— Сейчас общество находится в состоянии «крымского консенсуса», но у объединения народа вокруг внешней политики власти есть и оборотная сторона: все начинают дружно «клевать» инакомыслящих, называть их «национал-предателями». Как вы относитесь к этому? Возможна у нас индивидуальная точка зрения на политические события или это уже становится преступлением?
— Я — убежденная сторонница того, чтобы у нас обязательно была оппозиция и критика власти, без этого государство не может эффективно развиваться. Я — за то, чтобы каждый человек имел возможность высказать свою точку зрения, и такие возможности у нас в стране созданы, закреплены Конституцией и российским законодательством.
Но, с другой стороны, большинство наших граждан еще с 90-х годов устали от самоуничижения своей страны, от комплекса неполноценности, криков о том, что Россия пала… Считаю, за последние два года этот комплекс полностью преодолен, страна стала совершенно другой. Мы провели в Сочи лучшую в истории зимнюю Олимпиаду и выиграли ее. Мы достойно поступили в ситуации с Крымом. Вот если бы мы не заступились за землю, политую кровью наших предков, если бы президент не проявил политическую волю и позволил развязать в Крыму кровавую бойню против наших соотечественников, то сейчас был бы «крымский консенсус наоборот». Было бы всеобщее понимание того, что Россия предала саму себя и русских. Ведь в Крым уже собирались эшелоны националистов-карателей. Не вмешайся Россия — кровопролитие было бы страшнее, чем на юго-востоке Украины. Наш Черноморский флот там пробыл бы не более месяца, потому что холуйские власти Украина последние новости расторгли бы договор о морской базе ВМФ России в Севастополь. И вместо Андреевского флага там появились бы флаги США и НАТО. Вы думаете, граждане России простили бы такое развитие событий нашему президенту? Чувство национальной обиды предельно обострилось бы. Но мы сумели без единого выстрела создать условия для того, чтобы жители Крыма и Севастополя могли свободно выразить свою волю. Их волей было вернуться на Родину — в Россию. А потом мы выстояли под прессом санкций. Все это изменило атмосферу в российском обществе, и страна стала гордой, консолидированной, патриотичной как никогда.
Подавляющее большинство граждан поддержало восстановление исторической справедливости. Но на то мы и демократическая страна, чтобы давать слово и тем, кто думает по-другому…
— И вот Андрей Макаревич усомнился в корректности происходящего, после чего из него тут же сделали «предателя». Это справедливо?
— Демократия обязательно должна учитывать позицию меньшинства, но она не может допускать оскорбления мнения большинства. Люди, имеющие иную позицию по Крыму, получили доступ к эфиру, их выслушали, но их мнение оскорбило других людей, которые возмутились. Знаете, есть какие-то святые вещи и красная черта, которую переступать нельзя. Это же не власть придумала наклеить ярлык «национал-предателя» на Макаревича. Он — легендарный музыкант, национальное достояние, и власть никогда не инициировала никаких действий против него. Но своими словами, действиями он сам призвал на свою голову «народных мстителей», которые стали нелицеприятно высказываться в его адрес. Поэтому меньшинство, обосновывая свою точку зрения, должно делать это корректно, не задевая чувства собственного достоинства большинства. В противном случае жесткий отпор неизбежен.
— Какой, на ваш взгляд, должна быть власть: жесткой и страшной, исходящей из того, что народу нужен кнут, или — имеющей человеческое лицо?
— А какого ответа от меня вы ожидаете на этот вопрос? Конечно, власть должна иметь человеческое лицо, особенно в нашей стране, которая много раз переживала периоды не только жесткой, но и в полном смысле жестокой власти. У нас даже иммунитет против такой власти выработан поколениями. Примерно четверть века мы строим новое, демократическое государство. По историческим меркам — срок совсем недолгий. Но и за этот период очень часто и очень многим хотелось «закрутить гайки», кому-то этого хочется и сейчас. Но мы не сделали ни шагу назад от свободы и демократии. Где-то ошибались, поступали неправильно, потом исправлялись, но возврата жестокой власти ни государство, ни общество не допустили. Время такой власти, к счастью, ушло безвозвратно.
