Экономисты привыкли описывать нашу экономику как двухсекторную: состоящую из захлебывающихся в прибылях экспортеров сырья и производителей, работающих на внутренний рынок. Разница между ними — как между честным милиционером из «Наша Russia», живущим на корку хлеба в день, и его утопающим в жиру реальным прототипом.
Конкуренцию за все ресурсы — от кадрового до административного — выигрывает искренне не знающий, куда девать деньги, экспортный сектор. Пропасть между ними растет, работающие на внутренний рынок и игнорируемые государством производства стагнируют, а с присоединением к ВТО и погибают. Выживающие переходят на использование рабского труда бежавших из социального ада, которым стала Средняя Азия, что разрушает этноконфессиональный баланс, лишает россиян приемлемой работы и обеспечивает их форсированную деградацию.
Эта модель, характерная для неразвитых стран Латинской Америки, закреплена в России неустанным трудом либеральных реформаторов всех мастей, но сегодня речь не о них. А о том, что эта модель устарела и служит не столько описанию реальности, сколько отвлечению внимания общества от главного, ключевого вида российского бизнеса — бизнеса на бюджете.
Суть его вроде бы благородна — выполнение госзаказа, реализация потребностей государства, а значит, и представляемого им общества. Но увы: когда в начале «тучных» для некоторых нулевых нефтедоллары превратили бюджетные расходы в едва ли не более надежный источник денег для бизнеса, чем экспорт сырья, эта благородная суть была обложена монополиями сразу с двух сторон.
Прежде всего, распределявшие госзаказы чиновники осознали свою силу. Идиотичные по своей тотальности конкурсные процедуры стали могучим инструментом организации коррупционных схем, личного обогащения и наработки не только финансового, но и административно-политического капитала. С другой стороны, бизнес, присосавшийся к госрасходам, ощутил себя в раю: берущий откаты бюрократ не может требовать от него качественной работы, и потому свои обязанности можно выполнять как бог на душу положит. Спрашивать-то некому!
Этот симбиоз пухнущих от государственных (то есть наших с вами) денег коррупционеров и обслуживающих их (под прикрытием бюджетной потребности) недобросовестных бизнесменов стал едва ли не основным содержанием деятельности российских властей на всех уровнях — от сиятельного федерального центра до администрации смываемой фольклорными дождями деревни Гадюкино.
Мельком помянутый еще президентом Медведевым триллион рублей федерального бюджета, уходящий «налево», — лишь верхушка коррупционно-бюджетного айсберга. Реальные масштабы откатов и «распилов», насколько можно судить, выше (не говоря уже о внебюджетных фондах — пенсионном, соцзащиты и обязательного медстрахования, а также о региональных и местных бюджетах) и в целом растут. А «откатно-распильная» экономика не позволяет ограничивать ценовой произвол: самый дремучий чиновник видит, что, если «его коммерс» не завысит цены, ему нечем будет платить взятку. Это позволяет последнему с гарантированной безнаказанностью завышать цены, удовлетворяя свою алчность в том числе и под предлогом тяжкого коррупционного бремени.
При этом объединенная алчность коррупционеров и обслуживающих их бизнесменов серьезно влияет на всю политику государства. Разговоры о «милитаризации» из-за намерения выделить до 20 трлн руб. на перевооружение армии смехотворны не только из-за жизненной необходимости этого перевооружения. Не менее важно, что в силу секретности норматив воровства в военной сфере чуть ли не вдвое выше, чем по бюджету в целом (по оценкам экспертов, 60 и 30% соответственно). Поэтому накачка деньгами закрытых статей представляется не более чем естественным перетоком коррупционных потоков в более эффективные для воровства сферы.
Заинтересованность недобросовестных чиновников в процветании кормящих их «бизнесменов на бюджете» проявляется и в направленности либеральных реформ. Их лозунг последнего десятилетия — «снятие с бизнеса избыточной социальной нагрузки». С одной стороны, чтобы у связанного с чиновниками бизнеса было больше средств для передачи им, с другой — для создания новых видов бизнеса, обслуживающих бюджет либо контролируемых чиновниками.
Людоедская «монетизация льгот», как и другие реформы, разрушающие социальную сферу, служат формированию новых видов бизнеса, паразитирующих на бюджетных деньгах. Другой вариант — создание под прикрытием тех же чиновников новых видов бизнеса, вынимающих из наших карманов деньги за вчера еще бесплатные (или почти бесплатные) услуги.
Растущий грабеж населения организуется правящей тусовкой не из-за иррациональной ненависти к согражданам, но для насыщения деньгами контролируемого чиновниками бизнеса, кормящегося на бюджетных услугах или на услугах, контролируемых государством (как, например, в сфере ЖКХ).
Когда на федеральной трассе «Крым» в центре города Черни Тульской области эта одна из основных дорог страны превращается в обычную разбитую и размытую дождями грунтовку — спасибо надо говорить не только федеральным, региональным или местным ворам, но и их верному помощнику и обслуге — «бюджетному бизнесу».
Когда рост цен и расширение платности (то есть снижение доступности) оказываемых государством услуг (включая жизненно важные здравоохранение и образование) сопровождается катастрофическим снижением их качества, благодарить надо не только либеральных реформаторов, но и «бюджетный бизнес», который по противоестественному субподряду выполняет сегодня многие важнейшие государственные функции.
Вопреки досужим разговорам, Россия является мировым лидером по числу бизнесменов: огромная часть размножающихся административным почкованием чиновников на деле являются бизнесменами. И список «Форбс» — жалкая пародия на реальный список российских миллиардеров, ибо желание работать в России не дает включать в него лиц, занимающих государственные должности.
При этом жизнь «бюджетного бизнеса» несладка. Любая неосторожность — и бизнесмен может быть легко «сдан» в рамках пресловутой борьбы с коррупционерами (ведущейся, похоже, ради повышения эффективности коррупции) или просто отодвинут от бюджетного корыта. Да и замена чиновника, как правило, ведет к замене его бизнеса. И это помимо случаев, когда разнежившийся чиновник в знак милости и довольства работой бизнесмена забирает его бизнес себе, под угрозой тюрьмы позволяя тому работать наемным директором на собственном предприятии.
Понятно, что такая организация огромной части экономики убивает конкуренцию, а с ней и эффективность. Сложившаяся модель процветания «бизнеса на бюджете», вдобавок еще часто и принадлежащего соответствующим чиновникам, в принципе исключает всякую возможность экономического развития России и предопределяет ее социальную деградацию.
Но главный ужас системы — в ее устойчивости, так как все влиятельные участники довольны своим положением.
Либеральные фундаменталисты и рядовые коррупционеры заняты перекачкой ресурсов общества в бизнес. Да, бизнес этот принадлежит не абы кому, а во многом им самим, но, с их точки зрения, именно в этом и состоит высшая справедливость общественного бытия.
Силовые олигархи, в советскую эпоху привыкшие цинично издеваться над бредом политруков о грядущем коммунизме, раскаялись в своем скепсисе: коммунизм для них наступил, и они в нем живут.
И даже бизнес, низведенный с пьедестала главного фактора развития общества до положения простой дойной коровы, старается не мычать, ибо тихую дойную корову обычно не бьют и почти никогда не режут.
Между тем превращение экономики в пищеварительный тракт делает ее более самоедской, чем даже советская экономика, и предопределяет не только экономический, но и политический крах режима в катастрофических для людей и смертельно опасных для общества социальных судорогах. Избежание катастрофы технически несложно, но требует, похоже, лишь одного: изменения государственного строя.
