Зал ожидания убежища
Берлинский центр приема и регистрации беженцев походит на странный плод скрещивания банка и аэропорта. Первое, что видишь, заходя туда — это стройные ряды вокзальных кресел, которые во всех аэропортах мира — хоть в Аравийской пустыне, хоть во льдах Норвегии — выглядят примерно одинаково. Кресла действительно были позаимствованы у аэропорта-долгостроя в соседней земле Бранденбург. А о том, что когда-то это здание принадлежало банку, напоминают массивные железные двери хранилища. Теперь они распахнуты настежь — мечта любого грабителя! Но внутри вместо хрустящих пачек купюр и драгоценных металлов можно обнаружить только несколько ковриков: хранилища стали молельными комнатами.
Помещения бывшего банка уже пусты: приемные часы закончились. Сейчас через центр проходят по 50-60 просителей в день, но на пике миграционного кризиса эта цифра достигала 500 человек в день. В 2015 году только в Берлин прибыло 80 тыс. ищущих убежища. Ни столица, ни страна не были к этому готовы, признает Саша Лангенбах, пресс-секретарь Федерального ведомства по делам миграции и беженцев.
«Нам приходилось работать в очень тяжелых условиях, — вспоминает он, — зато благодаря внештатной ситуации мы наладили лучшее взаимодействие между ведомствами».
Теперь, когда прошлые ошибки были учтены, а бюрократические процедуры доработаны, путь беженца в Берлине напоминает заводской конвейер. Сначала — первичная регистрация в бывшем аэропорте Темпельхоф. Там новоприбывшим дают еду и теплые одеяла, при необходимости оказывают медицинскую помощь, а на следующий день уже направляют сюда — в центр приема и регистрации. Здесь у их фотографируют, берут отпечатки пальцев, осматривают врачи. Главная часть процедуры — это собеседование. Именно специалистам центра предстоит отделить законопослушных граждан от тех, кто по каким-то причинам решил обхитрить немецкое государство.
«Мы обходимся с нашими клиентами любезно, но мы не наивны», — подчеркивает Саша Лангенбах. Сегодня в центре работают переводчики со всех основных ближневосточных и африканских языков и даже специалисты по диалектам арабского. Они способны определить по говору, из какого региона прибыл человек. Не из того случайно, который на данный момент оккупирован джихадистами? Вопросов к таким гостям больше: при возникновении подозрений их могут раздеть до нижнего белья в специальных комнатах и тщательно обыскать.
Каждого клиента центра проверяют по общеевропейским базам данных: был ли он уже зарегистрирован в другой стране как беженец, совершал ли преступления? Время рассмотрения заявки на убежище очень варьируется: в «простых случаях» можно получить ответ за пять дней, а в среднем процедура тянется три месяца.
Если хочешь остаться
В прошлом году отказ в предоставлении убежища или субсидиарной защиты получили 38% заявителей. Многим дали отрицательный ответ, потому что они уже зарегистрировались как беженцы в других странах ЕС. Туда им, по Дублинскому соглашению, и дорога. Но отказ не означает автоматической высылки. Депортация — это как раз самая сложная часть. По закону, выслать человека можно только в том случае, если его родная страна или страна первичной регистрации согласится принять его обратно.
«Скандинавия рассматривают такие обращения за два дня и дает согласие на прием, — уточняет представитель Министерства по делам миграции и беженцев. — Из других стран вы не получите ответа никогда».
По данным немецкой полиции, опубликованным в издании Welt am Sonntag, за первое полугодие 2018 года из Германии должны были выслать 24 тыс. человек. На практике депортировали только 11 тыс. Остальные просто растворились, и полиция не имеет ни малейшего понятия, где они. И хотя по сравнению с аналогичным периодом прошлого года было выпущено на 17% больше постановлений о депортации, стражи порядка, похоже, все еще не придумали, как эффективно их исполнять. Известны и случаи, когда депортированные неправильно, с нарушением процедур, за счет немецкой казны возвращались в Германию, чтобы их «попросили» из страны уже в рамках закона.
Кроме того, у получивших отказ есть шанс оспорить его в суде. В 2015 году административный суд Берлина оказался буквально завален такими исками к немецкому государству. С сожалением пресс-секретарь суда Штефан Гроскурт признает, что из-за этого дела немецких граждан стали тянуться гораздо дольше: «Мы почти не занимаемся другими областями права. Это проблема». На данный момент только в берлинском административном суде 21 тыс. незаконченных дел!
И вот одно из них. В зал суда входит хорошо одетая семейная пара в сопровождении адвоката и переводчика. В родном Афганистане этот мужчина был торговцем. В 2015 году вместе с женой он сбежал в Германию, утверждая, что на родине их преследуют. Их аргументы чиновников не убедили. Но сразу после отказа они наняли юриста и попытались добиться своего через суд.