Еще в своей молодости я убедилась, что ничего сверху нашему народу навязать невозможно. Вспоминаю свои первые выборы. Я была студенткой второго курса химико-фармацевтического института, когда приняла участие в отчетно-выборной конференции нашей комсомольской организации. Скучно, нудно, заранее известно, кого выберут… Я вообще не собиралась выступать, но в какой-то момент меня, что называется, достал формализм. И я вышла на трибуну. Спросила: «О чем мы говорим?! В институте нет ни стройотряда, ни спортивной работы, ни культурной. У нас нет яркой, интересной общественной жизни, а на собраниях говорят пустые фразы». Я выступила, «выпустила пар» и села читать конспект лекции. И вдруг, когда подходит время выдвижения кандидатур на должность секретаря комитета комсомола, зал выкрикивает мою фамилию. Ставят на голосование — и большинством меня включают в список претендентов. Вынужденно объявили перерыв, ко мне подходит секретарь партийного бюро, объясняет, что комитет комсомола — у нас он был с правами райкома — не может возглавлять студентка и не член партии, каковым я не являлась: «Валя, я прошу тебя, снимись с выборов, потому что все согласовано с райкомом, обкомом и т.д.». После перерыва я выхожу на трибуну и прошу самоотвод. Зал против, голосованием не поддерживает мою просьбу. В конечном итоге меня, студентку второго курса, избирают секретарем комитета комсомола. В райкоме и обкоме все в шоке… Но выбор сделан, отменить его нельзя было даже тогда. И жизнь в институте закипела. Мы организовали стройотряды, на молодежные вечера приезжали самые популярные музыкальные коллективы. Я не мешала активным людям проявлять инициативу.
Даже в те советские годы никому ничего невозможно было жестко навязать. И если сегодня нация стала вновь гордиться величием России, то это вовсе не из-под «палки» власти, это — порыв народа.
— И все-таки как придать власти человеческое лицо, «милость», и достаточно ли лично вы делаете для этого?
— Может быть, покажусь нескромной, но мне есть чем гордиться. Когда я была председателем комитета Верховного Совета, ведавшего вопросами социальной политики, именно мне, несмотря на сопротивление структур Совета Министров СССР, удалось «продавить» закон о трехлетнем декретном отпуске, из которых полтора года гарантированно оплачивались. (После этого рождаемость в стране ощутимо выросла, и поколение, родившееся на рубеже 80–90-х годов, называли «детьми Матвиенко». — Ред.). И другая принципиальная новелла закона, за которую меня высмеивали, — о том, что декретный отпуск может взять не только мать, но и отец, если так решит семья, — все-таки была принята. Лично я ее внесла — и горжусь этим.
Нужно понимать, в каких условиях я работала заместителем председателя Правительства РФ после дефолта 1998 года. Россия стояла на краю пропасти — невозможно назвать проблем, которых бы у нас не было. Но во главе кабинета встал Е.М.Примаков. Он заявил: мы должны обеспечить регулярную выплату пенсий, зарплат и вернуть все долги. Человеческое отношение к ветеранам, считал Примаков, — самое главное в социальной политике государства, а мне поручил решить эту задачу. Я очень переживала, не знала, где взять деньги на это, так как казна была пустой. Но мы средства нашли, отдали долги нашим пенсионерам.
Потом, в исполнительной власти Санкт-Петербург, мы создали одну из самых эффективных систем социальной защиты населения. Не популистскую, когда говорят: «Всем по чуть-чуть добавить, чтобы все были довольны». Здесь главное — верно определить приоритеты. Мы сделали социальную политику адресной. Если можешь работать — не нужно тебе пособий, иди и зарабатывай сам. А город обязан создать рабочие места. Тем же, кто работать уже не может, — нужно помогать больше.
Я горжусь тем, что все блокадники и ветераны войны получили отдельное жилье, что удалось принять закон о второй пенсии блокадникам. Закон исключительно важный не только в финансовом отношении, но и как моральная оценка подвига ленинградцев.
