– Мурси находился у власти лишь год и, за исключением раскритикованной Конституции, в общем-то не успел предпринять каких-либо действий, способных привести к его политическому краху. Что же послужило причинами массовых выступлений против него и последующего отстранения от власти?
– Речь идёт о совокупности факторов. Во-первых, мы говорим о том, что Египет находится в своеобразном революционном состоянии, когда молодёжь, вкусив революции — после свержения Мубарака — достаточно легко выходит на улицы, требуя перемен. Во-вторых, не стоит забывать и о внешних факторах. Приход к власти в стране «Братьев-мусульман» с самого начала не устраивал ряд серьёзных внешнеполитических сил. Это, в первую очередь, Саудовская Аравия. При том, что это исламская монархия (а стоит отдавать себе отчёт в том, что исламские движения в регионе разнородны и соперничают друг с другом), саудиты опасались конкуренции. Они не хотели бы, чтобы Ближний Восток стал ихвановским (Аль-Ихван аль-Муслимун - «Братья-мусульмане» - «МК»), потому что есть серьёзные противоречия между ихванами и Саудией. И очевидно, что отношения Египта и Саудовской Аравии ухудшились — при Мубараке они были очень хорошими. «Братья-мусульмане» же обозначили своего рода альтернативный проект исламского развития, нарушая монополию саудитов. Поэтому Саудовская Аравия горячо приветствовала переворот в Египте. Рядом можно поставить США, которые ещё со времён «арабской весны» действуют осторожно, не повторяя ошибок иранской революции 1979-го года. Свержение Мубарака, являвшегося союзником США, американцы восприняли спокойно, но понятно, что в приходе «Братьев-мусульман» к власти» они едва ли были заинтересованы. Поэтому всё это время США поддерживали тесные отношения и с египетскими военными, и с местной олигархией — наверное, американцы предполагали, что у Мурси не хватит политической воли и силы для исправления ситуации в стране.
Что касается внутриполитической ситуации, то, во-первых, у Мурси, на мой взгляд, не было достаточных возможностей что-то менять в стране. Он оказался заложником «наследства» Мубарака и покорёженной революцией экономики. Египет до сих пор «проедает» запасы, накопленные ещё при Мубараке. С другой стороны, когда революционная власть берёт ситуацию в свои руки, от неё нужны серьёзные действия, чтобы справиться с причинами революции. Причин у революции 2011-го было много. Это и безработица, в том числе, среди молодёжи, и коррупция... Возможно, у Мурси не хватило политической воли и он не рискнул перелопатить всю систему. Этим, например, занимался Гамаль Абдель Насер, который тоже после прихода к власти — можно провести аналогии — предпринял серьёзные реформы. Принимали их неоднозначно, но у Насера был серьёзный кредит доверия. Мурси, если мы вспомним, победил на выборах с небольшим перевесом, он не был стопроцентно легитимным в глазах многих египтян. Поэтому он вёл себя осторожно, у него не хватало опыта, как и у «Братьев-мусульман» в целом. Недавно мне попалась карикатура, где изображён памятник Мубарака. От него остались только ноги и руки, в которых договор с Израилем и ещё пакет документов. И в этот памятник вставил свои ноги и руки Мурси — то есть он ничего не менял, а просто заменил Мубарака. Мурси стал своего рода слабым Мубараком.
Весной этого года Мурси решил убрать субсидии на хлеб. В условиях дефицита бюджета было необходимо экономить. Выхода было два — либо урезать расходы, либо «раскулачить» египетских богачей, что также чревато последствиями. Мурси решил начать с уменьшения дотаций на хлеб для бедняков, и это сыграло свою роль. Новое правительство стало заложником тяжелейшей экономической ситуации, когда надо было или экономить, или же брать в кредит. Если мы вспомним, сколько обещано было кредитов Египту, и сколько он получил, то увидим, что большую сумму выделил только Катар, остальные проявили незначительное участие. Мурси взял управление своего рода падающим дирижаблем. Не то, чтобы он был изначально обречён, но совокупность вышеупомянутых факторов сделала его уязвимым.
– Как можно расценить свержение Мурси — в качестве продолжения революционных процессов, или же как военный переворот? И с чем связана достаточно вялая реакция Запада, формально всегда выступающего за легитимных лидеров?
