— Давно вы судья?
— Пять месяцев. 17 марта 2016 года был подписан указ Александра Захарченко о назначении, а 4 апреля я приступила к исполнению правосудия. До этого с 2015 года занималась защитой граждан в судах. А при Украине работала с 2004 года в этом же суде помощником. Закончила в 2002 году Харьковскую юридическую академию имени Ярослава Мудрого, судейский факультет, он раньше назывался факультетом юстиции. Это чтоб закончить с вопросами о моей квалификации. В нашем деле я прошла все ступени.
— Как выглядит правосудие в Донецке?
— Правосудие в Донецкой народной республике гарантировано исключительно Конституцией, где прописано, что у нас есть судебная власть и каждый проживающий в республике имеет право на защиту своих интересов в суде. А дальше все — провал. Законов о судоустройстве здесь нет. Закон, например, о прокуратуре есть, а вот с нами — проблема. Понимаете, все министерства в республике работают в правовом поле, по ним приняты законы. Когда же дело доходит до судоустройства, то есть простое постановление о том, что мы можем осуществлять правосудие. И больше ничего пока нет.
— И судите по украинскому УПК?
— Да, в отправлении правосудия используем украинское законодательство, не противоречащее Конституции ДНР. Используются Кодекс об административных нарушениях, Гражданский кодекс, Гражданско-процессуальный, Семейный и тот самый УПК УССР от 1961 года. Хотя когда я подавала документы в суд, направление было на российское законодательство, максимальное сближение с Россией. Когда начала отправлять правосудие, все судьи нашего Верховного суда начали нам говорить: «Читайте украинские реестры решений!»
— Много судей в ДНР?
— Всего — 75. Много это или мало? Скажу вам по своему Горняцкому району города Макеевки. К нашему суду относятся Горняцкий и Советский районы. Если учитывать выехавших, то в Горняцком живет 150 тысяч человек, в Советском — меньше: он обстреливался активно, много погибших, и где-то 80 тысяч там сейчас осталось. Судов в Макеевке работает два. Второй — Центральный городской суд — обслуживает оставшиеся три района: Центральный, Кировский и Червоногвардейский. Получается, всего около 200 тысяч человек. Там восемь судей, а у нас — три. Нагрузка бешеная, судей не хватало!
Меня председатель суда чуть жалела: у меня дети маленькие, но при этом за мной числится 583 дела. Это много. При восьмичасовом рабочем дне, даже если на дело тратить 30 минут, — никакого времени не хватит.
— Я слышал, в республике есть смертная казнь, присутствовавшая в кодексе УССР от 1961 года, который применяется в ДНР…
— Да, есть. У меня в производстве, например, два дела с предусмотренной законодательством высшей мерой наказания.
— За что?
— Ограниченное количество статей — не помните Советский Союз? Преступления, связанные с покушениями на убийство представителей органов власти, например. Вот у меня в производстве — покушение на сотрудника правоохранительных органов и покушение на убийство по политическим мотивам. Но говорить о чем-то рано. В суд оно-то зашло по высшей мере, но будет еще и судебное следствие. А учитывая, какой у нас кадровый голод в прокуратуре, где есть следователи, которым всего по 24 года и которые не знают слов «фактические обстоятельства по делу», то у таких ребят где угодно высшая мера может всплыть. В деле о покушении на убийство у меня муж с женой поспорили на политические темы, он ее ударил и пытался душить — не убил. Что тут говорить? Суд — это место, где выносишь приговор и ставишь свою подпись. За весь бедлам в правоохранительных органах дорабатывает судья, который у нас ничем пока не защищен.
— А как должны казнить приговоренных и есть ли уже приговоры со смертной казнью?
— В Советском Союзе расстреливали, и у нас приговаривают к расстрелу. Есть пока только один приговор, но он не приведен в исполнение: дело в обжаловании. Громкое дело было: судили трех казаков, которые на фронте насиловали и грабили. Один из этой тройки приговорен к высшей мере наказания. Я вам как судья скажу, что в ситуации военного времени многие заслуживают высшей меры наказания.
— Много убийств?
— Если вы об уголовных делах, то очень много краж. Очень много. Люди голодные, без денег, часто идут на преступление. У меня было дело, отягощенное статьей о вандализме: мужчина выкопал на кладбище швеллера на могиле и сдал их на металлолом, на вырученные деньги купил лекарства матери. Или была подсудимая женщина с двумя детьми. Она пошла заниматься проституцией, ей в одной квартире недоплатили, она пошла тихо в соседнюю комнату и из шкатулки вынула ожерелье.
— Много надо украсть, чтобы попасть под уголовное дело? Какие сроки эти люди получили?
— Сейчас уже больше — порог до 1200 рублей подняли. А эти люди получили общественные работы. Я искренне считаю, что такие воры не должны сидеть в тюрьме. Есть штрафы, общественные работы — этого достаточно.
— Интересно, а браки расторгают в самопровозглашенной республике с не признанными никем документами?
— Конечно, расторгают. Люди идут разводиться в наши суды с 2015 года, взыскивают алименты, признают через суд украинские исполнительные листы подлежащими исполнению на территории ДНР, оспаривают завещания, делят имущество…
— А ваши приговоры признаются хотя бы в России?
