«Борис любил получать удовольствие»
— Юрий, как вы познакомились с Борисом Абрамовичем?
— Летом 1998 года нас познакомил Леонид Вальдман, близкий друг Александра Волошина и Березовского. Собственно, изначально я просто попросил Леонида дать мне номер факса офиса Березовского, чтобы я смог послать ему письмо. Я хотел предложить Березовскому стать его биографом с условием, что он разрешит мне войти в его окружение. Леонид нехотя дал, правда, остался не в восторге от моей инициативы. В глубине души он считал, что мое факсимильное послание секретарь Бориса, Ирина Пожидаева, выкинет в помойку. Но Ирина Геннадиевна факс не выкинула. Борис Абрамович перезвонил и назначил мне встречу в Нью-Йорке.
— Помните первое впечатление о нем?
— Мы с Леонидом приехали в Нью-Йорк. На встречу Березовский явился со своей женой Леной. Ведь это только недавно стало известно, что Борис не был зарегистрирован браком с Леной. Но все эти годы об этом никто не знал. Лена воспринималась всеми как третья супруга Бориса.
Мы встретились. Березовский, разумеется, общался с Леонидом, с которым не виделся какое-то время. Я стоял рядом, занял позицию наблюдателя. Затем Борис пригласил нас на ужин в японский ресторан «Нобу» (Nobu). За ужином с нами оказался еще один незнакомый мне человек — Владимир Воронов. Борис за весь ужин не задал мне ни одного вопроса. В свою очередь, я тоже молчал. Наконец, Леонид решил перехватить инициативу и сказал:
— Послушай, я хочу познакомить тебя с Фельштинским. Юра очень интересный человек...
Борис его мягко, даже с улыбкой, перебил:
— Да мы уже познакомились.
Назвать это знакомством было сложно.
— На том и распрощались?
— После ресторана мы вернулись в гостиницу. Там Березовского ждал художник Эрнст Неизвестный с женой. Ему нужно было решить финансовый вопрос, что-то насчет выделения крупной суммы для создания памятника в центре Москвы. Причем эти деньги обещал ему выделить Лужков, но не давал, и теперь Неизвестный пытался получить астрономические суммы у Березовского. Я был взбешен тем, что мои шансы пообщаться с Борисом тают на глазах. Во втором часу ночи Неизвестный наконец-то закончил со своим занудством, и Березовский обернулся ко мне. На что я деликатно заметил, что лучше поговорить завтра. Самолет у Бориса был намечен на 9 утра. Мы договорились встретиться до его отлета и расстались на том, что он позвонит.
Я в этот звонок не слишком верил. Но Борис позвонил в 7 утра и попросил приехать в гостиницу, заодно и позавтракать. На этот раз мы действительно поговорили. Удивительно, но к теме моего факса — к биографии Березовского — мы больше не возвращались никогда. Мы просто договорились о том, что в сентябре я прилечу в Москву.
— Вы гостили в его московской квартире?
— С сентября 1998-го по 2005 год мы общались плотно, хотя даже в периоды максимально близких отношений между нами была огромная дистанция. Мы были на «ты», я уже обращался к нему «Борис», но прийти к нему без согласования дня и времени встречи я не мог. Дома в Москве я был у него пару раз. Кажется, это была бывшая правительственная дача Горбачева. На его виллах в Ницце и под Лондоном я гостил куда чаще.
— В Москве Березовский вел богемный образ жизни?
— Березовский спал очень мало, максимум часа четыре в сутки. Он любил рестораны, клубы, тусовки, выставки и театры. Когда Березовский заработал много денег и стало понятно, что все эти суммы потратить уже нельзя, он сформулировал для себя: заработать деньги проще, чем научиться их тратить. Поэтому он пытался жить максимально дорого, хотя и при таком подходе все имеющиеся деньги потратить на себя было невозможно, и он это понимал.
«Не экономь мне мои деньги»
— Он умел распоряжаться деньгами?
— Он не умел распоряжаться деньгами и тратил их бездумно. Вокруг него всегда толпилось удивительное количество проходимцев и авантюристов, которые легко вытягивали на свои безумные проекты десятки тысяч, сотни тысяч, а то и миллионы долларов. Для Бориса это были игрушки, за которые он хватался, как капризный ребенок. И чем дороже была игрушка, тем больше она его интересовала. Дешевые игрушки были ему неинтересны. Однажды, когда он делал некую «политическую» покупку за 500 тысяч долларов, я не выдержал и взмолился: «Борис, дай мне 15 минут, я собью цену до 200 тысяч. У меня есть информация, я знаю, что они готовы продаться и за 200». Борис ответил мне на это гениальной фразой, после чего я больше никогда уже не вмешивался в его дела: «Не экономь мне мои деньги». При этом, когда я повадился летать за его счет через океан в бизнес-классе, он как-то спросил: «Ты в каком классе летаешь?» Я ответил. «Н-да, это надо заканчивать... Это надо заканчивать...» — несколько раз повторил он, косясь на меня.
