Забыл ее и я. Но вот недавно, во время моего визита на Западное побережье, друзья затащили меня в кафе Lucy’s El Adobe в Голливуд. Осмотревшись, я заметил, что взоры всех посетителей обращены к одному столику. Повернувшись к нему, я немедленно понял причину всеобщего любопытства. За столиком среди других сидела Моника Левински.
Моника сильно изменилась за прошедшие семнадцать лет. (Сейчас ей тридцать восемь.) В этой помятой жизнью и пополневшей бабе трудно было узнать пышущую здоровьем и энтузиазмом молодости самую знаменитую практикантку Белого дома. Чувствуя на себе пристальные взгляды посетителей кафе, Моника сидела, уткнувшись в тарелку с едой. Она редко поднимала голову и за все время ужина произнесла всего несколько фраз.
Туалет Моники был довольно скромным. Впрочем, скромным было и то платье, которое стоило Клинтону импичмента в палате представителей Конгресса США и суда — в сенате. Импичмент ему припаяли, а на суде оправдали. Роль платья состояла в том, что на нем остались пятна от семени президента. Сравнение с его DNA не оставляло в этом никакого сомнения...
«Надену я черное платье, в монашки я пойду...» Помните этот жестокий романс? В кафе Lucy’s El Adobe на Монике было черное платье. Да и жизнь, говорят, ведет она почти монашескую. Живет одна. Затворницей, пытаясь свести концы с концами. Часто летает между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом со своим скандальным багажом в поисках самоуважения и самоопределения. И, так сказать, смысла жизни.
Моника вынуждена была расстаться со своей скромной квартирой в Нью-Йорке и переселиться в родительскую. Бизнес у нее не пошел. (Ателье модных дамских сумочек, а надо бы — мужского белья.) Мотаясь между Восточным и Западным побережьями, Моника затевает всевозможные бизнес-проекты, но все они срываются. Раба французской любви, видимо, лишена американской деловитости. Сейчас она носится с идеей создания рекламной фирмы, специализирующейся на окружающей среде, на экологических проблемах. Но с таким, как у нее, паблисити вряд ли преуспеешь на ниве паблик рилейшнс.
Знающие Монику рассказывают, что она живет одиноко, на положении социальной парии. Она уже не ищет любви, даже друзей. Брат ее Майкл посоветовал ей поискать партнера жизни по Интернету — свахе современного технологического общества. Но Моника на это не пошла. Думаю, что правильно сделала. Нарвалась бы на авантюриста-афериста или на жестокого насмешника. Одна из ее знакомых говорит: «Моника до сих пор чувствует себя ядром грязного анекдота. Паблисити ее связи с президентом Клинтоном разрушило все ее надежды связать свою жизнь с порядочным человеком. (А с порядочным негодяем не хочется. — М.С.) Женщины остерегаются ее, боясь, что она, за неимением лучшего, может похитить у них мужей или бойфрендов».
Единственный якорь в скитаниях Моники — это ее семья. Родители помогают ей деньгами. В Нью-Йорке она, как я уже упоминал, живет в их квартире, а в Лос-Анджелесе — на квартире у брата.
Говорят — поди проверь, — что Моника по-прежнему влюблена в своего «Верховного главнокомандующего». Надежда умирает последней, и Моника мечтает о том, как
А пока — sic transit, Моника Левински...
Миннеаполис
