В абхазском раю вновь гремят выстрелы и взрывы. Но на этот раз жертвы — русские. 26 января скончался московский бизнесмен Михаил Еваленко. Еваленко был гражданином России, но долго жил в Абхазии, имел там дом. 15 января в поселке Лдзаа Гагрского района взорвался принадлежавший ему автомобиль Audi — злоумышленники заложили пакет со взрывчаткой между лобовым стеклом и капотом машины. Еваленко попытался извлечь пакет, произошел взрыв, бизнесмен получил тяжелые ранения и позднее скончался в московской больнице. Бывшая жена предпринимателя, мать его детей Эльвира Агурбаш, утверждает, что бизнеса в Абхазии у него не было. Однако наш абхазский источник сообщил, что Еваленко все же планировал начать там свое дело, консультировался с местными влиятельными людьми, проводил какие-то встречи, налаживал контакты. К тому же он ездил на хорошей машине. «Я его предупреждал: «Ты доиграешься!» — рассказал мой абхазский собеседник. По его мнению, хорошая машина у чужака автоматически переводит его в Абхазии в группу риска.
За день до покушения на Еваленко в селе Тамыш Очамчирского района был убит 41-летний Михаил Маслов, который пять лет назад переехал с семьей на черноморское побережье из Костромы. Убийцы Маслова уже найдены и арестованы, ими оказались местные жители. Действовали они с целью ограбления. Так что списать по обыкновению это преступление на провокационные действия неких «грузинских диверсионных групп» у абхазских властей вряд ли получится.
Такие случаи в Абхазии вовсе не редкость. Некоторые преступления против россиян вызывали громкий резонанс, привлекали всеобщее внимание. Такие, например, как убийство российского дипломата Дмитрия Вишернева и его жены Ольги. Или жуткая история бизнесмена Сергея Клемантовича и его спутницы Ольги Скаредновой, чьи тела более года пролежали на дне сельского колодца. Организатором последнего преступления, между прочим, оказался депутат местного парламента. Эти преступления считаются раскрытыми. А есть истории менее громкие, потому что жертвами преступников становились простые люди. Есть, я подозреваю, и случаи вовсе не известные. Никто ведь точно не знает, что творилось в Абхазии с момента окончания войны и до того, как Москва при Путине вновь обратила на нее свой имперский взор. Это во многом была терра инкогнита, закрытая территория.
«Список Панова»
Михаил Панов, предприниматель из подмосковного Одинцова, еще не понимает, что ему сказочно повезло: его в Абхазии не убили и не похитили. Бывший военный, в лихие 90-е с нуля создавший собственный строительный бизнес, Михаил Михайлович человек старой закалки. Советский, можно сказать, человек. Один из его любимых фильмов «Коммунист» Юлия Райзмана. «Я считаю, что в нынешней жизни бизнесмен должен обладать такими же качествами, как и герой этого фильма, — говорит Панов. — Не предавать свои принципы, первым «встать из окопа» и повести за собой людей».
Вот и теперь Михаил Михайлович отступать не намерен:
— Американский президент Трамп хочет построить стену на границе с Мексикой. А я требую, чтобы был построен забор на российско-абхазской границе. И чтобы на нем висело объявление от имени правительства и МИД России, предупреждение всем российским гражданам, едущим в Абхазию. «Уважаемые россияне, сообщаем вам, что вы въезжаете на территорию, на которой не действуют законы, а власти РФ вас там защитить не смогут. Берегите себя и своих близких».
Подмосковный предприниматель требует вернуть ему захваченное в Абхазии предприятие. В 2015 году он запустил в селе Лыхны Гудаутского района завод по изготовлению пластиковых труб, который до сих пор является единственным работающим в республике крупным производством. Но самого Панова на завод больше не пускают, там теперь хозяйничают другие люди. Он говорит, что дело не в потерянных деньгах, хотя бизнесмен вложил в строительство, по его подсчетам, более ста миллионов рублей. Это дело принципа. Поэтому сегодня он создает общественную организацию, которая будет вести два списка: первый — это пострадавшие в Абхазии россияне, и второй — список рейдеров, «бандитствующих элементов», а также чиновников, которые своим бездействием поощряют преступников.
Мы сидим с Пановым в московском кафе, и я пытаюсь понять, чего он хочет добиться. Вернуть предприятие? Получить компенсацию? Заставить Россию отказаться от партнерства с Абхазией? Наказать виновных?