— Яхты, самолеты, виллы — Березовский нуждался в таких роскошных вещах или покупал их, потому что обязывал статус?
— Больше всего он любил самолет. Самолет служил идеальным инструментом для быстрого передвижения. Если бы можно было летать на ракете, он летал бы на ракете. Вот яхта ему необходима была явно по статусу. И когда с деньгами стало плохо, первое, что он продал, это яхту. Виллы у него были под Ниццей, под Лондоном — роскошные, просторные, с большой территорией. Когда мы в первый раз подлетали к Ницце на его самолете, он спросил: «Хочешь, я тебе свою виллу с воздуха покажу? Видишь самую большую черепичную крышу? Вот это моя вилла». Борису важно было, чтобы его вилла была самой большой, самой привлекательной... В гостиницах он всегда останавливался в президентских номерах. В ресторане заказывал конкретное вино, но иногда говорил: «Принесите мне самое хорошее вино», что на ресторанном языке означало — «самое дорогое».
— Как отдыхал Березовский?
— Он отдыхал, когда ужинал в ресторанах; отдыхал с многочисленными девушками, отдыхал, когда летел куда-то, когда думал и писал. Лежащим на пляже я Бориса никогда не видел.
— Он занимался спортом? Или Борис Абрамович и спорт — вещи несовместимые?
— Он плавал. Он играл в теннис — не думаю, что хорошо. В гольф, уверен, Борис не играл. Думаю, потому что этот вид спорта не динамичный. Хобби у него тоже никогда не было. Хобби требует свободного времени и сосредоточенности.
«Не брезговал пить вино стоимостью в доллар»
— Березовский любил выпить? Какие напитки предпочитал? В одном интервью он сказал: «Пить я бросил год назад... Понял, что здоровье не позволяет».
— Березовский пил. Но тут необходимы уточнения. Когда я летал с ним по СНГ, то с утра до вечера у него были запланированы встречи. Зачастую эти встречи уже с утра начинались со спиртного. Я не могу сказать, что пили много, но на накрытом утреннем столе принимающей стороны всегда стоял коньяк. Но, как только оказывался за границей, пил исключительно красное вино. Любимым было французское «Шато Латур». Стоимость этого напитка — от 300 до 600 долларов за бутылку. Сейчас эти вина подорожали, и «Шато Латур» стоит под тысячу. При этом Бадри Патаркацишвили часто снабжал Бориса грузинскими винами — «Хванчкарой» или «Олигархом».
— «Олигарх»? Это вино было приготовлено специально для Березовского?
— Про вино «Олигарх» — отдельная история. В 2000 году мы отмечали день рождения Бориса на Домбае. Вылетели туда из Москвы на самолете типа «Як-40», затем тащились на автобусе. Вечером стали разливать очень вкусное грузинское вино. Я поинтересовался, что это за вино. На мой вопрос получил ответ: «Олигарх». Мне рассказали, что во время одной поездки в Грузию Борис и Бадри продегустировали в какой-то деревне вино. Напиток настолько пришелся им по вкусу, что они купили у хозяина весь виноградник и договорились, что все вино этого виноградника будут поставлять в «дом приемов» на Новокузнецкую. Стоил напиток — один доллар за литр.
— Выходит, Березовский был не настолько прихотливым в алкоголе?
Борис предпочитал дорогие вина. Но, когда не было дорогих и хороших, пил что предлагали. Мы часто сидели с ним в барах, где подавали простое вино по 5—20 долларов за бутылку. Пили без проблем, Борис не морщился. Но в последние годы он вообще не пил. Как-то я поинтересовался, что случилось? Он ответил: «Надоело». Но причины были, конечно же, медицинские.
— Говорят, Березовский тщательно следил за своим здоровьем, раз в год выезжал лечиться в Израиль?
— Березовский действительно следил за своим здоровьем. Пытался правильно питаться, есть здоровую пищу. Иногда он садился на какие-то диеты, хотя никогда не был толстым или упитанным. Принимал с утра набор каких-то таблеток, в основном витаминов. Для своего возраста он всегда очень хорошо выглядел и был энергичным, живым, быстро двигался. Он следил за давлением, время от времени его мерил, даже в офисе. В общем-то, на здоровье он не жаловался. За своим внешним видом он тоже следил. Как-то мы втроем — я, Боря и его супруга Лена — сидели в ресторане. Неожиданно Борис вскочил с места: «Я знаю, что я сейчас хочу сделать. Я хочу сделать себе педикюр». Попрощался и поехал делать педикюр.
