поняли, что это чушь собачья.
— Как на это реагировал министр Козырев?
— Козырев развивает бурную деятельность, чтобы подорвать нашу переговорную позицию. Посылает в регион своих эмиссаров, которые говорят, что Зотов превышает полномочия. Это делается за спиной госделегации. Вы можете представить себе уровень предательства? Мы были между двух огней. Против нас действовали западные спецслужбы и «мозговые центры», которые хотели, чтобы РФ была унижена и вывела войска на позорных условиях. А с нашей стороны действовал человек, который фактически был агентом Госдепа США.
— Это в наше время серьезное обвинение.
— Я вам расскажу одну сенсацию. В то время жена Козырева находилась в США и жила на средства американского Конгресса. Эти сведения абсолютно достоверны. Период Козырева — это самый позорный период в работе МИДа. Он торопился выполнить любые пожелания американцев, не прося ничего взамен. Ни ответных уступок, ни гарантий. Они уверяли, что за это на Россию прольется дождь из миллиардов долларов. Будет план Маршалла для РФ. Называли цифры — 40 миллиардов. Но ничего не получили.
«Вы хотите, чтобы в Латвию прилетела «стая лебедей»?»
— Козырев был вашим начальником. Как же вы могли действовать против его линии?
— Я действовал не против его линии, а исполнял директивы президента РФ. Это Козырев подставлял президента своей проамериканской линией. Я был назначен указом президента и в первую очередь подчинялся ему. Козырев не мог меня устранить. Поэтому он вел закулисную борьбу с нашей делегацией.
Я считал, что надо отстаивать интересы России до конца. Рычагом, на который я давил, были сроки вывода войск. Они имели капитальное значение для латвийских партнеров. Они мне говорят: «Давайте сделаем так, что это будет не конец 1994 года, а хотя бы осень». Я отвечаю: «Мы согласны завершить вывод войск к 1 сентября 1994 года, но у нас есть условия». Условия: мы подписываем соглашение о военных пенсионерах и о сохранении на территории Латвии на 10 лет РЛС в Скрунде. Причем я уже был готов отказаться от базы подводных лодок и от разведцентра в Вентспилсе ради сохранения этого объекта.
— Почему он был так важен?
— Система предупреждения о ракетном нападении (СПРН) фиксировала запуск ракеты в любой точке земного шара, показывала ее траекторию, поражаемую цель и выдавала координаты для всей нашей глобальной системы ПРО, включая подводные лодки в Мировом океане и космические средства. По периметру СССР была создана единая цепь из 9 РЛС системы СПРН. После распада страны 6 станций оказались за пределами территории РФ. РЛС в Скрунде находилась на самом опасном для нас участке потенциального ракетного удара. Надо было сохранить ее хотя бы на 4 года, пока будут созданы дублирующие системы.
— Латвийская сторона не хотела оставлять эту РЛС?
— Латвийская сторона заявляла, что не допустит военных баз на своей территории. Симпатизирующие нам люди из правительства Латвии говорили: «Вам ничего не удастся добиться в Скрунде, потому что американцы дали команду, чтобы эта станция замолчала». Мой товарищ, представитель при НАТО в Брюсселе, рассказал: «Ко мне подходили натовские генералы и говорили: «Ваш посол сумасшедший? Он рассчитывает сохранить эту РЛС? Мы не дадим ему такой возможности». Министр Козырев был категорически против сохранения РЛС в Скрунде, действуя по команде из Вашингтона.
— Он продолжал вставлять вам палки в колеса?
— Латвийские партнеры тут же пожаловались ему на меня. Козырев дает поручение своему заму, тот вызывает посла Латвии и заявляет, что «позиция посла Зотова не соответствует нашим установкам, не отражает мнение демократических сил страны, это его личная позиция, мы готовы отделить вопрос вывода войск от сохранения объекта в Скрунде».
Сами подумайте: если войска ушли, кто же нам оставит эту РЛС? Я как профессиональный дипломат вижу единственный вариант: играть на сроках вывода войск. Говорю латвийской стороне: «Вы понимаете, что в РФ есть парламент, там сильные прокоммунистические настроения. Вы хотите, чтобы было, как в Молдавии, куда прилетел генерал Лебедь? Хотите, чтобы в Латвию прилетела «стая лебедей»?..»
