Но если из победы не сделать правильных выводов, она легко может превратиться в поражение. Разгром Болотной ВВП не должен трактовать как мандат на механическое продолжение своего прошлого курса. Путин должен суметь вовремя наступить на горло собственной песне. Иначе против трижды президента неизбежно обернутся те же самые неформальные политические законы, что позволили ему победить оппозицию.
Странная смерть болотной мечты
В начале 1999 годов люди, которые близко общались с директором ФСБ Владимиром Путиным, заметили в его облике радикальные изменения. Прежде Владимир Владимирович был подчеркнуто спортивным человеком. Но вдруг он предстал в облике человека с больной спиной. «Часто жаловался на боли и постоянно ходил и ежился, — рассказал мне один из тогдашних знакомцев ВВП. — Приблизительно через два месяца все эти признаки исчезли».
В нынешнем окружении Путина уверяют, что его теперешние проблемы со здоровьем носят тот же мимолетный характер, что и в 1999 году: «Вы спрашиваете, будет ли операция? Это совсем неактуально. Президент уже полностью закрыл эту тему с помощью упражнений!»
Проблемы с путинской спиной именно в 1999 и 2012 годах — это, конечно, случайное совпадение. Но, как это бывает, «случайные совпадения» лишь подчеркивают фундаментальное сходство.
На старте своего первого премьерства в 1999 году Владимир Путин казался многим легковесным политиком, лишенным всякого политического будущего. В обстановке болотной эйфории в 2012 году легковесным политиком Владимира Владимировича, естественно, никто не считал. Но вот ощущение, что у него нет политического будущего, вернулось. Мол, у Путина все уже в прошлом! Мне кажется, что в обоих случаях ВВП сумел переиграть своих оппонентов с помощью одного и того же незамысловатого политического приема.
Я отлично помню момент, когда в 2012 году поменялось мое личное отношение к нынешней оппозиции: на смену надежде пришли усталость и даже ощущение опасности. Произошло это в мае, когда оппозиция захватывала под свои «лагеря протеста» все новые московские парки и скверы.
В этот период крупный оппозиционный трибун попытался переубедить жителей высотного дома на Кудринской площади: мол, зря вы волнуетесь граждане! Ваш сквер «страдает» ради правого дела! А когда жителей этот аргумент не убедил, оппозиционер произнес следующую сакраментальную фразу: «Надо же! А сначала эти граждане показались мне нормальными людьми!»
В силу профессии у меня уже давно выработался иммунитет против даже самых эмоциональных речей политиков. Однако эта фраза поразила меня до глубины души. Я понял, что, с точки зрения оппозиционных вождей, я тоже не являюсь «нормальным человеком». При всей моей любви к демократической форме правления я тоже категорически против «политических лагерей» там, где в тени деревьев должны гулять мамаши с колясками.
Сначала мне показалось, что в моем случае стоит говорить о некой чисто индивидуальной фобии. Но вскоре меня озарило: мои ощущения — это микроскопическая часть некой новой мощной политической волны, не более, но и не менее.
«Я считаю инновационную работу первичной политической задачей… Она в начале всего, потому что если не будет высоких технологий, если не будет расти производительность труда, то не будет никакой демократии. Демократия — это роскошь. Если у вас много продуктов, то можно позволить себе быть свободными. Если у вас мало продуктов, то вы волей-неволей начнете ужесточать правила» — за это недавнее заявление вице-премьера Владислава Суркова российская либеральная публика пригвоздила к позорному столбу.
И часть критики в адрес команды президента, безусловно, справедлива. За 13 лет фактического путинского правления наша власть не слишком много внимания уделяла инновациям или повышению производительности труда. Вместо этого все внимание уделялось распределению и частичному сохранению доходов от нефтегазового пирога. Но вот общее направление мыслей Суркова, с моей точки зрения, абсолютно правильно.
В декабре 2006 года два видных российских экономиста, академик РАН Виктор Полтерович и Владимир Попов из Академии народного хозяйства, опубликовали статью с не слишком броским названием: «Демократия без либерализма: без укрепления законности демократия неэффективна».
Никакого особого влияния на мышление нашего креативного класса этот материал не оказал. А зря. Если бы основные тезисы Полтеровича—Попова прочно вошли в сознание нашей элиты, то многое в нашей политике могло бы пойти совсем по-другому.
Вот вкратце их суть: «В политологии демократический режим с сильными институтами, где выборные органы гарантируют гражданские права, называется не просто демократией, а либеральной демократией. Причем прилагательное «либеральный» здесь не менее важно, чем существительное «демократия». Это прилагательное указывает на гарантированность прав личности и экономических агентов — прав собственности и исполнения контрактов. Для страны со слабыми институтами развитие демократии менее важно, чем укрепление правопорядка».