И еще о человеческом лице власти. Я убеждена, что каждого чиновника необходимо тестировать не только на компетентность, но и на его личностные качества. Если человек не любит людей — то он не может быть во власти. Если он не отличается человечностью, то будь он хоть суперпрофессионал — пусть идет и занимается другими делами. И все же мы видим: пока еще во власти граждане нередко встречаются и с хамами, и с циниками, и с равнодушными, и с вымогателями. И это необходимо исправлять.
— Вы были и комсомольским лидером, и послом, и членом Правительство РФ, и губернатором, теперь вы парламентарий... А ваша любимая должность — какая?
— Каждый этап моей жизни по-своему интересен. Конечно, самые дорогие для меня годы связаны с Петербургом. Там у меня были замечательные учителя. Я тогда и представить себе не могла, что через годы петербуржцы доверят мне право стать губернатором. Для меня губернаторские годы были не работой, а жизнью, когда хотелось использовать любую возможность для того, чтобы дать городу новое современное развитие, что называется, «всю пасту из тюбика выжать» до капли, чтобы людям жилось лучше. Чтобы превратить Петербург в город европейских стандартов. Мне всю жизнь везло на соратников. У нас в Петербурге была великолепная команда единомышленников, креативных профессионалов, и мы сделали все возможное и невозможное. Мы построили 25 миллионов квадратных метров жилья, сотни детских садов, школ, спортивных объектов, достроили дамбу, защищающую от наводнений, которую не могли завершить 30 лет, дали городу кольцевую дорогу, Западный скоростной диаметр, современный аэропорт, морской порт и многое другое. Безусловно, все это стало возможным благодаря поддержке президента.
Я очень тепло вспоминаю Министерство иностранных дел, работу вице-премьером Правительства РФ.
Исключительно интересно работать в команде В.В.Путина. Его стиль — доверять подчиненным, не заниматься мелкой опекой, требовать результат. Это побуждает работать в полную силу и стараться никогда не подвести.
— Заканчивается работа над бюджетом, и мы понимаем, что в кризисный год у кого-то придется отнимать. Насколько это тяжело лично для вас, ведь верхней палате предстоит утверждать главный финансовый документ?
— Конечно, всем хочется выглядеть благодетелями и популистами. Но невозможно раздать всем деньги, когда их нет столько, сколько нужно. В том и состоит ответственность власти, чтобы бюджет был сбалансированным, обеспечивающим и макроэкономическую стабильность, и развитие страны. Я всегда руководствуюсь правилом, что экономика должна быть максимально либеральной, а финансовая политика — предельно консервативной. Нужно дать реальную свободу бизнесу, малому предпринимательству, тогда и бюджет будет другой.
Предмет особой заботы Совета Федерации — региональные бюджеты. Задолженность субъектов Российской Федерации растет. Мы будем добиваться увеличения бюджетного кредитования регионов, но и сами они должны находить резервы развития своей экономики, обеспечения сбалансированности бюджетов. Ведь в каждом регионе есть большие неиспользованные возможности для оптимизации расходов, развития предпринимательства. Главное — выполнить социальные обязательства, а расходы, без которых можно обойтись, сократить.
Многие социальные функции у госучреждений можно и необходимо передавать некоммерческим организациям. Если мы не будем мешать активности граждан, поощрять их сопричастность к жизни страны, региона, муниципалитета, оказанию помощи тем, кто находится в трудной жизненной ситуации, мы создадим мощный ресурс развития страны.
Вот только один частный пример общественной активности граждан. Может быть, кому-то он покажется мелким. Среди моих знакомых есть люди, у которых дома собаки. Кто-то из них узнал, что эти животные могут помочь в социализации детей, страдающих аутизмом. И они организовали клуб, в который приходят родители с такими, особенными детьми, и они играют с собаками. Владельцам собак никто не платит, помещение они арендуют на свои деньги. Эти люди хорошо делают то, что государство за бюджетные деньги делает плохо или никак не делает. Тогда же, в бытность губернатором, мы стали передавать некоммерческим организациям исполнение социальных услуг — и убедились, что зачастую неравнодушные общественники выполняют эту миссию лучше, чем нанятые социальные работники. Сколько людей откликнулось на наш призыв помочь лежачим инвалидам! Они делали это эффективнее и дешевле для бюджета, чем казенное обслуживание. Без помощи активных граждан, которые хотят творить добро, мы не поднимем на должный уровень качество социальных услуг.