— После этого они сдались?
— Они еще сделали последнюю попытку закрыть обсуждение вопроса, выдвинув нам ультиматум. Охрана РЛС — латвийская, контрольно-пропускные пункты, пропуска, выданные латвийскими властями. Никаких надписей на русском языке, флагов. Таможенный контроль всего, что ввозится. Список всего вооружения, с номерами пистолетов у офицеров. А самое главное — проведение инспекций в любое время суток. Они думали, что это будет для нас неприемлемо. На «похороны» переговоров по РЛС пригласили множество журналистов. Все мои коллеги не хотели это даже обсуждать. Но я взял всю ответственность на себя.
И вот открывается дверь, в зал переговоров входит латвийская делегация. Я говорю: «Мы согласны обсуждать ваши предложения. Более того, я предлагаю усилить вопрос инспекций. Вы хотите, чтобы деятельность этого российского военного учреждения была прозрачной. Вы боитесь, что там могут готовиться какие-то противоправные действия против вашего правительства? Я вам предлагаю международные инспекции в рамках СБСЕ».
— А что это нам дало?
— Тем самым я отстранял от участия в инспекциях всех этих оголтелых националистов, депутатов, которые лично участвовали в захвате наших зданий. А инспекции СБСЕ проводятся четко по регламенту, о них заранее предупреждают, и там действует правило консенсуса — мы могли заблокировать то, что нам не нравилось. Вот так мы и договорились, что РЛС функционирует до 31 августа 1998 года, потом два года дается на ее демонтаж. Соглашение было парафировано главами госделегаций 16 марта 1994 года.
— Расходы по демонтажу возлагались на РФ?
— Там тоже была история, как я заставил американцев оплатить демонтаж недостроенного 10-этажного здания в Скрунде, за который по соглашению должны были платить мы.
В июне 1994 года планировался первый визит в Латвию президента США Билла Клинтона. Демонтаж здания как одного из символов «советского присутствия» мы должны были выполнить к его визиту. Это имело символическое значение: Клинтон должен был прибыть как «освободитель» Прибалтики.
С латвийской стороны наши переговоры курировал Валдис Биркавс (премьер-министр, потом министр иностранных дел Латвии). Я прихожу к нему и говорю: «Дорогой коллега, я тебя подвел. Понимаю, что для вас это важно, у вас выборы. Мы не отказываемся, но у нас сейчас нет денег. К визиту Клинтона взорвать здание мы не успеем». Для него это был шок: «А есть ли решение?» — «Обратитесь к американцам, они с удовольствием дадут вам деньги».
В Москве я приглашаю на Смоленскую площадь временного поверенного в делах США Джудит Манделл. Говорю: «Мы знаем, как это для вас важно, — предстоит визит президента Клинтона. Но у нас — сложности с финансами. Наверно, можно найти решение?» Она говорит: «Конечно! Сколько вам нужно?» — «10 миллионов долларов для демонтажа здания и взрывных работ. Но не нам, а латвийской стороне». — «Господин посол, вы настоящий друг Америки! Спасибо за подсказку. Этот визит будет историческим!» Через неделю она мне позвонила: «Все в порядке, деньги выделены».
Так я сохранил для нашей страны 10 миллионов долларов. И еще удалось сэкономить на аренде за пользование земельным участком. Они ведь сначала требовали 400 миллионов долларов в год. А я предложил 2, потом 4 миллиона. В итоге они согласились на 5. В этом вопросе мы тоже проявили твердость, которая себя оправдала.
Как посла не пустили в бассейн, а Псковская воздушно-десантная дивизия была приведена в боевую готовность
— Наверное, в сегодняшних реалиях трудно понять: в чем же была наша победа? РЛС демонтировали, войска выводили…
— В том, что мы договорились о достойных для России условиях. Мы выводили войска так, как это было запрограммировано Генштабом. Подписали помимо основного договора об условиях вывода войск соглашение о социальной защищенности военных пенсионеров, о правовом статусе выводимых военнослужащих. Ситуация ведь была очень сложная. Латыши задерживали, арестовывали наших солдат, обстреливали наши машины, отключали от электричества военные городки. Продолжался захват российской собственности. Например, 13 судов, которые были в аренде у Рижского пароходства, взяли и захватили по-пиратски. И все это на фоне предательской «партизанской» возни министра Козырева за спиной госделегации.