– Запад лицемерен, и те же США свергали законных лидеров, умудряясь при этом делать жёсткие заявления, когда дело касалось их союзников. Сейчас США действуют прагматично, стараясь не принимать поспешных решений. С другой стороны, представим, что Мурси уступил бы на выборах Шафику. И Шафик оказался бы, с большой долей вероятности, в той же ситуации, что Мурси. Если бы его свергли «Братья-мусульмане», реакция за рубежом была бы, безусловно, иная, в духе того, что «исламисты совершили переворот против законно избранного режима». В этом смысле «Братья-мусульмане» были обречены. Повторюсь, в данном случае Запад не делал ошибок 1979-го года, сразу поссорившись с исламистами. На сей раз, те же США почувствовали, что есть некий революционный тренд и пока они не хотят на этой волне делать каких-то окончательных шагов. Мы видим, как США сперва осторожно поддерживают тех, кто вышел в 2011-ми против Мубарака, потом они высказываются за перемены, выборы, теперь вновь высказываются за решение египетского народа. Таким образом поддерживается имидж того, что они с народом. Если бы США вцепились в Мурси и высказались за него как за законно избранного президента — их имидж был бы испорчен. Сейчас же у американцев достаточно хитрая и грамотная стратегия — быть на волне «арабской весны», избегая непопулярных шагов. С первого срока Обамы они исправляют имидж, созданный при Буше.
Что касается военного переворота, то речь, безусловно, идёт именно о нём. Понятно, что военные не взяли власть, но это не делает данные события чем-то иным. И то, что мы не слышим жёсткой критики по этому поводу, говорит лишь о стремлении, в первую очередь, держать связь с теми, кто стал «царём горы», а не строить из себя приверженцев демократических процессов. Запад хочет быть популярным, держать руку на пульсе и не предстать в глазах египтян душителем свобод.
– В то же время, Россия будто бы самоустранилась от этих событий — с чем может быть связана такая позиция и эффективна ли она?
– На данный момент мы чётко видим российские интересы лишь в Сирии. Чтобы мы видели активность российской дипломатии, надо сперва определиться — для чего? Аналитики обычно говорят об уровне экономическим связей, и мы действительно являлись для Египта важным партнёром, например, в сфере сельского хозяйства. Но при этом дальше таких отношений дело не дошло. Можно сказать, что Египет находится в сфере влияния западных стран и представить какую-то инициативу в египетском вопросе сложно. Россия не то, что бы самоустранилась, но вопрос — что Москва может предложить? Опять же, проводя аналогии, можно было дождаться, когда новая власть Египта поссорится с Западом, и тогда стать её партнёром — как это было с Насером. Но не стоит забывать, что Россия не является неким глобальным антагонистом Запада, не позиционирует себя как альтернативный полюс. С другой стороны, непонятно, на какие силы в Египте могла бы делать ставку Россия. У американцев есть контакты в среде египетских военных, олигархов, у Москвы этого нет. Изначально возможности России проводить свою политику строятся на наличии тех или иных сил — как у СССР было с социалистическими, коммунистическими партиями и движениями. Москва, наверное, сегодня не имеет возможности осуществлять в Египте политику, направленную на приведение к власти сил, способных выстраивать с Россией особые отношения. У Запада есть такие возможности, они могут быть включены в сложную политическую игру, разворачивающуюся в Египте.
– Насколько сейчас велика вероятность алжирского сценария для Египта? И что в перспективе могут предпринять «Братья-мусульмане», неоднократно отказавшиеся от участия в политическом урегулировании?
– Да, алжирский сценарий часто фигурирует в прогнозах относительно развития событий в Египте. Но не будем забывать, что египетская армия — самая организованная структура в стране, имеющая огромный опыт защиты своих достижений и власти, опыт борьбы с «Братьями-мусульманами». У тех, в свою очередь, опыта вооружённой борьбы нет. Я слышал интересную версию — представители «Братства» признают, что им особо власть и не нужна, потому что исламизация Египта уже осуществлена, за счёт социальной деятельности, проводимой ими, а не за счёт участия в политических процессах. Поэтому, хотя среди «Братьев» и есть те, кто готов бороться, большинство из них не хочет расшатывать ситуацию. К эскалации насилия не готов и Запад, поэтому сейчас идёт поиск компромиссного варианта, все силы понимают, что ситуация патовая. И среди «Братьев» идёт поиск решения — есть сторонники и войны, и мира. Сейчас они действуют осторожно. Думаю, они попробуют парализовать политическую систему акциями и митингами, как это было при свержении Мубарака и Мурси.