— Российское государство будет вынуждено ответить на наши вопросы! — уверен бизнесмен. — Я глубоко сожалею, что вообще оказался в Абхазии. Но эта ошибка изменила мое отношение к жизни. Я понял, что мало просто хорошо делать свою работу. Надо иметь гражданскую позицию. Я хочу предупредить людей, чтобы больше никто не оказался в моем положении.
Дело труба
Панов — бизнесмен с большим опытом. Более 25 лет он владеет успешной строительной фирмой в Подмосковье. И уже давно он установил для себя твердое правило: работать всегда в одиночку, без партнеров. Чтобы вся прибыль оставалась на предприятии и вкладывалась в его развитие, а не распылялась между партнерами. До сих пор эта практика себя оправдывала. Поэтому когда один из его сотрудников, генерал на пенсии Александр Иванов, предложил Панову начать в Абхазии производство пластиковых труб, он сразу поставил условие: никаких СП, никакого долевого участия. Только предприятие со 100%-м российским капиталом, с одним собственником.
И абхазская сторона на эти условия согласилась. Собственно, у нее и не было другого выхода. За годы независимого существования коммунальное хозяйство Абхазии пришло в полный упадок, канализация, системы водоснабжения походили на ржавое решето. Москва была согласна выделить деньги на ремонт, но на условиях строгой отчетности. Если раньше Россия ежегодно вбухивала в братскую республику миллиарды, как в черную дыру, то теперь деньги из российского бюджета выделяются в рамках инвестиционной программы, задача которой развитие реального сектора экономики. Эти деньги необходимо освоить и по ним отчитаться. Неосвоенные средства возвращаются в российскую казну.
Товарищ Панова в прошлом занимал большой пост в Минобороны, был начальником тыла ракетных войск. Он хорошо ориентировался в абхазских делах. Среди объектов, которые он курировал по службе, был санаторий РВСН (ракетных войск стратегического назначения) в Сухуми. Поэтому он был хорошо знаком с директором этого санатория Саидом Николаевичем Лакобой, сыгравшим впоследствии ключевую роль во всей этой истории.
— Почему вы вообще решили работать в Абхазии? — пытаюсь я понять мотивы Панова. — Вы раньше слышали что-то о проблемах, с которыми сталкиваются там иностранные инвесторы? Понимали, чем рискуете?
— Я, конечно, слышал о каких-то историях. Но думал, что меня это не коснется: я был единоличным собственником предприятия и гарантии мне давал сам президент Анкваб… Мой товарищ представил мне надежных, уважаемых в Абхазии людей, с которыми я мог там сотрудничать, опираться на их авторитет и связи.
Такими людьми оказались уже упомянутый Саид Лакоба, ранее судимый в России за хищение бюджетных денег, и Роман Шотович Герия — человек с боевым прошлым, герой Абхазии. Во время войны Герия командовал танком, а потом близко дружил с президентом Анквабом и даже был ранен во время одного из покушений на него. Лакоба и Герия представили Панова Анквабу.
— Он мне сказал: «Пожалуйста, доведите свое дело до конца. До сих пор ни у кого из российских предпринимателей здесь ничего не вышло». Я дал ему обещание запустить предприятие. Он дал мне понять, что все будет нормально. Я воспринял его слова как гарантии, данные на таком высоком уровне. Земля под строительство была взята в аренду на 25 лет. Я специально брал землю муниципальную. Чтобы не всплыли вдруг бывшие собственники со своими претензиями. Это была голая земля, полностью свободная от построек, государственная.
— Но вы же, наверно, понимали, что Лакоба и Герия помогают вам не просто так, у них есть какой-то свой интерес. Теперь они говорят: «Мы все ему организовали».
— Когда я начинаю дело, я обычно сразу спрашиваю: у кого какие интересы? Так и тут. Когда мы с ними впервые встретились, я задал им этот вопрос. Герия сказал: мне нужна хорошая работа. Я принял его на работу в качестве главного инженера предприятия. Он был наемным работником и получал зарплату. Лакоба сказал: «Я хочу продавать трубы». Мы с ним заключили договор на оказание дилерских услуг. На предприятии он был вообще никем.
— Но они, вероятно, рассчитывали на что-то большее? Хотели быть соучредителями, совладельцами? Иметь свою долю? — пытаюсь я разобраться в ситуации.
— Если бы мне сразу сказали, что хотя бы один процент должен принадлежать кому-то еще, я тут же повернулся бы и ушел, — говорит Панов. — Потому что это не соответствует моим принципам. Я организовал предприятие российское на 100%. Никаких других собственников, кроме меня, там нет. И они не вложили туда ни одного рубля. Я построил завод полностью на свои деньги.