Миром движут, мир меняют, делают его лучше активные, неравнодушные люди. Их в нашей стране немало. Считаю, нам, власти, и гражданскому обществу следует теснее взаимодействовать. И в определении повестки дня для страны, и в ее реализации, для чего постоянно расширять пространство деятельности некоммерческих организаций. Государство на это настроено. Дело — за инициативой НКО, других общественных объединений.
Нужно помогать стартовать малым предприятиям. Они создадут рабочие места для себя и других. Будут сами кормить свою семью вместо того, чтобы ходить за пособиями. А еще будут платить налоги в бюджет, производить нужную людям продукцию, оказывать востребованные обществом услуги. Мы много говорим о свободе. Но свобода не только в возможности выйти на площадь, подойти к микрофону, — это еще и экономическая свобода, когда человек может проявить инициативу, создать свое дело, продуктивно работать и заработать. И даже получать благодарность от государства, общества за то, что делает нужное, полезное, доброе дело.
Россия станет процветать, когда активный человек почувствует себя хозяином страны, увидит уважение к себе как к честному труженику и добропорядочному гражданину со стороны власти и общества. Такой человек, как правило, — патриот своей Родины не потому, что так надо, а по убеждению. Те, кто этого не понимает, ограничивает инициативу граждан, — допускают большую ошибку.
— Легче или сложнее работать в условиях очень высокой ротации сенаторов? Есть ли надежда стабилизировать состав СФ — или этого не требуется?
— В последние годы вы уже не встретите высказываний вроде того, что Совет Федерации — палата пенсионеров и олигархов. А когда-то они были в ходу. Мы сами активно выступили за принятие закона о новом порядке формирования Совета Федерации, который был внесен президентом. Все сенаторы сейчас так или иначе избраны населением регионов. Либо в качестве депутатов законодательных собраний, либо по списку губернатора. Основная задача этого закона — в том, чтобы сенаторы представляли действительно регионы страны, а не Садовое кольцо и Рублевку. Для этого мы ввели ценз оседлости, ряд других критериев. Поэтому в последние годы каждый сентябрь, после Единого дня голосования, сенаторский корпус серьезно обновляется. Я это только приветствую. Те сенаторы, которые пользуются доверием в регионах, продлевают свои полномочия. К кому есть нарекания — уступают свое место. Этой осенью к нам пришло 20 новых сенаторов. Они являются лидерами общественного мнения в своем регионе, им доверили право представлять свой край в верхней палате парламента. Приход людей из регионов поднимает авторитет и престиж Совета Федерации, делает нашу работу более активной, творческой, плодотворной. А сенаторы с опытом охотно передают его новичкам.
— Есть ли у спикера СФ возможность согласовывать с региональными органами власти кандидатуры будущих сенаторов? Хотели бы получить право вето на назначение сенатора, который вам не нравится?
— Я не имею права диктовать губернаторам или региональному парламенту, кого направить в Сенат. Но по установившейся практике и в силу заинтересованности во взаимодействии главы регионов и председатели парламентов проводят консультации со мной, спрашивают мое мнение о предложенной ими кандидатуре или нескольких кандидатурах. Я могу высказать свое мнение о том, кто был бы полезнее в Совете Федерации, но решающее слово — за регионами. Повторю: это компетенция и ответственность регионов.
— Как вы относитесь к приходу Мизулиной в Совет Федерации и прогнозам о том, что на будущий год в СФ может мигрировать целый ряд скандально известных политиков из ?
— Что касается бывших депутатов, пришедших в СФ, то это хорошее пополнение. Люди, которые приобрели законотворческий опыт в нижней палате, тем самым в чем-то обогащают и нашу работу. Другое дело, что здесь от них потребуются новые подходы. Депутаты Государственная Дума РФ — представители партий, между которыми идет политическая борьба. Совет Федерации — палата не политизированная. У нас нет фракций, нет политической борьбы, по крайней мере, в тех ее формах, в каких она имеет место в Думе. У нас другой стиль, другая атмосфера. Отношения между сенаторами — не конкурентные, а дружественные, партнерские. Сенаторы анализируют законы на предмет того, принесут ли они пользу регионам. Если вернуться к Елене Борисовне Мизулиной, то, несомненно, в Совете Федерации она сможет сделать очень много полезного, в полную силу работать как профессиональный юрист и опытный государственный деятель.