— Правда, что в последнее время с Березовским творилось что-то неладное? Налицо были все признаки тяжелой затянувшейся депрессии.
— Борис действительно был огорчен, удручен, расстроен и даже подавлен проигрышем в лондонском суде. Я уверен, что его больше всего расстроила не финансовая сторона проигрыша, а морально-политическая. В суде его назвали обманщиком, которому нельзя доверять. В Англии в тех кругах, куда был вхож Березовский, такое заявление делало его, по существу, «нерукопожатным» человеком. Возможно, его состояние можно было с медицинской точки зрения назвать депрессией. И тем не менее я не могу представить, чтобы Березовский наложил на себя руки. Борис был боец, оптимист, любил жизнь.
«Чужих советов он не слушал»
— Вы когда-нибудь обращались к Березовскому за советом по поводу жизненных ситуаций?
— Ни разу в жизни. Такая идиотская мысль не могла прийти мне в голову потому, что было ясно: никакого жизненного совета Борис дать мне не мог. Никому не мог. В самом начале моего пребывания в Москве я его один раз попросил мне что-то объяснить, чего не понимал. Он ответил что-то вроде «со временем сам поймешь». Я уточнил: «То есть вы не учитель?» «Нет, — сказал, — не учитель». Уже через много лет, в Лондоне, мы как-то сидели в кафе, он заказал какой-то хитроумный дорогой чай. За компанию заказал мне тоже чайничек. Я начал наливать себе чай в чашку. Борис с интересом посмотрел на меня: «Подожди, не так, сейчас я тебя научу, как этот чай нужно пить». Там действительно как-то нестандартно было: огромные листы чая, куда-то их нужно было положить, чтобы они попарились, и только затем пить. Так вот, это был единственный случай за все годы, когда Борис сказал мне: «Сейчас я тебя научу».
— Он сам нуждался в советах?
— Борис нуждался в советах как никто иной. Но проблема была в том, что он чужих советов не слушал. В начале знакомства я по наивности считал, что как раз и смогу дать ему какие-то полезные советы. Вскоре стало понятно, что это бессмысленно. Когда я попробовал заниматься анализом ошибок — ничего, кроме раздражения, это у него не вызвало: он был принципиально против разбора полетов. Это ведь был возврат назад. А он придерживался лозунга — только вперед, причем полным ходом. Ясно было, что ничем, кроме как катастрофой, это не закончится. Удивительно, что эта катастрофа произошла только в 2013 году. Она должна была случиться много раньше.
— Борис Абрамович был азартным человеком? Казино, покер любил?
— Борис был очень азартным человеком, но в другом плане. Казино и карты его не интересовали. Он любил выигрывать в важных для него делах. Как-то он играл с Лужковым на бильярде. Вообще, Борис на бильярде играл не очень хорошо. Но Лужков, видимо, играл еще хуже, если Борис начал у него выигрывать. Шел начальный период налаживания отношений с Лужковым, и Борису важно было подружиться с Юрием Михайловичем. Бадри, присутствовавший при этой партии, подошел к Борису и шепнул: «Проиграй». А Борис взял и выиграл. Не смог проиграть. Партия эта обошлась Борису очень дорого, так как после этого его отношения с Лужковым расстроились. По крайней мере, так утверждал Березовский. Так что азарт выигрыша был основным мотивом в жизни Бориса. Берусь предположить, что проигрыш, а особенно череда поражений, должен был им восприниматься крайне тяжело.
«Спал, с кем посчитает нужным, но считал, что жена не имеет права ему изменять»
— Много разговоров ходило на тему любвеобильности Бориса Абрамовича.
— Я верю в любовь. И верю в любовь Бориса к женщинам. Верю в то, что его любовь можно было измерять уровнем его ревности. При этом я точно знаю, что во многих случаях для него это было лишь погоней за ощущениями или своеобразным спортом, азартом, пониманием того, что вот здесь он уж точно может потратить любые деньги — на саму девушку и на подарки ей. Так что это был еще один способ потратить «на себя» деньги. А вот в любовь этих молодых женщин к Борису я не верю. Разумеется, я не утверждаю, что прав в этом вопросе. Красавцем Бориса не назовешь. Он, безусловно, был обаятельным, когда хотел. И его деньги являлись удобным и необходимым инструментом для усиления этого обаяния. Но, к сожалению, у нас нет возможности посмотреть, что происходило бы с личной жизнью Бориса, если бы он не использовал финансовый ресурс для завладения на ночь, день или дольше той или иной девушкой. А десятков дам, крутящихся вокруг Бориса, я вообще никогда не видел.
