— В августе 2008 года внимание мира было приковано к Южной Осетии. Хотя первоначально Грузия планировала нанести первый удар именно по Абхазии и уже сосредоточила для этой цели мощную военную группировку в Кодорском ущелье. Что предприняло руководство Абхазии, когда стало известно, что Грузия начала боевые действия в Южной Осетии?
— Сразу же, утром 8 августа, наши войска выдвинулись на Ингур. Но миротворцы нас остановили. Из Москвы тоже позвонили: “Не надо вам ввязываться, мы сами примем меры”. После этого мы сосредоточились на Кодорском ущелье. Там с 2006 года была серьезная группировка грузинских войск. Наша тактика состояла в том, чтобы занять господствующие высоты, установить там артиллерию и оттуда бить по грузинским войскам. Сначала мы попытались решить проблему путем переговоров. Я дважды говорил по телефону с госминистром Темуром Якобашвили. Я ему сказал: “Выведите из ущелья войска. Население никто не тронет”. Он дважды отказался. В третий раз я с ним связался через посредников, и он мне передал: “Там у нас такие фортификационные сооружения, столько продовольствия и боеприпасов, что мы полгода продержимся”. Когда мы начали штурм ущелья, а российские войска перешли Ингур и заняли Западную Грузию, грузины просто бежали, побросав все вооружение.
— Партия власти — Единая Абхазия — приняла решение поддержать и.о. президента Александра Анкваба.
— Да бог с ними: любое решение этой организации вызывает в обществе обратную реакцию. Потому что там все чиновники собрались.
— Получается, что все чиновники, которые составляли костяк власти Багапша, приняли решение поддерживать Анкваба? Почему?
— Наверное, потому, что я с самого начала заявил, что если буду избран, то уберу всех чиновников и приведу во власть новых людей. Они есть. У нас очень много квалифицированных специалистов. Мы каждый год сотни лимитов получаем в вузах РФ. Готовим молодых специалистов, которых некуда девать.
— Наверное, и в Абхазии многое решает пресловутый административный ресурс. Вы — премьер-министр, Анкваб — и.о. президента. У кого административный ресурс сильнее?
— Простой пример. В отличие от нас у Анкваба нет штабов по районам, эту роль у него выполняют районные администрации. А эти администрации людям уже поперек горла. Легко догадаться, как на это реагирует население.
— А кого поддерживает на этот раз Москва?
— Руководство РФ придерживается нейтральной позиции. Хотя некоторые структуры откровенно поддерживают кое-кого из кандидатов. Я не думаю, что возможно повторение 2004 года. В абхазском обществе прислушиваются к реакции Москвы. Но решение в конечном счете будет приниматься здесь.
— Если вы станете президентом, как вы будете выстраивать отношения с Россией?
— Любой здравомыслящий абхазский лидер будет проводить дружественную России политику. Стратегический союз означает, что стороны должны идти на жертвы во имя общих интересов. Россия это сделала, когда решилась на признание Абхазии. И мы можем пойти на жертвы, когда это необходимо для интересов России.
— Есть ли в Абхазии антироссийские настроения?
— В Абхазии нет антироссийских настроений. В Абхазии иногда высказывают недовольство по отдельным вопросам. Это связано с тем, что начался новый этап в наших взаимоотношениях. Это уже межгосударственные отношения. Многие вопросы требуют согласования. По ним созданы специальные комиссии: по собственности, по границе. Раньше Россия рассматривала нас как часть Грузии, поэтому подобные проблемы просто не возникали.
— Один из вопросов, по которому возникла полемика, — это вопрос о так называемых “русских квартирах”.
— Здесь у нас нет никаких разногласий. Мы создали российско-абхазскую комиссию, в которой работают специалисты, изучают заявления. Есть случаи, когда комиссия подтвердила необходимость возвращения жилья. Сейчас завершается строительство одного многоквартирного дома, как только он будет сдан, проблемы многих людей мы решим.
— Будет ли разрешено приобретать недвижимость в Абхазии негражданам?
— Сейчас закон это запрещает. Я считаю, что квартиры в новостройках можно будет разрешить приобретать негражданам. Проект такого закона должен быть обсужден в парламенте.
— Когда я въезжала в Сухум, видела строящийся военный городок. А он в чьей собственности будет находиться?
— Все, что сегодня строится в Абхазии, находится в собственности того, кто строит. Россия здесь строит новые объекты, не использует ни один старый. Военные городки, заставы — это все новострой.
— Почему такой кошмар творится на российско-абхазской границе? Люди стоят к окошку паспортного контроля по нескольку часов под палящим солнцем…
— Это временное явление. В советское время здесь был один этот маленький мостик, который сейчас открыт. Потом построили второй, но оказалось, что и этого недостаточно. Сейчас строят третий. Второй мост закрыт по соображениям безопасности. Как только будет закончено строительство нового моста, картина сразу изменится. Это не чьи-то козни, а желание улучшить ситуацию. Поэтому и мост дополнительный строится, железнодорожное полотно отремонтировано, морское сообщение улучшено, и другие виды коммуникаций с помощью России восстанавливаются. Мы собираемся открывать аэропорт — и есть предварительные договоренности по его реабилитации. Через полтора года он уже должен действовать.