— Вы — профессиональный дипломат. А как удается вести межпарламентскую дипломатию в условиях санкций и визовых скандалов? Как удается растопить сердца иностранных коллег в условиях прохладного отношения к России в целом?
— Если вдуматься, то за санкции наших американских, как мы говорим, партнеров можно и поблагодарить. Они заставили нас существенно активизировать парламентскую дипломатию. Санкции ограничили взаимодействие на официальном уровне, но мы компенсируем это ростом общения с зарубежными парламентариями. Наши коллеги из парламентов других государств стремятся приехать в Москву, чтобы выслушать нас, как говорится, из первых рук получить информацию. Вместо изоляции, которой нас хотели подвергнуть, Запад столкнулся с увеличением интереса к нашей стране, к нашей политике. Теперь уже иногда не хватает времени на то, чтобы принять все заинтересованные парламентские делегации. Да и сами западные политики, по крайней мере те из них, кто знает цену тому, что производится в ходе информационной войны, не упускают возможности встретиться с нами, чтобы выяснить нашу позицию.
И в ПАСЕ уже чувствуют, что допустили грубейшую ошибку, поставив нас в условия, когда мы были вынуждены уйти с этой площадки. Действительно, с нашим уходом атмосфера в ПАСЕ, работа ПАСЕ, я бы сказала, поблекла. Полноправное участие России в этой организации делало ее деятельность гораздо более содержательной, ориентированной на конкретные и острые вопросы. Такие, например, как противодействие террористической угрозе, решение социальных проблем, укрепление безопасности в Европе и в мире в целом и т.д. Мы не просто их ставили, но и предлагали пути решения. Теперь, когда России в ПАСЕ нет, обсуждение этих и других актуальных тем в значительной мере обесценивается и в политическом, и в практическом плане. Парламентская ассамблея предлагает нам вернуться. Мы не возражаем, не закрываем двери. Но заявляем, что вернемся тогда, когда в ПАСЕ полностью отменят дискриминацию российской делегации, восстановят наши права в полном объеме. Ни на какие полумеры мы не согласимся. ПАСЕ сама загнала себя в тупик и должна найти из него выход.
Мы недавно участвовали в ассамблее Межпарламентского союза — это одна из самых авторитетных организаций в мире, ей более 100 лет, в нее входят парламенты более 160 государств. Депутаты многих делегаций — и Великобритания, и Прибалтики, и других стран Европы, Латинской Америки — подходили, выражали заинтересованность продолжить межпарламентский диалог. Общались, говорили, что хотят приехать в Москва и послушать нашу позицию по Украине, Сирия и другим вопросам. Мы настояли на том, чтобы МПС занял позицию недопущения санкций против парламентариев. Это зафиксировано в соответствующем заявлении председателя МПС. Было решено также не проводить заседаний Межпарламентского союза в странах, где возможны какие-либо ограничения в отношении парламентариев.
Так кто в изоляции: Россия, где сессия этого союза возможна, или США, где теперь ее не может быть?
Политики во всеуслышание говорят, что без России нельзя решать мировые проблемы, поэтому изолировать ее, как говорится, себе дороже. Это невозможно. Так что спасибо санкциям — они всем продемонстрировали значимость нашей страны в мировом политическом процессе.
— Вы сказали об информационной войне. СМИ определяют лицо и государства, и власти, и гражданского общества. Сейчас зарубежные СМИ давят на Россию. А обижались ли вы на российскую прессу, когда она давила лично на вас?