— Нет. Наши приговоры пока никем не признаются. И как они будут признаваться, если у нас судебная система с неопределенным статусом? Не принято никаких законов по отношению к ней даже в ДНР. Ну, кроме Конституции.
Сейчас, кстати, очень громкий процесс против вашей коллеги — журналистки Натальи Горбенко. У нее муж стал начальником департамента одного из министерств и начал делить имущество. Их судья районного суда ДНР сначала развел заочно, без присутствия жены. Потом апелляцию жены на заочное решение отказался рассматривать. А сейчас тот же судья принял к рассмотрению от мужа иск о разделе имущества — дома в Донецке и… участка земли в Крыму. Районный суд в ДНР делит землю в Крыму. Что тут скажешь…
— А какие главные проблемы, с которыми люди обращаются в суд?
— Чаще всего это право собственности и определение дополнительного срока для принятия наследства. Он год не был дома, тут кого-то из родни убило, дом разрушен, и человек в течение полугода не смог заявить о своих правах на наследство как положено. Куда ему идти? Он идет в суд. Нотариат работал какое-то время, но сейчас опять прекратил оформлять право собственности, потому что для этого нужен реестр. И если судебные системы как-то наладили свой реестр решений, то нотариально проконтролировать право собственности невозможно. Когда я выясняю в суде круг наследников, то беру телефон и звоню по Макеевке одному нотариусу, другому… Да! Я делаю письменный запрос в архив, но пока он дойдет, пока напишут ответ, если найдут… Все вручную, все медленно, все тяжело.
Негласно нам на всех семинарах говорят, что под любыми предлогами такие дела надо отклонять: «Не подменяйте органы! Мы не виноваты, что они не работают!» Но как это сделать? Отказать по закону невозможно! Вот у меня бабулька 93 лет была в суде, пенсия у нее 2000 рублей, а госпошлина в суде — 6000! И у нее погиб сын, и она заплатила эти 6 тысяч сбора, чтобы вступить в наследство и завещать это потом кому-то…
У нас еще очень не любит руководство, когда прописываешь военный конфликт в решениях. А как иначе? Люди приходят и рассказывают, как сидели в подвалах, как недоедали, как бежали от войны и не могли прийти к нотариусу, потому что и нотариусов больше года не было. У людей дома разрушены, а они сроки на вступление в наследство продляют. Говорят: «Ничего! Свое, отстроим!..»
Я понимаю и руководство — оно под лупой смотрит на каждое решение о признании права собственности: «Взял судья деньги или нет?» Но эта бабушка с 6 тысячами сбора у меня перед глазами стоит. Я не могу ей отказать в рассмотрении: суд для нее — последняя инстанция. И я принимаю такие решения. За это меня и не полюбили.
— Давно?
— Сразу. Не хотели меня видеть в составе судей, честно говоря.
— Как назначаются судьи в ДНР?
— Указом Александра Захарченко, по представлению председателя Верховного суда Эдуарда Якубовского. Судебная власть у нас независима, но полномочия судей до сих пор не закреплены целым пакетом законов. Нужны законы о статусе судей, о полномочиях и т.д. Увольняет судей своим указом тоже Захарченко. И обжаловать это решение невозможно: законов-то нет. Вот меня сейчас так и уволят — за нарушение Кодекса чести судьи…
— Нарушили?
— Ну да, обратилась к главе Верховного суда ДНР лично. Вроде как нарушила регламент обращения. У нас в суде отсутствовала конвойная комната, без нее судить людей, находящихся в СИЗО, нельзя. У меня 87 дел уголовных в отношении лиц, находящихся под стражей. Грубо говоря, эта сотня человек сидит под стражей, и их дела даже не рассматриваются, их даже не привозят в суд, они просто сидят без шансов! Вот сейчас, после моей докладной и моего отстранения, начали ремонтировать конвойную комнату: ее после нашего обращения администрация города Макеевки пообещала сделать — и делает. Тупик был с тремя особыми камерными замками. Мы их купить даже за свои деньги не могли: коррупция!.. Ну и написала обращение — через голову и на свою голову.
Погорячилась, конечно. Но я полтора месяца одна, без секретаря и помощника, и 573 дела — хоть на стенку лезь! У меня даже микроинсульт был, но я продолжала судить…
Понимаете, время сейчас такое — переходное. Мы — судьи молодые, начинающие, из помощников вышли, без связей и без денег. А в Украине судейская реформа грядет, заслуженные судьи, уважаемые люди вылетают с кресел. Смотрят, а республика устоялась, оперилась, и можно сюда, пока еще есть шанс, вернуться.
Такое ощущение, что законы про судоустройство в нашем Народном совете поэтому не принимаются, чтобы проверки не были прописаны и нужных людей запустить в систему.
А жалко! Я, конечно, не верю, что Минские соглашения как-то реализуются и мы станем какой-то автономией в Украине. Когда каждый день в суде с живыми людьми говоришь, понимаешь, насколько это трудновыполнимо. Но одновременно не будет законов — наши решения потом ведь никто не признает. А за ними — судьбы людей!