Панов зарегистрировал в Абхазии ООО «СПС-Кавказ». Проект был экономически обоснованным: до сих пор ближайший завод по производству труб находился в Ростове. В дальнейшем планировалось расширение ассортимента выпускаемых товаров: ящики для мандаринов, упаковка, посуда. Республика получала рабочие места, налоги. Перспективы были заманчивые.
Всем спасибо, все свободны
Летом 2015 года завод заработал. И почти сразу начались проблемы. Источником проблем стал Саид Лакоба.
— По дилерскому договору, который мы заключили с Лакобой, он должен был иметь свою структуру для реализации труб, должен был иметь свой офис. Схема такая: он берет у меня трубы с 15%-й скидкой, а продает по той цене, по которой сможет. И за счет этой разницы в цене работает. Ко мне деньги должны поступать по безналичному расчету. Он же хотел постоянно находиться на заводе.
Получалось, что на заводе сидит посторонний человек и торгует чужой продукцией. Это Панова совсем не устраивало. И второе условие у него было — право продавать трубы прямо с завода в небольших объемах. Например, приходит кто-то из местных жителей и говорит, что хочет купить 30 метров трубы, не в Сухум же его посылать. А все заказы больших объемов — только через дилерскую сеть Лакобы. Так было прописано в договоре.
Еще компаньоны сказали Панову, что надо будет платить взятки чиновникам. От чиновника зависит, как будут распределяться подряды по программе реконструкции коммунального хозяйства. Могут купить трубы у тебя, а могут у твоего конкурента. Но Михаил Михайлович отказался вступать с кем-либо в коррупционные отношения. Он сказал Герия и Лакобе: «У вас есть прибыль от продажи труб. За счет нее и решайте все вопросы».
Напряжение постепенно росло. Изначально абхазские партнеры поставили условие, что на предприятии должны работать местные жители. Панов не возражал. Он ведь не знал, что Лыхны — родовое село абхазского рода Лакоба. И то, что почти все работники завода оказались родственниками главных фигурантов этого дела, стало для него большим сюрпризом. Должности гендиректора, главного бухгалтера и кассира оставались за Пановым — он поставил на них своих людей. Но на заводе явно что-то происходило. Чувствуя, что теряет контроль над предприятием, Панов привез из России двух охранников. И потребовал от Герия уволить двух охранников местных. Герия отказался. Тогда Панов совершает роковой шаг — увольняет самого Герия. Предоставим слово танкисту: «На следующий день он пошел в банк, закрыл все договора, все счета и говорит мне: ты уволен, — рассказывает Герия. — Михаил Михайлович, говорю, с вами все в порядке? Может, с головой что-то не так? У нас договора на 100 миллионов, вы срываете нам инвестпрограмму!»
— Я просто попросил Герия наконец определиться, в какой организации он работает, — объясняет Панов. — Если у меня, то надо защищать интересы моего предприятия. Если у Лакобы — то надо с завода уволиться. Это логично?
Но у Абхазии своя логика. Поэтому вскоре завод был захвачен толпой местных жителей, среди которых был сотрудник милиции с табельным оружием. Людей Панова посадили в машину, вывезли на границу и выставили из Абхазии, предупредив, чтобы больше не возвращались. А самому Панову сказали: «Это наша земля, и все на ней тоже наше. Уезжай — или убьем».
«Вы богатый человек, но духовно вы нищий человек! — сказал ему на прощание один из компаньонов, Саид Лакоба. — Вы народ оскорбили. Абхазский народ!»
Завод по-прежнему формально принадлежит Панову. Но попасть он на него не может. Распоряжаются там Лакоба и Герия. Вся деятельность предприятия осуществляется через дилерскую фирму Лакобы. В ней числятся все его работники. Летом прошлого года руководство Абхазии предложило Панову продать предприятие. Он говорит, что согласен продать предприятие правительству Абхазии. Но он также готов демонтировать и вывезти завод или порезать его на металлолом и таким образом освободить священную абхазскую землю и вернуть ее народу в полной сохранности. Выбор за абхазской стороной. Парадокс в том, что отобранный у российского собственника завод продолжает работать на средства российской же инвестиционной программы, то есть госбюджета РФ.
Казус Варова
Но сюжет с Пановым — это лайт-вариант истории о приключениях российского инвестора в Абхазии. Я так подробно остановилась на нем, потому что это действительно крупнейший российский инвестиционный проект в республике. А в сфере реальной экономики, возможно, и единственный. Но бывает и покруче. Наглядный пример — история екатеринбуржца Игоря Варова, в 2004 году открывшего в Гаграх самый большой торговый комплекс в Абхазии — «Континент», площадью более двух тысяч квадратных метров. В нем работало около 130 человек, однако с июня 2014 года комплекс закрыт. Причина для Абхазии традиционная: конфликт между российским инвестором и абхазскими соучредителями.
