Открывая обсуждение, спикер Госдумы Сергей Нарышкин заявил: «У большинства нет претензий к тексту Конституции, критики требуют скорее строгого соблюдения ее положений». Призывы заняться написанием нового Основного закона он назвал радикальными и популистскими.
Решительных радикалов за столом не оказалось. «Лучше пока не трогать» — таким был лейтмотив многих выступлений. Даже лидер КПРФ Геннадий Зюганов, которому нынешняя Конституция решительно и уже давно не нравится («за нее в 1993 году проголосовали в лучшем случае треть граждан страны, а прочитали лишь 2% из них!»), призвал править ее изъяны конституционными законами. Главный изъян, по его мнению, — то, что у Президента России, кто бы им ни был, «полномочий больше, чем у египетского фараона, русского царя и римского императора, вместе взятых». Поправить его можно было бы принятием законов, исправляющих перекос в сторону исполнительной власти и устанавливающих парламентский контроль за нею: о Федеральном собрании, об Администрации Президента, о Конституционном собрании (чтобы был — на случай, если до новой Конституции дело все же дойдет)...
Член Общественной палаты юрист Елена Лукьянова предложила обратить внимание на проблему расчистки российского законодательства от устаревших, неточных или даже вредных норм. В СССР, по ее словам, каждые 10 лет законодательство ревизовалось, а в России этим не занимаются.
О том, что и нынешняя Конституция может использоваться более эффективно, говорили советник председателя Конституционного суда Тамара Морщакова и один из авторов обсуждаемого документа, ныне глава аппарата Счетной палаты Сергей Шахрай. Морщакова посетовала, что в стране до сих пор нет центра, который бы определял стратегию развития публичного права — это позволило бы системно развивать такие отрасли, как уголовное или уголовно-процессуальное и избирательное законодательство. Сейчас они развиваются «бессистемно». А г-н Шахрай напомнил, что Конституция-1993 стала не результатом общественного согласия, а «финальной точкой в острейшей политической борьбе», завершившейся расстрелом парламента. И документ, который мы сейчас имеем, — лишь «образ желаемого будущего». Одни его положения реализованы на 12%, другие — на 65%, а третьи, вроде административного судопроизводства, — на 0%.
«Надо отметить, что Владимир Владимирович Путин, придя к власти в 2000 году, не переписал Конституцию под себя», — похвалил президента г-н Шахрай. (Точечно «переписать» ее он доверил Дмитрию Медведеву, при котором в Основной закон внесли поправки, продлевающие с 4 до 6 лет срок полномочий президента и с 4 до 5 лет — срок полномочий парламента...)
Довольно многие, впрочем, считали, что уточнения отдельных положений Основному закону не повредят. Сергей Бабурин («Российский общенародный союз»), назвав патерналистскую модель государства с сильной президентской властью основными признаками «российской политической формулы», призвал усовершенствовать эту формулу при помощи парламентского контроля. «Неэффективность парламента — главная причина нарастания нестабильности», — заявил он и призвал переписать те статьи Конституции, которые касаются Совета Федерации: его место должен занять Госсовет.
«Конституция не музейный памятник, хотя потенциал ее не исчерпан», — продолжил в том же духе лидер «Справедливой России» Сергей Миронов. Он, в частности, предложил дополнить Основной закон тремя новыми главами: «Россия в союзе государств», «Гражданское общество» и «Контрольные органы».
«Проблема не в Конституции, а в том, что прописанные в ней институты не созрели, надо заниматься ими», — заявила общественный деятель Ирина Хакамада. А так... «Общество начинает тихо ненавидеть власть, протест сидит в домах и на чемоданах, даже если не выходит на улицу, и никакие уроки патриотизма в детском саду не помогут — и без Болотной неограниченная экспансия бюрократии приведет к коллапсу власти». «Какая разница, что говорится в написанной Конституции, если власть живет по неписаной?» — спросил лидер «Яблока» Сергей Митрохин. «Если нет политической воли на самом деле обеспечить состязательность при принятии решений, хоть тысячу раз можно усилить полномочия парламента в Конституции — ничего не изменится», — блогер и адвокат Шота Горгадзе тоже был настроен скептически. «Я очень надеялся, что в результате протестного движения власть испугается оппозиции и станет лучше. Не испугалась», — признал он.
Зря надеялся. От страха лучше не становятся.