- Широкую известность получила история бизнесмена Варова, который создал в Абхазии свой бизнес, а теперь у него серьезные проблемы. Это дало повод говорить об ущемлении прав российских инвесторов…
— У нас немало работает российских бизнесменов, и у нас есть закон, который дает гарантии иностранным инвесторам. Я считаю, что мы должны быть более лояльными к таким людям. Я за то, чтобы помочь Варову разобраться с проблемами таким образом, чтобы не пострадал его бизнес. В этом заинтересованы и жители Гагры, где им создано много рабочих мест. Это надо поддерживать, а не ущемлять.
— Вы долгое время в качестве министра иностранных дел занимались вопросами внешней политики. Почему так трудно идет процесс признания Абхазии в мире?
— Это результат нынешней геополитической конъюнктуры. Сегодня независимости Абхазии противодействуют серьезные силы. На те страны, которые решаются нас признать, оказывается давление, как мы видели недавно на примере Вануату. Но признание в мире — это вопрос всего лишь престижа. Наши объективные интересы учтены признанием со стороны РФ. Для маленькой Абхазии договор с Россией обеспечивает все жизненно важные потребности и решает вопросы безопасности. Все остальное — вопрос времени. Мы можем спокойно этим заниматься, никуда не торопясь.
— Грузия опять заявляет о готовности к переговорам. Возможны ли ваши переговоры с Грузией?
— Заявляя, что Абхазия — оккупированная страна, они тем самым исключают всякую возможность диалога. Мы не считаем себя оккупированной страной. Российские войска находятся здесь по межгосударственному договору и никуда отсюда не уйдут. Придет в Тбилиси осознание, что нужно считаться с реальностью, — с такой властью мы будем готовы разговаривать о нашем мирном сосуществовании. Закон об оккупированных территориях, который они приняли, просто не дает возможности для переговоров.
— Верно ли, что к вам на стройки едут рабочие из Грузии?
— К нам на стройки едут гастарбайтеры даже из Евросоюза. В частности, из стран Прибалтики.
— Как будет решаться вопрос грузинских беженцев?
— Вопрос с беженцами давно решен. Всех, кого мы могли вернуть, мы вернули. Они живут в Гальском районе. Мы хотим их вовлечь в нашу абхазскую жизнь и сделать равноправными гражданами. Кого нельзя возвращать, по тем надо решать вопрос, как их адаптировать там, где они есть.
— А зачем вы посылаете террористов из Гальского района взрывать посольство США в Тбилиси?
— Мы никаких террористов никуда не посылали. Террористов всегда посылали из Грузии к нам. Есть люди, которые давали признательные показания, их судили у нас за терроризм. Мы проявили добрую волю и по просьбе разных международных организаций передавали их Грузии. Сегодня в наших тюрьмах таких людей нет.
— Гальский район — это по-прежнему “серая зона”, где можно манипулировать количеством избирателей? Вы опасаетесь фальсификаций на выборах?
— В общественном мнении сложилось впечатление, что что-то такое готовится. Мы знаем о многих фактах. Например, что у людей в массовом порядке за плату берут ксерокопии паспортов. Зачем это делается, можно только догадываться. Мы предложили всем кандидатам обратиться в ЦИК с предложением, чтобы по дополнительным спискам могли голосовать не более 2% избирателей. Штаб Анкваба отказался. Фальсификации скорее всего будут по дополнительным спискам.
— Что вы намерены предпринять, если обнаружите, что происходят массовые фальсификации?
— Я не допущу, чтобы у меня отняли победу. Я знаю, как это сделать. Я в своей жизни немало сражался и немало революций устраивал. Я был лидером Народного форума Абхазии Айдгылара, с конца 80-х боролся здесь с грузинским шовинизмом и экстремизмом. Я был организатором сопротивления во время войны 1992—1993 года. Еще до того как началась война, мы готовились к ней в подполье, создавали отряды сопротивления. Именно Айдгылара занималась мобилизацией добровольцев, которые шли сражаться за Абхазию.
— То есть здесь может повториться ситуация 2004 года, когда противостояние сторонников Багапша и Хаджимба вылилось на улицы?
— В 2004 году я был одним из тех, кто настаивал на компромиссе. Я пошел к вооруженному народу и объяснил, что надо разойтись. И они меня послушались. Сегодня я никого уговаривать не буду. Если кто-то собирается нарушить закон и отнять у народа победу, это ему с рук не сойдет. За дестабилизацию будут отвечать те, кто фальсифицирует выборы. В 2004 году не было уверенности, что Хаджимба победил. Иначе я не просил бы его сторонников разойтись, а встал бы рядом с ними.