— Демократическое общество невозможно без свободной журналистики. СМИ — зеркало, на которое нужно смотреть, а не пенять. Конечно, если я скажу, что критика кому-то из ее объектов нравится, то покривлю душой. Но аргументированная критика — это лучшее лекарство для власти. Вы можете спросить у петербургских журналистов — и узнаете, как часто они критиковали меня за время моей работы губернатором. Я была открыта для прессы, контактировала с ними ежедневно, рассказывала о том, какие решения городская власть собирается принять. Информировала о плюсах и минусах принимаемых или принятых властью города решений. Из этих озвученных мною минусов потом вырастали критические статьи. Это нормально. Пресса нам очень помогала двигаться в правильном направлении. Особенно тогда, когда сама выявляла болевые точки города. Я благодарна журналистам за это. Поэтому всегда стремилась встречаться с ними, выслушивать их.
Другое дело — анонимы, которые на встречи с героями своих публикаций не ходят, знакомиться не хотят, чтобы не выслушивать аргументов другой стороны. Они целенаправленно терроризируют какого-то человека «черными сливами», «компроматом», враньем, которое подписано вымышленным именем… Я никогда не судилась со СМИ, но один раз собрала лучших адвокатов Санкт-Петербурга и сказала, что хочу подать в суд. Они работали неделю, потом мне говорят: «Вы — политик и должны держать этот удар. Мы можем выиграть суд. Но зачем вам это нужно?» Подумав, я согласилась. Ведь в СМИ есть профессиональные, знающие, не ангажированные авторы. Но с анонимным, заказным преследованием людей надо, конечно, бороться. В этом должно участвовать и журналистское сообщество.
Критике, как правило, подвергаются люди, которые принимают решения, берут на себя ответственность. А бездельников и ругать не за что. Они не дают информационного повода.
— Вы всегда прекрасно одеваетесь и выглядите. Любой дом моделей может этому позавидовать. Вы уже покупаете только российское или еще пользуетесь гардеробами иностранного производства?
— Поскольку я публичный человек, то у меня очень много ограничений. Конечно, иногда хочется, как обычной женщине, зайти в магазин, перемерить десять нарядов, выбрать понравившийся… Но я не могу себе этого позволить. Поэтому прибегаю к помощи своей подруги, у которой есть очень хороший бутик. Она знает, что мне нравится, и периодически приглашает к себе. Можно сказать, что это единственный магазин в Москве, куда я захожу. А недавно моя невестка открыла свой малый бизнес по изготовлению современных модных вещей. И кое-что она мне уже сшила. Надеюсь, у нее хорошие перспективы как модельера. А на вопрос «отечественное — не отечественное» любая женщина ответит примерно одинаково: главное, чтобы это шло, чтобы ты чувствовала себя уверенно.
А для политика еще очень важно иметь чувство меры в одежде. Его мне и моим сестрам привила моя мама — обычная женщина, но с очень хорошим вкусом.
— Человек жив не одной работой. Каковы ваши увлечения вне государственных дел?
— Я всю жизнь занимаюсь спортом. К сожалению, от каких-то спортивных хобби пришлось отказаться. Много лет играла в теннис, каталась на горных лыжах. Сейчас на это остается все меньше времени. Я занимаюсь йогой, утром обязательно делаю зарядку, а вечером, даже если приезжаю с работы очень поздно, обязательно хожу как минимум 40 минут. И плаваю, когда есть возможность. Летом я отдыхала в Крыму и била личные рекорды по морским заплывам. То есть физическую форму я поддерживаю.
Я с детства люблю театр, стараюсь ни одной премьеры не пропускать. Люблю литературу. Отдаю предпочтение классике. Наверное, кто-то увидит в этом консерватизм. Но, знаете, искусство, духовная жизнь не сводятся к непрерывному обновлению, постоянному поиску ради самого поиска. Классика потому и классика, что она являет собой сокровищницу ценностей. И национальных, и общечеловеческих. И люди испытывают потребность периодически обращаться к ним, сверять с ними свои мысли, чувства, дела. Я периодически перечитываю произведения великих русских и зарубежных писателей. И каждый раз открываю для себя что-то новое, обогащающее интеллектуально и душевно.
Я за сохранение нашего бесценного наследия и в образовании, и в культуре. Вместе с тем, конечно же, мы не должны впадать и в другую крайность, выступая эдакими упертыми пуристами, ревнителями старины. В культурной, духовной жизни нашей страны, в мире в целом много интересного, такого, что следует поддерживать. На мой взгляд, российское государство проводит именно такую, взвешенную политику.