Вам кажется, что это звучит как манифест самых реакционных слоев российского общества? Но Полтерович и Попов подтверждают свои выкладки ссылками на авторитетных западных исследователей: «По подсчетам американского политолога Карозерса, из почти 100 стран, предпринявших попытку уйти от авторитаризма, только 18 действительно находятся на пути к превращению в успешную демократию». Профессор Гарвардского университета Роберт Бэрроу так суммировал результаты своих исследований: «Мысль о том, что демократия необходима для экономического роста, так же не верна, как и утверждение, что бедным странам необходима диктатура, чтобы вырваться из бедности».
А вот приводимые Полтеровичем—Поповым убийственные, с моей точки зрения, примеры из зарубежного опыта: «И при англичанах, и после передачи Гонконга Китаю законность и порядок в этом городе остаются на высоте, недосягаемой для большинства стран мира. Хотя полноценной демократии в Гонконге все еще нет. Противоположный пример — Гаити. Одна из старейших демократий Латинской Америки практикует общенациональные выборы с начала XIX века. При этом — крайне низкий уровень жизни, 30 переворотов за 200 лет».
Конечно, при Путине с «обеспечением прав личности и экономических агентов» тоже все, мягко говоря, не совсем в ажуре. Но ВВП гарантирует хоть какую-то стабильность. А оппозиция — несмотря на свои либеральные лозунги — не просто приглашает в какую-то хаотическую неизвестность. Она приглашает в неизвестность, которая подозрительно похожа на уже пройденные, не самые радостные этапы нашей истории.
В какую прошлую эпоху от граждан требовали поступиться своими «мелкими личными интересами» ради «торжества чего-то светлого и великого»?
Да, память вам не изменила. Это было в эпоху, когда Михаил Булгаков написал «Собачье сердце». Помните, например, такие бессмертные строки: «Общее собрание просит вас добровольно, в порядке трудовой дисциплины отказаться от столовой. Столовых нет ни у кого в Москве. Даже у Айседоры Дункан!» — звонко крикнула женщина».
Граждане устали от вечной «битвы до последней капли крови за великие идеалы». Им хочется просто спокойной, относительно сытой, относительно стабильной жизни. Хочется быть «нормальными людьми» и водить детей в Кудринский сквер. И стоит ли их за это осуждать? Гораздо продуктивнее задаться вот каким вопросом: вечно ли Путин будет восприниматься как гарант стабильности?
Есть ли у гаранта гарантия?
«Может ли быть такое, что в 2018 году Владимир Путин решит баллотироваться в президенты на новый срок?» — спросил я у уже упомянутого близкого соратника ВВП. Привожу его ответ почти дословно: «Уверен, что Путин не думает сейчас о новом сроке. Но я такой возможности не исключаю. Да, принесет с собой массу негатива. Но будет и совершенно очевидный плюс: еще шесть лет стабильности. Одна из основных целей Путина — формирование класса собственников. А чем дольше длится период стабильности, тем больше у людей уверенности в незыблемости их частной собственности, в том, что они смогут передать нажитое своим детям».
Любой уважающий себя либерал в два счета найдет на это достойное возражение: никакая личность — будь она даже семи пядей во лбу — не может быть гарантом стабильности и незыблемости собственности. Таким гарантом могут быть лишь работающие государственные институты.
Но вот как сделать государственные институты работающими? Из уст одного из вершителей судеб российской политики я как-то услышал: «Без развития гражданского общества власть может быть разумной лишь иногда. Если в США убрать гражданское общество, то через пять лет Америка превратится в Северную Корею».
Россия — это, конечно, совсем не Северная Корея. Однако нечто отдаленно похожее на гражданское общество существует у нас лишь в нескольких крупных мегаполисах. На всей остальной территории страны гражданское общество напоминает тонюсенький слой масла, размазанный по огромному куску хлеба.
У меня приличное количество знакомых из числа высшего звена региональной бюрократии. И ни один из них не боится «институтов гражданского общества». Зато перспектива альянса какого-нибудь местного олигарха с боссом местного же подразделения федеральной силовой структуры повергает их в состояние, близкое к панике.
В этом случае уголовные дела начинают сыпаться как из рога изобилия. И если посадка губернатора — событие все-таки достаточно редкое, то вице-губернаторы «лишаются скальпов» в массовом порядке.
Более-менее устойчивой такая конструкция является лишь при наличии возможности апелляции наверх. У кого-то должна быть возможность крикнуть: эй, вы там, внизу! Не совсем ли вы заигрались?