Как видно, это дело еще далеко от завершения. По словам судей, в среднем такие тяжбы идут чуть больше года. Все это время отказники продолжают жить в бесплатном общежитии, пользоваться медстраховкой и получать пособия (350 евро на взрослого в месяц и 85-92 евро на ребенка). Многие за это время успевают трудоустроиться, выучить немецкий, а там можно и снова попытать счастья! Наличие работы и жилья — хорошие основания для того, чтобы постоянный вид на жительство мигрант все-таки получил.
Те, у кого нет денег на адвоката, обращаются в неправительственные организации, такие как «Контактный консультационный центр для беженцев и мигрантов». Неприметный вход в их офис расположен в сердце берлинского района Кройцберг, населенный этническими меньшинствами. Вокруг толпятся выходцы с африканского континента, прямо напротив — огромное граффити на фасаде здания: «Мой дом может и не похож на дворец, но мы готовы поделиться им, если хочешь».
Сотрудник центра Стивен Сулимма уверен, что убежище в Германии нужно предоставлять всем, кто его просит. «Человек не может быть нелегальным. Он может быть только нежелательным, — поправляет он. — Человека нельзя запретить. Мы стараемся помогать всем».
В центре с мигрантами беседуют психологи, юристы подсказывают, как побороть немецкую бюрократическую машину, да и вообще обратиться туда можно по любому вопросу, даже по поводу языковых курсов.
А может не все ищущие лучшей жизни в ФРГ такие уж невинные овечки? Среди них ведь могут быть и преступники, и террористы, и просто опасные люди. Неужели и им нужно дать второй шанс на немецкой земле? В ответ на эти вопросы Сулимма вспоминает: «Никогда не забуду одного из своих клиентов. Это был палач Саддама Хусейна. После падения режима его начали преследовать в Ираке, и он сбежал в Германию...» На секунду он задумывается и продолжает: «Моя задача не решать, прав ли он был. Моя задача — помочь тем, кто ищет справедливости в Германии». После того памятного разговора Стивен Сулимма потерял связь с бывшим палачом, но уверен, что убежище в Европе тому получить все же удалось.
Блеск или нищета?
Конечно, далеко не все в Германии согласны со Стивеном. По данным Eurobarometer, в прошлом году только около 40% граждан страны позитивно высказывались по отношению к миграции из-за пределов ЕС. Среди стран Евросоюза они по этому показателю только на седьмом месте.
Одни из самых ярых критиков миграционной политики Меркель — это партия «Альтернатива для Германия» (AFD), которая в прошлом году, во многом благодаря миграционному кризису, прошла в Бундестаг. Депутат регионального парламента Берлина от AFD Гуннар Линдеманн, прогуливаясь по Марцану, спальному району немецкой столицы, объясняет, чем так недовольны местные жители.
— Школы для детей строятся по восемь лет, в Германии дефицит мест в детских садах. А тем временем общежития для мигрантов в Марцане возвели за год, при том что стоит одно такое 17 тыс. евро, — возмущается он. — Посмотрите, вплотную к нему прилегает детский сад, рядом строится школа. Конечно, родители напуганы. Не известно, кто в этих общежитиях живет, у многих даже нет никакого статуса.
— А были уже случаи, когда мигранты нападали на жителей Марцана?
— Нет, — признает Линдеманн, — Но моя жена боится ходить здесь ночью. Когда она поздно возвращается с работы, всегда просит встретить ее на трамвайной остановке.
К слову, не так уж страшно выглядит Марцан под покровом темноты. Из-за плотного расписания попасть нам довелось туда уже после заката. При виде группы журналистов с фотоаппаратами обитатели мигрантского общежития прячутся за спасительные стены и задергивают шторы, с подозрением косятся на странную компанию последи ночной улицы. Судя по всему, они так же опасаются местных жителей, как и они — их.
— А вы знаете, в каких роскошных условиях они там живут? — вставляет однопартиец Линдеманна Рихард Гретцингер. — У них там полы с отоплением, бытовая техника премиум-класса! Все за счет наших налогоплательщиков!
Возмущение части немецкого общества можно понять. Германия — одна из самых богатых и благополучных стран Европы, но и там есть малоимущие, которые нуждаются в помощи государства. Не существовало бы иначе благотворительной организации «Берлинер Тафель». Уже более 20 лет ее волонтеры вывозят из супермаркетов непроданные, но еще вполне свежие и вкусные продукты и раздают их бедным.
«Это неплохо, что наше государство делает так много для беженцев, — вздыхает глава «Берлинер Тафель» Забине Верт. — Но плохо, что оно не делает достаточно для немецких нуждающихся».
По данным Университета экономических исследований Кельна, начиная с 2015 года Германия тратит около 20 млн. евро в год на беженцев. Конечно, у многих немцев есть идеи, как лучше вложить эти деньги: построить больше школ и детских садов, увеличить пенсии и пособия, да мало ли что...