— То есть он никак не успокаивался?
— Вот смотрите. Уже 1993 год. Мы уже вывели 40 тысяч войск из 60. Начали редактировать соглашение об РЛС в Скрунде. Все идет своим чередом. И что происходит? Козырев посылает в Ригу своего эмиссара, который за моей спиной, за спиной госделегации говорит: «Не надо никаких договоров, никаких соглашений. Мы выведем войска на основании меморандума. Как это было в Литве. Давайте организуем встречу вашего президента Ульманиса с Ельциным до конца 1993 года, подпишем меморандум».
— Что значит «на основании меморандума?»
— Это значит — просто подписать бумажку, что между сторонами урегулированы все проблемы, российские войска выходят, все хлопают в ладоши, и никаких обязательств латвийская сторона не несет.
Несколько раз меня Козырев с командой ставили в такое сложное положение, и тогда я обращался к президенту напрямую. Когда в январе 1993 года Костиков озвучил заявление Ельцина о нарушении прав человека в Латвии, Козырев поручил вызвать посла Латвии и заявить ему, что это не позиция президента, а позиция его пресс-секретаря Костикова.
— Вертели Ельциным как хотели.
— Представляете, до чего доходило… Ельцин направляет Генсеку ООН обращение, привлекая внимание к положению с правами человека в Латвии, и просит его направить туда эмиссара. Генсек ООН направляет в Ригу своего эмиссара. Этот человек приходит в российское посольство, где ему говорят: «А у нас нет никакой информации о нарушениях прав человека». Эмиссар, оплеванный, возвращается в Нью-Йорк. Вызывает Юрия Михайловича Воронцова, нашего представителя в ООН. И говорит: «Как же так?! Ваш президент обращается к Генсеку ООН, я еду в Ригу. А в посольстве говорят, что у них нет сведений о нарушении прав человека в Латвии».
— Посол проводил «линию Козырева»?
— Посол был ставленником Козырева. Наше посольство в Латвии не участвовало во всех этих переговорах. Оно не знало тематики, не содействовало в решении вопросов. Латвийский же посол от корочки до корочки знал каждый документ. Воронцов шлет зубодробительную телеграмму в адрес Козырева: «Опозорили президента». Никакой реакции. Вот такие были времена. Наше посольство не направило ни одной ноты протеста ни по одному инциденту противоправных действий против наших военнослужащих: там были аресты, обстрелы машин, нападения на городки… Единственная нота была по поводу того, что посла не пустили в бассейн, который был оцеплен «земессаргами» (латвийские отряды самообороны).
— Почему же они не пустили посла в бассейн?
— Они хотели захватить этот объект, принадлежавший нашим Вооруженным силам. И арестовали двух наших генералов. Представляете, какой скандал? А я в это время как раз прилетаю, и мне на аэродроме командующий Северо-Западной группы войск докладывает: «Арестованы два наших генерала и в наручниках увезены в неизвестном направлении». Я отказываюсь начинать переговоры и перед журналистами делаю заявление о том, что по согласованию с министром обороны РФ расположенная по соседству Псковская Воздушно-десантная дивизия приведена в боевую готовность. Требую немедленного освобождения генералов и принесения извинений. После этого еду в свою резиденцию.
Вечером мне принесли извинения и генералов выпустили. А правительство Латвии сделало заявление: «Наша страна оказалась на грани военного конфликта с Россией из-за самоуправства «земессаргов». Правительство действительно не было в этом замешано: это была инициатива местных властей.
— По какой причине вам все же не удалось добиться защиты прав русскоязычного населения Латвии?
— Мы сделали многое, но не все. Помешало предательство собственного руководства. Мы привлекли к проблеме нарушения прав человека в Латвии мировое сообщество. Представители Запада заверяли меня, что после вывода войск они поддержат требования России в решении вопроса прав русскоязычного населения в Латвии. И что вы думаете? Козырев и его окружение не простили Госделегации ее излишней самостоятельности. В 1995 году, через несколько месяцев после вывода войск, на пике эффективности Госделегации Ельцину подсовывается указ о ее расформировании как выполнившей свою миссию. Так был уничтожен механизм, позволявший отстаивать права человека в Прибалтике.