Эпопея с «Континентом» длилась много лет, и некоторых ее фигурантов уже нет в живых. Например, Джофика Чанба, который в 2002 году вместе с крупным абхазским чиновником Геннадием Гагулия (занимал разные посты, трижды был премьер-министром) обратился к жившему тогда в Сочи Варову с просьбой помочь восстановить здание бывшего универсама «Гагра» и открыть в нем супермаркет. Нет и самого Гагулия (он погиб в прошлом году). Умер президент Сергей Багапш, связанный с семьей Чанба узами родства, который также принимал участие в этой истории.
Схема обычная: российский бизнесмен получает от абхазских партнеров заманчивое, как ему кажется, предложение. Создается СП (в данном случае в него вошли Варов, Джофик Чанба, его сын и сын Гагулия). Здание универсама, директором которого был Чанба-старший, берется в аренду на 25 лет. Российский инвестор вкладывает деньги, ремонтирует здание, запускает предприятие. По словам Варова, он вложил в «Континент» около полутора миллионов долларов, а окупились вложения только через 5 лет.
— Мы работали полностью легально, платили белые зарплаты, — рассказывает Варов. — Поэтому доходность проекта была ниже, чем у тех, кто работает «в черную». Соучредители в работе не принимали никакого участия. Мои российские менеджеры, которых я привез, после первой же абхазской зимы с отключениями электричества отказались здесь работать. Поэтому мне пришлось самому всем управлять.
Как только проект стал успешным, у компаньонов появились претензии. Выражались они порой в экстремальных формах. В Варова неоднократно стреляли, его избивали, пытались посадить в тюрьму.
— Первый раз меня пытались расстрелять еще в 2004 году, — вспоминает Игорь Германович. — Когда я выходил из «Континента» и садился в машину. Не попали. Ну и я тоже в ответ стрелял.
— Сколько всего было на вас покушений? — спрашиваю я.
— Если брать только такие, «хорошие», то три.
— А чего добивались?
— Хотели, чтобы я уехал отсюда. Чтобы бизнес им остался.
Но Варов из Абхазии не уезжает и даже получил абхазское гражданство. Уже 17 лет он стоит как скала в эпицентре враждебных вихрей, в одиночку против темных сил. Как тот Василий Губанов, главный герой фильма «Коммунист».
Здание «Континента» у него отобрали и передали семье Чанба.
— Здание сейчас не используется, — рассказывает бизнесмен. — Стоит запертое, ветшает, разрушается. Оборудование разгромили. Если бы это был маленький отель, то они знали бы, что с ним делать. А бизнес такого плана довольно сложный, им он оказался не по зубам. Тем более что никто из старого коллектива «Континента» работать с ними не захотел. То есть они получили просто коробку.
— А что бы вы посоветовали российским бизнесменам: можно ли им работать в Абхазии? — спрашиваю я у Варова.
— Бизнес — это всегда риск, — отвечает он. — Поэтому скажу так: прийти в Абхазию и начать что-то делать можно. Но чем это закончится, я не знаю.
Несколько лет назад я написала статью о проблемах русскоязычных жителей Абхазии, у которых там отобрали квартиры. В отличие от Панова и Варова эти люди не были приезжими. Большинство из них родились в Абхазии, а у многих родились там родители, дедушки, бабушки. Они были местными, «своими», а дома, которые у них отобрали, — это были дома, где прошло их детство. Больше всего тогда меня поразила реакция абхазского общества. Я ожидала, что захватчиков ожидает всеобщее моральное осуждение. Однако общественное мнение Абхазии осудило… автора статьи и ее героев, жертв квартирных захватов. Что же говорить о «варягах» — Панове и Варове? Захватчики их бизнеса остаются в республике вполне уважаемыми людьми. А в случае с Пановым еще и выглядят почти героями: ведь завод работает, люди зарплату получают, российские деньги освоены, инвестпрограмма спасена! «Я не удивлюсь, — сказал мне Панов, — если за этот случай Роман Шотович Герия второй раз получит звание Героя Абхазии».
Чем закончилась история о квартирных захватах, мы помним. Шесть семей из нашего списка получили квартиры в Сочи за счет российского государства. Остальные остались ни с чем.
А как быть с захваченным в Абхазии бизнесом россиян — за него тоже заплатит российское государство?