В берлинском земельном ведомстве по делам миграции на это отвечают, что правительство «не может создавать структуры нищеты». Да, на пособия и интеграцию беженцев уходят немалые средства, но оставить их без денег на улице — значит внести свой вклад в рост преступности и превращение Берлина в гетто.
Трудности перевода
Ночью охрана нас по понятным причинам в приют не пустила. Зато днем, уже в сопровождении местной администрации — пожалуйста. Прямо скажем, дворцом эту пару пятиэтажек не назовешь. Внутри свежий ремонт и новая техника, но комнатки маленькие. В них едва помещаются две кровати и минимум скромной мебели. В каждом таком приюте живут порядка 400 человек.
Первый этаж — исключительно для женщин, даже немецкие сотрудники противоположного пола могут заходить туда только с сопровождающими. Делается это, чтобы избежать конфликтов и для комфорта самих обитательниц. Беженцы с Ближнего Востока везут с собой и специфические отношения между полами.
«У нас были проблемы с отношением к женщинам на руководящих должностях, — отмечает директор районного отделения Красного Креста Рюдигер Кунц. — Многие мигранты не воспринимали их как начальников и соглашались говорить только с мужчинами. С трудом нам удалось объяснить им, что здесь женщину-начальника надо уважать».
Иногда беженкам не позволяют работать мужья. Тогда домашним диктаторам грозят урезанием пособия. Но вот одна из жительниц общежития, наоборот, с нетерпением ждет возможности устроиться на работу, причем профессия у нее вполне мужская.
«В Иране я работала водителем такси, — рассказывает Мина Молае. – На родине у нас было много проблем из-за нашего вероисповедания: мы лютеране. Так что мы с мужем убежали ради наших детей. В Германии мне очень нравится, недалеко от общежития как раз есть лютеранский храм. Пока я не работаю, присматриваю за дочкой. В будущем я бы водить здесь такси или автобус, мне это дело очень нравилось. Но когда в Иране изменится правительство, мы бы, конечно, хотели вернуться».
Мина перебралась в ФРГ по «балканскому маршруту», путешествие обошлось семье в 1200 евро на человека. Уже третий год они с мужем ходят на интеграционные курсы, организованные немецким правительством. Обучение длится два года, по пять часов в день. Первые полгода слушатели усиленно изучают немецкий язык. Задача — достичь уровня B1, который позволит эффективно общаться на работе.
Эх, мне бы за такое короткое время настолько хорошо выучить немецкий! Воспоминаю, как в университете у нашей группы ушло два года, чтобы достичь того же уровня B1 по французскому. Курс, конечно, был не таким интенсивным, но и мы не вчера из сирийской пустыни прибыли.
Руководитель берлинского отделения Агентства по труду Оливер Курц признает, что не все справляются с такой задачей. Немецкая трудовая культура — это пунктуальность и ответственность. А на Ближнем Востоке ко времени относятся совсем иначе и никуда не спешат. Не осилив гранит науки, многие по обыкновению студентов сбегают с пар в общежитие. Приструнить прогульщиков сложно: разве что оставить на второе полугодие изучения языка, если положенного уровня они не достигнут.
«Мигранты ожидают, что, приехав сюда, сразу начнут зарабатывать и отправлять деньги на родину, — отмечает Курц. — Но без знания языка и немецкой трудовой дисциплины, без наличия сертификата об образовании здесь можно устроиться разве что разнорабочим. У нас в стране большой дефицит рабочих профессий: никто больше не хочет работать мясниками и булочниками. Поэтому нам так важно убедить приезжих получать среднее профессиональное образование».
Больше всего шансов на успешную интеграцию у молодых людей, — подчеркивает Курц. Они очень мотивированны и быстрее осваивают немецкий. «В течении 2-3 лет дети становятся переводчиками для своих родителей», — улыбается он.
Для родителей маленькой Ангелы она в будущем станет не только переводчиком, но и символом новой жизни на немецкой земле. Эта девочка родилась в одном из берлинских общежитий для беженцев в семье сирийцев. Назвали, конечно, в честь Меркель, которая подарила им кров над головой.
Когда Ангела вырастет, ее тезка наверняка уже уйдет с поста канцлера. И наверно, только тогда можно будет однозначно ответить на вопрос: а справилась ли Германия? Пока что большинство немцев, стиснув зубы, тянут на себе бремя возросшей миграции, повторяя, что с людьми, даже если они из другой страны, нельзя поступать бесчеловечно. Но растет и поддержка антимигрантских партий, растут недовольство, страх и разачарование в политике Меркель. Возможно, сирийской Ангеле предстоит жить в куда менее гостеприимной Германии, чем сейчас.