Но окрик из Москвы будет эффективен, только если федеральный центр пользуется авторитетом. А авторитет федерального центра прямо пропорционален личному авторитету высшего лидера страны.
«Россия — это страна, в которой никто по-настоящему не верит в институты, — сказал мне знакомый крупный региональный чиновник. — У нас все пока держится на авторитете конкретной личности. И если эта личность вдруг начинает терять авторитет, то трещины появляются и на всем государственном механизме. Это у вас в Москве протест идет под либеральными лозунгами. В регионах — особенно в национальных республиках — протест выливается в сепаратизм и исламизм».
Сторонники ВВП воспринимают это как доказательство: раз дорогому Владимиру Владимировичу и в 2012 году нет альтернативы, у него по-прежнему есть полная свобода маневра. «Путин считает, что он выиграл выборы в пиковый момент обострения политической ситуации. Поэтому у президента нет ощущения, что он работает в условиях ограниченного количества времени. Путин категорически против любых экспериментов над страной. Поэтому он ни в коем случае не будет торопиться», — сказал мне уже упомянутый кремлевский собеседник.
Но вот моя оценка ситуации куда менее оптимистична. Авторитет политика — тот же товар, который имеет совершенно определенный срок годности. И с моей точки зрения, Путин уже потратил не самую маленькую часть своего временного ресурса.
Да, ВВП по-прежнему заполняет собой большую часть российской политической сцены. Однако «градус энтузиазма» у путинских сторонников ощутимо снижается. Путина можно сравнить с арктическим айсбергом времен глобального потепления. Ледяной исполин будет изумлять своими размерами еще впечатляющее количество времени. Но по его краям уже вовсю идет процесс таяния.
Что же «подтапливает» Путина? Как мне кажется, у ВВП сейчас два основных «врага». Первый — это «ветреность» публики. Политики в глазах населения в чем-то сродни поп-звездам. Хочется, чтобы по прошествии энного количества лет физиономии на экране ТВ все-таки менялись.
Второй, несомненно, более опасный «враг» Путина — окружающая действительность. У населения создалось стойкое ощущение: в топке государственной машины регулярно сжигаются миллиарды долларов. Но при этом она очень часто крутится на холостом ходу.
Гражданский самолет нового поколения. Саммит АТЭС во Владивостоке. Система глобального позиционирования ГЛОНАСС. Военные реформы Сердюкова. Все эти и многие другие известные новации последних 13 лет должны были стать визитными карточками успешного реформатора Путина. Вместо этого они стали иллюстрацией принципа: сколько денег ни вбухивай, все равно получится пшик.
Да, при ВВП жить стало сытней. Но после сытного обеда хочется чего-то еще. А социальные лифты в путинской России практически остановились. Если амбициозному молодому человеку не посчастливилось родиться в «правильной» семье, его шансы добиться чего-либо довольно скромны.
При этом система высшего образования ежегодно выплевывает на рынок труда множество «специалистов» с бесполезными дипломами. А элита выставляет напоказ свой уровень сверхпотребления, сравнимый с излишествами саудовских принцев. Грустный символ последнего времени: едва ВВП предложил элите в послании парламенту «жить поскромнее», как видный член его команды официально получает за свой уход в отставку отступные в 100 миллионов долларов.
Нельзя сказать, что Путин ничего не замечает и сидит сложа руки. По рассказам кремлевских царедворцев, «три четверти» своего времени ВВП уделяет состоянию мировой экономики и возможному новому кризису. Слова про «три четверти», конечно, могут быть преувеличением. Но экономический помощник президента Эльвира Набиуллина в последнее время превратилась в одну из самых влиятельных фигур в окружении ВВП.
За минувший год радикально изменилась и ситуация во внутриполитическом блоке кремлевской администрации. Уже в бурном декабре 2011 года Путин пришел к выводу: основанная на принципе «никого не пущать» система управления в самый ответственный момент не сработала.
Новый «король российской публичной политики» Вячеслав Володин и его правая рука Олег Морозов — люди, которые умеют и даже любят работать в конкурентной среде. Первоначальный взлет политической карьеры Володина состоялся благодаря Евгению Примакову. И своим неформальным девизом Володин сейчас сделал изречение этого бывшего премьера: «Опираться можно только на то, что сопротивляется».
Но список проблемных зон, где положение продолжает ухудшаться, еще более внушителен. В процессе разгрома болотной оппозиции ВВП «отпустил вожжи» силовых структур. Силовики ведут себя так, как будто им позволено абсолютно все. Такая ситуация становится все более опасной для страны. Ведь далеко не факт, что, разобравшись с «желающими штурмовать Кремль», силовики захотят остановиться.