— После смерти Березовского некая Екатерина Сабирова призналась в своих отношениях с олигархом. В своем интервью она поведала, что Березовский, когда писал письмо Путину, советовался именно с последней женой Еленой Горбуновой. Как складывались отношения у Бориса Абрамовича с супругой?
— В личной жизни Борис был сложным, я бы даже сказал, невыносимым человеком, и никакие деньги не могли компенсировать мучений женщин, которые находились рядом с ним. Я никому не пожелал бы участи жены Березовского. Миллионы Бориса не могли компенсировать унизительной ситуации, когда он оставлял за собой право спать, с кем посчитает возможным, но при этом искренне считал, что жена не имеет права ему изменять. И если в начале семейной жизни Лена, может быть, питала иллюзии, что сможет переломить эту ситуацию, то со временем стало ясно: Борис неизлечим.
Лена — мудрая, тактичная и деликатная женщина. Мне казалось, что она была единственным человеком, с которым Борис советовался. С кем Борис точно не мог обсуждать свои дела, так это с друзьями, потому что считал себя выше интеллектом и пониманием ситуации.
А Лена очень часто оказывалась в серьезных вопросах права. Женская мудрость и интуиция ее не подводили. Например, после инаугурации Путина в 2000 году Борис сказал Лене:
— Все, победили, теперь можно поехать отдыхать на острова.
Лена спросила:
— Надолго?
— Надолго. На месяц, на два. Мы же победили!
— Как же мы уедем? А тут кто останется?
— Как кто? Тут же у меня мои друзья: Саша Волошин, Рома Абрамович. Это же мои друзья, они уж точно за нашими интересами последят.
— А-а-а, я все поняла, — ответила Лена. — Собираем чемоданы. Уезжаем надолго. Отдыхать. Навсегда. Потому что если ты считаешь, что твои интересы в России будут отстаивать Саша с Ромой, то лично мне понятно, что мы в эту страну вернуться уже не сможем.
Так и оказалось. А ведь это были первые дни президентства Путина, когда еще Саша с Ромой не понимали, что через несколько месяцев Березовский станет их заклятым врагом. Лена это поняла в первые дни президентства Путина.
— Раз уж затронули тему письма Березовского Путину — могло оно быть?
— Сомнений нет, письмо было, но я бы не стал уделять ему большое внимание. Вышеупомянутое письмо, похоже, было последним письмом Березовского Путину, но далеко не первым. Борис любил написать письмо «Володе», «Владимиру Владимировичу» или «Президенту Путину», чтобы о себе напомнить. В последнем письме был один серьезный пункт: об амнистии за совершенные мнимые или реальные преступления и о праве возвращения в Россию. Разумеется, шансов на такую амнистию у Бориса не было, и в этом смысле он ничем не рисковал. Политический цинизм Березовского не знал границ.
«Он был поразительно одиноким человеком»
— У Березовского было много друзей?
— У него было мало друзей — максимум человек пять. При всех его деньгах он оставался поразительно одиноким человеком. Не случайно и умер в одиночестве. В Израиле, когда мы виделись в последний раз, рядом с ним были только водитель, охранник и очередная девушка, не сильно впечатляющая. Но это был уже не тот Борис, которого я знал и видел раньше. Люди к нему тянулись из-за денег, для решения своих вопросов, для обсуждения своих проектов. С какого-то момента Березовский уже не воспринимался никем иначе, как «олигарх», то есть богатый бизнесмен при власти. И даже старые его друзья имели право на дружбу ровно настолько, насколько Борис это им позволял — например, час-другой в год.
— Какая черта характера Березовского вас удивляла?
— Больше всего в Березовском меня удивляла его неготовность и неспособность послать все и начать спокойную жизнь. На его месте любой нормальный человек давно именно так и сделал бы. Оставил себе лондонский особнячок, начал коллекционировать картины, летал время от времени куда только можно... Но у Бориса не было тормозов. Он все время куда-то несся. Остановить его было невозможно — ни женам, ни детям, ни друзьям.
— Он был способен на какие-то шокирующие поступки?
— Он всегда себя контролировал. Максимум, что он мог себе позволить, — кричать и материться. Но, в отличие от наших высокопоставленных чиновников, Березовский позволял себе подобное крайне редко. Здесь нужно помнить, что он был членом-корреспондентом Академии наук. Выше него в научной иерархии только академики.