При этом в путинском окружении откровенно признают: «Нынешняя борьба с коррупцией на деле ничего не меняет. От разоблачений по ТВ участники коррупционных схем лишь еще больше шалеют и наглеют. И как изменить эту ситуацию, непонятно. В наших современных условиях борьба с коррупцией приводит лишь к перераспределению ресурсов, не более того».
Еще более тяжелая задача — что делать с Северным Кавказом. Если так пойдет и дальше, то скоро Чечня будет восприниматься как самая благополучная и спокойная республика региона.
Глубоко нездоровой является ситуация в правительстве. В декабре 2011 года именно Дмитрий Медведев — не Путин — сделал все, чтобы массовые выступления против власти в Москве не привели к кровопролитию. Но в качестве премьера Медведев ведет себя как откровенный сибарит.
А между тем положение дел во многих важных правительственных ведомствах близко к отчаянному. Возьмем, например, новую систему управления российской социалкой. Сейчас власть должна принимать некие стратегические решения по поводу дальнейшей судьбы пенсионной системы.
Но вот новый социальный вице-премьер Ольга Голодец предложить какой-то определенный курс не может. Голодец — очень талантливый и жесткий исполнитель. Но способность рождать новые идеи в список ее достоинств не входит.
Поэтому вся черновая работа по срочной подготовке реформы пенсионной системы была скинута на свеженазначенного профильного министра Максима Топилина. Но сам глава нового ведомства труда и социальной защиты Топилин пенсионными проблемами никогда не занимался. Он специалист по проблемам занятости. А нужных специалистов под его началом просто не оказалось.
Весь правовой департамент бывшего объединенного министерства здравоохранения и социального развития практически в полном составе ушел в Минздрав. Курировавший в этом ведомстве вопросы пенсионной реформы заместитель министра Юрий Воронин ушел работать к помощнику президента Татьяне Голиковой.
Стоит ли после этого удивляться, что правительство и Администрация Президента просто с ног сбились, спихивая друг на друга ответственность за пенсионную реформу?
Все эти — и многие другие — мелкие и не очень мелкие проблемы подтачивают политический ресурс ВВП. В политике, как и в спорте, очень важно точно рассчитать время. Если ты этого не сделаешь, то о победе можно забыть. Поэтому в последнее время главную политическую опасность для страны я для себя определяю одним словом — десинхрон.
Сможет ли Путин не опоздать
«Кто-то должен быть предельно пунктуальным. А кто-то выбирает восемь лет опозданий» — когда Дмитрий Медведев произносил эту ставшую уже знаменитой фразу, у него не было необходимости называть чьи-то фамилии. С постоянными опозданиями в российской элите ассоциируется именно Путин и никто иной. Но опоздать на мероприятие и опоздать на «поезд под названием «Россия» — разные вещи. Ожидающая президентской речи публика покряхтит, но подождет. А вот если «личные политические часы» Путина не будут синхронизированы с политическим ритмом страны, то всем нам стоит ждать большей беды. Время — это «противник», победить которого на этом свете не удавалось пока никому.
Не хочу предсказывать: будут ли стрелки на политических часах президента показывать правильное время? Но вероятность возникновения «временных сбоев» очень и очень велика. За последние 13 лет Путин не демонстрировал особой склонности к строительству и укреплению государственных институтов. Ожидать, что ВВП в этом плане вдруг резко поменяется, довольно наивно.
Путин не раз заявлял и на публике, и в узком кругу: если он почувствует, что его пребывание на посту лидера страны больше не соответствует национальным интересам, он сразу же уйдет. Но, как правило, сами политики не чувствуют, что «время пришло». Обычно такое понимание приходит после жесткого толчка извне. Однако в современной России элита слишком зависима от высшего лидера. Смельчаков, способных сказать в глаза вождю «пренеприятное известие», может и не найтись. Что происходит в этом случае, очень хорошо помнят те, кто жил при позднем Брежневе.
Самая скользкая и в то же время неизбежная тема — кто и как может сменить ВВП. Скорее всего, это не будет человек из радикальной оппозиции. Это чревато чересчур сильной встряской и масштабным переделом собственности. А элита и общество в целом заинтересованы в максимально плавном переходе. Поэтому, как это ни обидно, следующим лидером РФ должен стать человек из современного правящего класса. Однако Путин не терпит вокруг себя «других Путиных»: сильных и самостоятельных политиков. Все это может вылиться в то, что на высшем посту в государстве окажется слабый и случайный человек. Вряд ли Владимир Путин хочет такой судьбы для возглавляемой им страны.