— Березовский признавал свои ошибки в обычной жизни? Если был не прав, мог извиниться?
— Если бы Березовский извинялся за сделанные им ошибки, он всю свою жизнь потратил бы на извинения. Потому что ошибок он делал больше, чем верных ходов. В истории наших отношений он часто бывал не прав, иногда даже извинялся. Но обычно это происходило много позже того, как ошибка была совершена, так что его извинения и признания носили академический характер.
— Говорят, он часто помогал людям, причем совсем незнакомым.
— Я помню, как среди ночи мне позвонил писатель Виктор Суворов из Англии: в последнюю минуту сняли с проката на НТВ Гусинского 10-серийный документальный фильм о нем и по его книге, отснятый известным документалистом В.Л.Синельниковым. Суворов позвонил мне в Москву поплакаться. Я ему сказал что-то вроде: «Дай мне телефон Синельникова, я узнаю, что можно сделать».
Среди ночи я позвонил Синельникову, рассказал о звонке Суворова, сказал, что у меня самолет в шесть утра и что у нас осталось несколько ночных часов для действий.
— Юрий Георгиевич, извините, — сказал деликатно сонный Синельников. — Намекните мне одной фразой, почему вы считаете, что вы сможете нам помочь?
— Одной фразой намекну, — ответил я. — Я работаю в аппарате Березовского.
В этом ответе было много преувеличений. И в слове «работаю», и в слове «аппарат». Но на фамилию Березовского Синельников сразу отреагировал, и уже через час мы сидели у него в офисе в гостинице «Москва» и решали, что делать. Формат был понятен: нужно написать факс Березовскому. Но что написать?
Шел 1999 год. Год предвыборной борьбы, и отношения Березовского и Гусинского были враждебные. Я подумал, что, если я начну писать про Суворова и правильность его концепции, Борис факс читать не станет. Поэтому я написал иначе: «Канал Гусинского планирует показ 10-серийного документального фильма «Последний миф» по книге Виктора Суворова «Ледокол». Если я пообещаю, что этот фильм покажут на Первом канале, режиссер фильма, с которым я знаком, заберет фильм с НТВ и отдаст его нам. Это будет серьезным ударом по самолюбию Гусинского. Но решение должно быть принято сегодня». Дальше я написал пару слов о Суворове, Синельникове и фильме. Отправили факс. И пока я с Синельниковым прощался и договаривался о будущих совместных действиях, перезвонил Борис: «Любой ценой отнять фильм у Гусинского для показа на канале ОРТ».
В итоге «Последний миф» был показан на 6-м канале, тоже принадлежащем тогда Березовскому, потому что Константин Эрнст категорически отказался его показывать на ОРТ, пояснив, что «Суворов предатель, и мы фильм о нем показывать не будем». Но Борис остался этой акцией по «отнятию» фильма у Гусинского доволен.
— Эта история говорит не столько о помощи Березовского, сколько о жажде мести.
— Возможно. Но, когда через несколько месяцев Синельникову понадобились 100 тысяч долларов на 3-серийный документальный фильм о Сахарове, я привычно написал Борису факс. Березовский тут же перезвонил: «Пришли ко мне Синельникова». Через полтора часа разговора ошарашенный Синельников вышел из кабинета Бориса со ста тысячами долларов.
— Еще кому он помогал?
Из чистой благотворительности следует вспомнить о 3 миллионах долларов, которые были переданы им в фонд Андрея Сахарова. Борис в какой-то момент согласился пожертвовать деньги в фонд Сахарова, но условием поставил личную встречу в Бостоне с вдовой Сахарова Еленой Боннэр. Елена Георгиевна в тот период плохо себя чувствовала. Я помню, что буквально час уговаривал ее дочь Татьяну позволить мне обсудить с Боннэр вопрос о встрече с Березовским. Она и слышать не хотела об этом свидании, даже когда я намекнул, что Березовский готов пожертвовать в фонд Сахарова крупную сумму денег. Но в конце концов я уговорил Татьяну передать телефонную трубку Боннэр, и с самой Боннэр о встрече я договорился уже минут за десять. Дальше события развивались стремительно: Березовский прилетел к Боннэр, и они заключили соглашение о том, что Борис пожертвует в фонд 3 миллиона долларов. Деньги действительно вскоре были переведены на счет фонда.
Были и другие благотворительные акции. Например, после смерти диссидента Александра Гинзбурга Борис дал какие-то деньги его вдове. Я не знаю, сколько именно. Просто так получилось, что она при мне позвонила Борису и благодарила его за помощь. Только поэтому я оказался в курсе.
Продолжение в следующем номере.
